Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая - М. Маллоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А так всегда получается, — сказал он. — Хочешь как лучше, а выходит…
— …а выходит, как хуже нельзя! — буркнул из угла Дюк.
— Хуже можно, — сказал Джейк.
— Вот поэтому ты должен знать, как все обстоит на самом деле!
Д.Э. промычал невнятно.
— Чего? — переспросил Дюк.
— Развел, говорю, панихиду на ровном месте!
— Я? — Дюк аж прижал к груди руки. — Панихиду? На ровном…
Он задохнулся от обиды.
— На ровном, значит, месте?
— Ну, а кто, я, что ли? — фыркнул Джейк. — Я вообще был бы спокоен, как надгробие, если бы…
— Значит, на ровном месте?
— Ой, ну тебя! — Джейк схватился за голову. — Дурак.
— Я еще и дурак?
Д.Э. молча отвернулся.
— Ну, и пожалуйста, — сказал М.Р.
Пошарил в карманах, захватил пиджак, протиснулся мимо компаньона, и спрыгнул на ходу.
— Ты что, обалдел? — раздалось вслед.
Дюк молча продолжать шагать по дороге. Шел, шел в летних сумерках, злясь еще больше от того, что пахло зеленью и на закатном небе расплывались в томной дымке золотые и красные разводы, и что у некоторых совсем нет мозгов. Потом резко свернул и стал спускаться к реке.
Наверху прошлепали копыта. Зашуршала трава.
— Как нагуляешься, скажешь, ладно? — Д.Э. тоже нагнулся, ополаскивая пыльную физиономию.
— Пить ужасно хочется, — невпопад отозвался М.Р. и зачерпнул еще водички. — Что-то я, как та половина лошади у Мюнхгаузена, полреки уже высосал, а только хуже жажда. Слушай, у меня, помоему, изжога.
Дюк спохватился, что говорить этого не собирался — еще опять чем-нибудь назовут, и повернулся к компаньону. Но тот только пожал плечами.
— Ты бы больше пирожных всухомятку тер, еще и не то будет.
— Это кто говорит? — прищурился М.Р. — Кто этот человек? Тот, кто сожрал пирожных больше меня?
— Так изжога-то у тебя! — парировал Джейк.
— Вот я и говорю! — кивнул М.Р. — Нет на свете справедливости!
— Тоже мне, открытие.
— А вы, сэр, что, собственно, делаете?
Джейк поднял какую-то палку, сломал ее об колено и теперь старался поджечь.
— А я, сэр, пытаюсь добыть для вас кусок угля.
— Зачем?
— От изжоги.
— Что, опять Фенимор Купер?
— Нет, Роза. Наша горничная. Эй, ты что?
— Голова что-то болит, — промямлил Дюк.
Как-то юная красоткаНа полянке танцевала,До канавки доскакавшиНогу там подобрала…
— Нос Тихо Браге, — Д.Э. приподнялся на локтях и посмотрел на компаньона. — Сэр, как вы думаете, кто такой этот Тихо Браге?
— Датский астроном, — еле слышно отозвался М.Р. и облизал сухие губы.
— Страшно знаменитый, конечно?
— Угу.
— Потерял нос на дуэли? А нос был бы хорош резиновый, как у тех клоунов, да?
— Угу, — промычал Дюк, повернулся задом и накрыл голову пиджаком.
У Д.Э. не было ни резинового носа, который мог бы принадлежать датскому астроному, ни лекарств, и ни малейшего соображения, что делать с парнем, у которого руки ледяные, спина мокрая, лоб горячий, как печка, самого трясет в ознобе, а через минуту он сбрасывает с себя куртку, одеяло с «Майфлаэура», плед сэра Генри Вудстока, безымянную скатерть, и все повторяется сначала.
— Черт! — выругался Джейк и, выбравшись на козлы, и, послав гуманность к черту, изо всей силы хлестнул Злыдня вожжами.
— Прости, друг, — сказал он, — спать тебе сегодня не придется. — Пошел!
Глава двадцать седьмая
Пять баксов для доктора Брауна
Мне нужен доктор Браун, мэм. — Проходите, пожалуйста. Доктор сейчас придет.
— Мэм, это не мне.
Медицинская сестра окинула ночного визитера удивленным взглядом.
Д.Э. Саммерс перевел дыхание и моргнул подбитым глазом. Еще была здоровая кровоточащая ссадина на подбородке: нежданная встреча с «Шафферс Лилипут Ревью». Он ушел бы запросто — но впереди была железная дорога, совсем рядом свистнуло, ударило дымом, Злыдень шарахнулся от гудка — и перебраться на ту сторону катафалк не успел.
— Ваши ссадины нужно обработать.
— Нет, мэм, не нужно.
— Да что с вами такое? — поразилась сестра и только тут обратила внимание, что лошадь, запряженная в катафалк, загнана и дрожит. — Что-то произошло?
