В горах Кавказа - Монах Меркурий

— Оставь ты этот глупость, — настаивал темнолицый, — давай займемся хорошее дело, разведем здесь большая пасека и тогда оба будем жить богато.

— Нет-нет, — возражал отшельник, — мое основное дело — это богослужение, а не пчеловодство. И богатство мне совсем не нужно, потому что я одинокий человек.

— Тогда я тебе здесь жить не разрешаю. Это мой охотничий участок. Здесь я хозяин.

— А где кончается этот твой участок?

— Весь левый сторона реки, до самый хребет, — ответил охотник.

Взял винтовку, мешок с медвежьей шкурой и ушел на ночлег в келью брата-ленивца. Придя к нему, сказал:

— Пусть твой товарищ по-хорошему отдаст мне пять ульев из своей пасеки.

— А сам он за счет чего будет существовать? — спросил тот.

— Какой мой дело, пусть еще разводит...

Рано утром темнолицый стал бродить по кустарниковым зарослям вокруг поляны, спустился до половины косогора и, в конце концов, наткнулся на укромное место, где у пчеловода были спрятаны бочки с медом — в общей сложности двести килограммов. Обнаружив мед, хищник сразу же ушел в селение.

Предчувствуя что-то недоброе, пустынник пошел в свое укромное место и увидел, что сыщик обнаружил его кладовую. Медлить было нельзя. Всю ночь пчеловод с электрическим фонариком переносил мед из одного секретного места в другое. Утром, закончив дело, запер келью на замок и ушел на вторую поляну.

В тот же день на первую поляну заявились трое грабителей — родные братья темнолицего, причем один из них был лесником участка, на котором располагалась эта поляна. Все они пришли с бидонами, надеясь наполнить их медом, но... надежда их, конечно, оказалась тщетной. Тогда они сообща стали рыскать по косогору, отыскивая новое место, куда была перенесена кладовая. После длительных безуспешных поисков предводитель зашел в келью ленивца и сказал ему:

— Ну ладно... Пусть мед он унес, зато пчелы эти все будут мои. Я буду разводить здесь для себя пасеку.

После неудачного набега шайка ни с чем ушла в селение.

Пчеловоду опять предстояла спешная работа: нужно было до похолодания перенести пасеку с одного места в другое. Найдя в стороне от второй поляны, среди густых зарослей, подходящее место на склоне горы, он расчистил там небольшую площадочку и растянул на ней палатку. Каждый вечер приходил на первую поляну с переносным ульем и одну за другой уносил пчелосемьи на новое место. Это был необыкновенно тяжелый труд.

Для того чтобы перенести одну пчелосемью вместе с ульем, нужно было ходить три раза с полной нагрузкой. Сначала приходилось переносить пчел и двадцать четыре основные и подставные рамки для улья, затем — основной и надставной улье-корпусы и напоследок дно и крышку. В общей сложности при переносе всей пасеки требовалось сходить двадцать четыре раза, при длине пути в четыре километра, спускаясь с горы по речке и потом опять подымаясь.

Обстоятельства вынудили пробираться по кустарниковым зарослям, не делая тропы, чтобы не выдать нового местонахождения пасеки. Предстояло еще перенести объемистую медогонку и весь пчеловодный инвентарь, и все это — в кратчайший срок. Изнемогая от усталости, брат в течение тринадцати ночей завершил эту изнурительную работу. Когда он пришел к церковке, его обступили братья. Все они, за исключением отца Исаакия, больного брата и жителя дупла, который в то время отсутствовал, настоятельно просили:

— Отдай, брат, охотнику пчел. Отдай ради мира. Ты сам знаешь, что в Евангелии написано: Отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку (Лк. 6,29).

Пчеловод возразил:

— Так написано у Евангелиста Луки, а у Матфея несколько иначе: Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду (Мф. 5,40). Итак, если этот посягатель имеет какое-либо отношение к моей пасеке, то пусть судится, я уступлю ему.

— Нет-нет, — загалдели они, — отдай, отдай. Исполни Евангельскую заповедь.

Один из вновь пришедших заметил:

— В Писании сказано: Кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два (Мф. 5,41). А потому, брате, ты бы не только пчел, а и меду даже оставил бы ему хоть немного.

— А я с чем бы остался? На какие же средства стал бы существовать?

— Бог тебя не оставит. Бог тебе невидимо поможет, — в один голос уверяли братья.

