ЗАПИСКИ СЕЛЬСКОГО СВЯЩЕННИКА - Георгий Эдельштейн

Очевидцы

111

зя расценивать иначе, как недопустимую бестактность и дерзость, противоречащую церковным канонам, элементарному такту и вежливости.

3.  Называть какого-либо архиерея (в данном случае, Преосвященного Феофана, епископа Каширского, а не Кашинского, как в Вашем письме) своим «приятелем», это со стороны священника — явная непристойность и опять-таки дерзость и хвастовство.

4.  Сам объект Вашего «заступничества» — человек, известный, в Русской Православной Церкви и особенно в Вологодской епархии как стяжатель, как человек, опозоривший себя во многих отношениях. Попытки восстановления его доброго имени обречены на неудачу и не делают чести ни Вам, ни тем более враждебным по отношению к нашей Церкви органам печати («Русская Мысль» и другие), на которые Вы ссылаетесь.

5. Единственный возможный путь для Вашего «подзащитного» — принесение искреннего покаяния, на что он вряд ли способен, ибо уже в декабре пр. года в беседе с официальными представителями органов власти признал себя неверующим.

Архиепископ Вологодский и Великоустюжский МИХАИЛ

В связи с тем, что Вы, с непонятной мне целью, направили копию Вашего письма Высокопреосвященному архиепископу Смоленскому и Вяземскому Кириллу (еще одно проявление недостатка у Вас должного церковного воспитания), вынужден направить Его Высокопреосвященству копию настоящего ответа на упомянутое Ваше письмо".

"Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященному Михаилу, Архиепископу Вологодскому и Великоустюжскому. Девентер, 22 июля 1988 г.

Ваше Высокопреосвященство,

На днях я получил от о. Георгия Эдельштейна письмо, в котором он мне сообщил о том, что Вы послали ему отпускную грамоту и его личное дело. Хочу выразить мою благодарность за то, что Вы дали этому священнику возможность продолжать его труд на ниве Господней. Прошу Ваших молитв и Божьего благословения.

Искренне Ваш, священник Теодор ван дер Воорт"

112

Поперек письма рукою архиепископа Михаила начертано:

"Автору этого письма, отправленного обратно. Отпускная грамота, как правило, на руки не выдается: такой выдачи или отсылки почтой не было и в данном случае. Уже в ответе на Ваше «ходатайство» о Г. Эдельштейне я имел случай указать на его (ходатайства) неуместность. Жаль, что Вы не поняли. Ваша благодарность столь же неуместна, ибо отпускная Г. Эдельштейну никак с Вашим ходатайством не сопряжена.

Архиепископ Михаил 1.08.88 г."

Более полной и точной характеристики архиепископу Михаилу не дал бы никто. Напыщенный, надменный, почтительнейше влюбленный в себя, никогда не ответивший никому ни слова по существу возводимых обвинений, по существу того указа, которым он объявил мне строгий выговор с предупреждением, а потом запретил в священнослужении. Зато мелочно замечающий каждую чепуховую ошибку (через месяц после запрещения строго отчитал меня, что на моем прошении о прощении нет даты, но по существу дела — ничего). И классическая ссылка на "беседу с официальными представителями органов власти". Пойди проверь, что кому и когда я говорил. Епископ Сергий хоть указывал источник информации: "имею сведения от т. Косицына", а здесь и того нет. Почему именно "стяжательство", а не хулиганство, не фарцовка, не торговля наркотиками или хранение оружия? Просто потому, что (классическая формулировка, ее бы на каменные скрижали): "Попытку священника выражать сомнение в целесообразности и обоснованности действий архиерея вообще нельзя расценивать иначе, как недопустимую бестактность и дерзость, противоречащую церковным канонам (каким? Разве история Церкви не знает случаев правоты священников в споре с епископом? Разве недостаточно примера одного лишь Максима Исповедника?), элементарному такту и вежливости". Не проще ли и не короче ли — "Молчать, когда со мной разговариваешь!"?

Ярче всего различие между архиепископами Хризостомом и Михаилом проявляется в их отношении к церковным наградам. В практике Михаила это всегда — грандиозное, высокоторжественное шоу, с пышными речами и последующим обильным возлиянием. Хризостом нарочито бравирует своим полным пренебрежением к цацкам. В день своих именин, 13/26 ноября 1979 года, вручая мне указ о назначении на приход в Коровино, он поинтере-

113

совался, что я думаю о наградах. "Ничего не думаю, Владыко. Чем можно наградить священника? В день рукоположения он получил самую высокую награду на земле — крест, выше не бывает". — "Правильно. А то встретятся два священника, и первым делом обнюхаются: у кого какой крестик... Крест с украшениями! Два креста! Чепуха какая-то. Будь на то моя воля, я бы сразу при рукоположении навешал на священника все награды, пусть забавляется. Набедренник, палицу, два креста, митру и непременно — обязанность служить с отверстыми Царскими вратами до «Отче наш», а потом, если ни в чем не провинился, понемножку награды бы снимал. Куда старичку в митре служить, у него и без митры головка набок клонится. Царские врата старичку можно бы и закрыть: пусть посидит во время пения антифонов, если ножки слабенькие. А молодой пусть стоит перед Престолом смирно и на виду у всей Церкви". И вдруг очень весело рассмеялся: "Вот я и не буду вас ничем никогда награждать". — "Спасибо, Владыко, не награждайте". Но ежегодно я получал по почте указы: "...награждается, возложить на себя на ближайшем Богослужении".

На Георгия Победоносца в 1982 году он служил в Коровине иерейским чином, без помпы, без парада, без мантии и пажей, без торжественной встречи, без примикирия, дикириев, трикириев, рипид и жезлов. И даже без звероподобного протодиаконского рыка. Прошел в алтарь, прочитал входные молитвы, сам облачился и совершил проскомидию. На малом входе, не предупредив ни о чем, попытался нахлобучить мне на голову камилавку, она была размера на три меньше головы. Хихикнул, сделал три шага к Престолу, сказал: "Отложите ее на скамейку", — и забыл. За обедом велел иподиакону в тот же вечер вернуть камилавку хозяину-микрокефалу. Сказал, что помнит наш разговор, но такова рутина, не стоит копья ломать из-за пустяков, есть проблемы поважнее. Сам Хризостом в начале карьеры очень быстро продвигался по лестнице вверх, когда у него никаких добрых дел на пользу Церкви не было. А потом, когда без устали трудился в Курске, Иркутске, Вильнюсе, он перестал получать награды. Шустрые Кириллы, Мефодии, Серапионы давно стали митрополитами, ходят в белых клобуках, а Хризостом все еще архиепископ, как в день моей хиротонии.

Архиепископ Михаил, объявляя кому-то из священников благодарности или поощрения, рассыпал копии указов по всем приходам епархии. За два первых года я получил чуть ли не дю-