«Схватка Гулливера с лилипутами», — хотел съязвить искатель приключений, но смолчал. Он вообще предпочел бы не распространятьcя об этой истории. Пока лилипуты, числом человек десять, как ни в чем ни бывало возвращались по местам, а искатель приключений выплевывал дорожную пыль, загребая пальцами камушки на дороге, и хватал ртом воздух, говнюк директор потрошил карманы лежащего без движения М.Р.
— Не подумай плохого, сынок, — сказал он Д.Э. своим противным голосом, и засунул деньги в нагрудный карман. — Небольшая компенсация ущерба. Бизнес, дорогуша, просто бизнес.
И лилипут скрылся в головном фургоне. Клоуны в жилетах, под которыми не было рубашек, глотнули из фляжки, которую достал из кармана Пом.
— Порядочек, — цирковым голосом пропищал Пим.
— Ага, порядочек, — басом отозвался его коллега.
Они побросали окурки и тоже скрылись. Через минуту караван покатил дальше.
— Вам придется его перенести, — говорил доктор Браун, направляясь к катафалку. — Что… э-э… что стряслось с вами?
— Ничего, — пробормотал искатель приключений, гадая, точно ли доктор его не помнит или делает вид из вежливости. — Правда, ничего.
Доктор молча указал тростью на «Передвижной музей-аукцион», получил утвердительный кивок и, не спрашивая более ничего, полез внутрь.
М.Р. метался по одеялу. Лицо его так покраснело, что казалось при свете «летучей мыши» коричневым. У Д.Э. окаменели ноги: когда он пять минут назад выскакивал из фургона, этого кашля с свистящим хрипом из глубины души еще не было. Джейк посмотрел на доктора и понял, что нести никого никуда не надо.
— В спине болит, — сказал Дюк еле слышно.
Потом открыл глаза и сказал:
— Сифилис!
— Ах, вот, откуда я вас помню! — доктор надевал стетоскоп. — Ну-с, хорошо, давайте взглянем.
Джейк замялся. Самая трудная часть его дела была еще впереди.
— Доктор Браун… — тихо сказал он.
Тот даже не обернулся.
— И вы тоже… — в ушах у него уже был стетоскоп, и доктор выразительно взмахнул рукой. — …э-э… раздевайтесь.
— Но доктор…
Доктор Браун раздраженно свистел носом.
Д.Э. переступил с ноги на ноги.
— Понимаете, — сказал он, заливаясь до ушей краской, — я как раз хотел вам сказать одну вещь.
— Раздевайтесь-раздевайтесь, — доктор бросил стетоскоп в саквояж.
— Да нет, я не об этом…
— А я как раз об этом.
— Нет, вы не поняли…
— Снимайте рубашку, потом.
— Да я как раз хотел сказать, — искатель приключений намертво вцепился в воротник, — у нас пятнадцать баксов!
Он полез в карман жилета.
— Хватит только на него, а ему нужнее!
— Почему пятнадцать, вы с ума сошли. Я… э-э… беру за прием пять.
— Но ведь мы еще за прошлый раз должны!
— Не морочьте мне голову, молодой человек! Что за оперетта. Потом… э-э… Потом отдадите.
Хорошие новости были такими: никакого сифилиса ни у одного, ни у второго нет. Сыпь была от того, что М.Р. Маллоу слишком сильно любил апельсины. Плохие: у него воспаление легких.
Доктор написал что-то на бумажке и захлопнул саквояж.
— Здесь все разрушено. Езжайте в Сан-Хосе, 751, Авеню Южная Баском! — перебил он, отдавая бумажку Джейку. — За час доедете наверняка. Поезжайте, черт вас возьми!
И выбрался из фургона.
— Я заплачу! — крикнул вслед Д.Э. — Честное слово!
Доктор Браун, не оборачиваясь, кивнул: понял, мол. Джейк поправил компаньону свернутую куртку под головой, укрыл и вколчил на козлы.
— Сколько времени он здесь пробудет?
В пустом больничном коридоре собственный голос звучал слишком громко и слишком робко.
Медицинская сестра пожала плечами, укрытыми форменной пелериной.
— Недель шесть.
— А… а сколько здесь стоит?
Голос сестры звучал мягко, спокойно. Таким же точно — мягким, спокойным, было ее белощекое лицо.
— Два доллара сутки.
Утреннее солнце украсило больничные стены рваными колышущимися тенями.
— Что-нибудь еще? — поинтересовалась сестра.
Джейк покачал головой.
— Нет. Ничего. Спасибо.
М.Р. Маллоу, худой, бледный, только глаза да кудри остались, пытался читать газету, лежа на койке. Доктор сказал, что «состояние удовлетворительно» еще четыре дня назад, и М.Р. уже начал набивать на градуснике температуру, но как раз сегодня утром был пойман за этим занятием, признан здоровым совершенно и надеялся на две вещи: что каким-нибудь чудом появится компаньон, или что некто М.Р. Маллоу рискнет смотаться в неизвестном направлении прямо в больничной рубахе, без вещей.