Пенальти - Альберт Кантоф

— Идет. Одну минуточку, Доминик.

Она набросила одеяло на простыню сомнительной свежести и села на стул.

— Он не такой уж страшный, как ты говорил.

Франсуа предпочел пройти в кухню, ничего не ответив.

Брюньон вышел из лаборатории, держа в руке три еще мокрых отпечатка. Отодвинув чашки, он разложил фотографии на столе.

— Принимайте работу!

Заинтересованные гости склонились над снимками. На первом Авола был виден со спины, мэр-депутат — анфас, а Жан-Батист де Ла Мориньер — в профиль. Они как завороженные смотрели на прямоугольный листок бумаги, лежавший перед ними на скатерти. Хотя на нем почти ничего нельзя было разобрать, было ясно, что это банковский чек. На других фотографиях документ уже исчез. Франсуа вздохнул.

— Это нам мало что дает.

Доминик закурила и скомандовала:

— Принесите лупу.

К удивлению ее напарника, привыкшего к постоянному брюзжанию Брюньона в ответ на его малейшие просьбы, фоторепортер подчинился беспрекословно, как собачонка, и принес лупу. Доминик стала пристально рассматривать чек через увеличительное стекло и потом сказала:

— Я не могу ничего понять, кроме надписи «Чейз Манхэттен Бэнк». — Она выпрямилась и посмотрела умоляюще на Брюньона. — Я прошу вас о невозможном, Фернан…

Уверенный в своей технике, тот выпятил грудь. Изумленный Франсуа видел, что тот сделал бы все, о чем попросила бы Доминик. Он даже спросил себя: «Не вертит ли она так же мною, чтобы добиться своего?» И потом, вспомнив о ее самозабвенных объятиях, выругал себя за подобное подозрение: «Нет, это только сейчас она играет роль». Брюньон взглянул на фото, протянутое молодой женщиной.

— Вы не могли бы максимально увеличить только чек?

Вместо ответа он повернулся к ней плохо выбритой щекой и голосом ярмарочного зазывалы проговорил:

— Еще один маленький поцелуй, и артист начнет свой номер.

Рошан отвел взгляд.

Окурки заполнили пепельницу. Франсуа, надувшись, смотрел в окно. Наконец фоторепортер, торжествуя, появился на пороге лаборатории.

— Я же сказал вам, что для Брюньона нет невозможного.

Он положил увеличенный снимок на стол и отступил назад, словно художник в ожидании похвал, предоставляющий ценителям судить о качестве своего творения. Журналисты снова склонились над фотографией. Все детали чека были отлично видны. Франсуа восхищенно присвистнул, прочитав указанную в нем черным по белому сумму.

— Вот это да!.. Двадцать пять миллионов долларов… эти господа не шутят.

Доминик, казалось, тоже находилась под впечатлением увиденного.

— Никогда бы не подумала, что такие суммы может притягивать простой кожаный мяч.

Фотограф усмехнулся, философски заметив:

— Найдутся люди, готовые за такие денежки убить отца с матерью. И после этого жалуются на грубую игру. Но при нынешней цене удара по воротам не надо удивляться, что некоторые ведут себя на поле, как бандиты. Тут правило такое: «Убирайся, а я займу твое место».

И, не довольствуясь сказанным по поводу оборотной стороны футбольной жизни, по крайней мере, в Вильгранде, он добавил, словно клоун:

— Вы не скажете спасибо маленькому Фернану?

Его всегдашний напарник, раздосадованный этими ужимками, проворчал:

— Тебе не надоело дурачиться?

И остатки плохого настроения он обрушил на свою спутницу.

— Согласен, нам остается лишь опубликовать эту цифру, а фото не позволит им что-либо опровергнуть. Но ничто не доказывает, что Карло Авола замыслил какой-то подвох, который уже стоил жизни двоим… — Он прочел название фирмы, выдавшей чек: — Люксембургская генеральная инвестиционная компания… Все вполне официально. Эти деньги появились не из шляпы!

Доминик не дала себя поколебать.

— Именно это мы и выясним. Ведь нам известен номер счета.

Спортивный репортер снова почувствовал себя бесконечно далеким от той журналистки, в которую окунулся теперь.

— Если бы мы были своими людьми в банке… Но даже если ты выкинешь с директором «Чейз Манхэттен Бэнк» в Нью-Йорке такой же номер, как с нашим великим лопухом Брюньоном, я сомневаюсь, что он предоставит тебе конфиденциальную информацию.

Засовывая фотографию в карман куртки, Доминик бросила решительно:

— Ты идешь?.. Когда нельзя обратиться к Господу Богу, остается только попросить Давида.

Заброшенный завод и полуразрушенный дом бывшего владельца, обросший колючим кустарником, казался в сумерках кадром из фантастического фильма. Франсуа не очень бы удивился, если бы дверь открыл какой-нибудь робот-слуга. Лишь бы это не оказался двойник чудовища Франкенштейна.

Но у Давида, встретившего их, не было даже заостренных клыков.

— Так что? Вам еще нужен маленький талмудист из мира микропроцессоров?

Он по-братски поцеловал Доминик, увлекая ее, обняв за талию, в дом. Франсуа утешился тем, что нашел нечто суетливое в этом парне, способном взламывать самую изощренную кодовую защиту компьютеров. Он увидел в нем достойного преемника толкователей каббалы, искавших конечное в бесконечном, восходя к самым истокам мироздания. Разве не этой цели служили в каком-то смысле горящие экраны его компьютеров? Словно обращаясь к священным древнееврейским текстам, включая тору, их хозяин (выставлявший себя ревностным слугой электронных мозгов) запросил компьютерную память, заложив в нее номер счета Люксембургской инвестиционной компании в «Чейз Манхэттен Бэнк», оказавшийся, таким образом, объектом теологического исследования.

Ловкие пальцы забегали но клавишам. Его не обескураживали отказы допуска в святая святых из-за незнания паролей. Он стал высвечивать на экране ключевые термины специального словаря (составленного наверняка для узкого круга взломщиков электронных крепостей), бормоча, что западному миру печальным образом не хватает воображения: банкиры и поэты используют обычно один и тот же набор слов, чтобы обозначить самое для них сокровенное.

Франсуа с любопытством следил за этими лихорадочными поисками, желая, чтобы они увенчались успехом, и в то же время опасаясь, что будет вынужден аплодировать этому странному типу, которого продолжал считать потенциальным соперником в сердечных делах. Несмотря на его молчаливый скептицизм, сеанс электронной магии закончился удачно.

На стеклянном экране вдруг засветилась, слабо мерцая надписями, схема организации фирмы. Доминик воскликнула:

— Эврика!

Рошан успокоил себя тем, что это проникновение в банковские секреты позволит ему продолжать расследование вместе с той, которая стала ему теперь так дорога. Доминик заметила:

— Это похоже на русские матрешки.

Действительно, Люксембургская генеральная инвестиционная компания оказалась лишь конечным пунктом в длинном ряду других коммерческих фирм с названиями одно пышнее другого. Их штаб-квартиры были рассыпаны по большинству районов мира, слывущих налоговым раем: Сейшельские острова, Багамские острова, Монако, остров Ангилья. Эта финансовая пирамида утыкалась вершиной в сицилийское кредитное заведение: «Банко де Сиракуз».

Возбужденный Давид снова стал переходить от одного компьютера к другому, стремясь выявить последние перемещения активов.

Удача опять улыбнулась им.

Многочисленные фирмы — щупальца этого многонационального спрута — держали свои счета в одном и том же нью-йоркском отделении «Чейз Манхэттен Бэнк», уверенные в его лояльности, которую гарантировала значительная сумма вкладов (их массовое снятие означало бы катастрофу для этого отделения). Именно на это отделение был выписан чек, продемонстрированный Карло Аволой.

Оставалось теперь вникнуть в смысл всех этих колонок, где были записаны суммы в лирах, долларах или фунтах стерлингов. Франсуа лишний раз восхитился эффективностью действий своей спутницы, которая, усевшись, в свою очередь, за один из компьютеров, стала жонглировать датами и обозначенными денежными суммами, чтобы разобраться в механизме их переводов. Можно было подумать, что она была помощником биржевого маклера на Уолл-стрит. Давид не преминул это отметить.

— Скажи, есть что-то, чего ты не умеешь? Это бы меня весьма утешило.

Но ничто, включая юмор, не могло отвлечь Доминик от ее кропотливого труда. Она только попросила кофе.

— Чтобы продержаться до конца.

Франсуа, ничего не делавший, ибо ничего не смыслил в математике, вызвался помочь и вскоре вернулся из кухни с крепким до горечи «мокко». Прошло уже несколько часов, с тех пор как они начали эту работу. Ночь пролетела так быстро, что они не заметили. То записывая что-то на экране, то стирая, Доминик пила чашку за чашкой и курила сигареты одну за другой. Дым плавал по комнате, создавая вокруг лампы призрачный ореол, словно в фантастическом фильме, где подмигивающие компьютеры были бы действующими лицами, а люди, прикованные к клавишам, их творениями.