Тогда пчеловод, глядя на них, сказал:

— Любезные братья-благотворители! Вы пришли сюда, на это благоустроенное пустынное место по прорубленной торной тропиночке. Вы не внесли еще никакого вклада в освоение пустыни. Не испытали тягости изнурительных трудов, не имеете о них даже малейшего представления. Ваши финансовые сбережения еще целы, и каждый хранит их при себе. Я же остаюсь вовсе ни с чем.

Теперь я между двух огней: въезд в город мне воспрещен из-за того, что после пребывания в спецприемнике я дал подписку о выезде из города в двадцать четыре часа, а потому, при вторичном водворении в спецприемник, буду уже посажен на скамью подсудимых за нарушение паспортного режима. Но и остаться здесь — значит жить, как на вулкане! Вы в собственных интересах говорите мне «отдай, отдай, отдай!» Вы силитесь возложить на меня бремя, какого сами понести не сможете. Ведь вы обыкновенные плотские люди, такие же, как и я, ни на йоту не опередившие меня ни в чем. И поэтому я не хочу вас слушать.

Если бы эти слова сказал мне больной брат, я возразил бы даже ему. Хотя знаю с уверенностью, что если бы он оказался в моем положении, то, ни на минуту не задумываясь, поступил бы так, как желательно вам. Но... делаю оговорку, — он монах, пришедший в меру совершенства, а я пока еще только новоначальный. И если по каким-то чрезвычайным обстоятельствам больной брат вынужден будет выйти из пустыни в мир, то в любое время, в любом месте и при любых обстоятельствах — мир (по словам преподобного Серафима Саровского) как раб будет служить у ног его лишь только потому, что он есть истинный раб Божий, новый человек — человек не от мира сего, достигший меры бесстрастия. И простодушные люди, младенцы во Христе Иисусе, сразу же почувствуют исходящее от него духовное благоухание, которого не чувствуем мы по своей душевной черствости и тайной гордости из-за своего самопревозношения. Эти духовные младенцы неотступно будут пребывать возле него, доброхотно исполняя все его повеления. А наши веления исполняться не будут. И если я выйду в мир без средств к существованию, то знаю, что меня ожидают в нем великие житейские беды, ибо они уже были мною испытаны не один, а несколько раз. Именно поэтому, думая о завтрашнем дне, при своем духовном убожестве, я боюсь за свое будущее, если останусь без всяких средств. Но если вы настаиваете на своем, предлагаю такой вариант: купите сообща мою пасеку. Продам ее за полцены. И подарите ради мира этому паразиту. А я уйду в другое междугорье.

После этих слов учители-советчики изумленно посмотрели на пчеловода и замолчали, словно воды в рот набрали. Потом один за другим разошлись кто куда.

Через три недели на первую поляну вновь заявился темнолицый хищник, чтобы подготовить пасеку к надвигающейся зиме. Обнаружив вместо пасеки лишь торчащие из земли колышки, он пришел в бешенство. Сорвался и этот грабительский замысел. Желанная добыча опять выскользнула из рук. Увидев подошедшего ленивца, разбойник воскликнул:

— Все равно этот пасека будет мой! Я подкараулю твой товарищ возле озера и застрелю его из моя винтовка!

Темнолицый не понимал, каким образом перенесли пасеку. Потом, вероятно, подумал, что монахи сделали это сообща. Переночевав у ленивца, он ушел утром на вторую поляну. Нашел возле мельницы прорубленную в зарослях тропу и вышел по ней к церкви. Затем он осмотрел все кельи и созвал братьев в одну из них. Когда все собрались, охотник стал возле двери, вытащил из-за пояса огромный охотничий нож и, обратясь к ним, сказал:

— Я вас сейчас всех перережу до единого, если не скажете мне, куда вы перенесли и спрятали от меня пасеку!

Братья испуганно молчали, не зная что говорить. Бандит, размахивая ножом, кричал, требуя ответа. Наконец, один брат ответил:

— Наша пасека здесь. А про ту, что ты спрашиваешь, мы и сами не знаем, куда он ее перенес.

Грабитель замолчал, поверив этому ответу, потому что видел четыре улья, одиноко стоящие на поляне. Ему стало ясно, что у них свои пчелы. Успокоившись, темнолицый попросил:

— Помогите мне принести на свой охотничий участок тяжелые капканы. Они лежат у озера. Я буду расставлять их по лесу.

После того как братья согласились, он ушел от них и скрылся в лесу.

Пчеловод в те дни находился в кельях приозерных монахинь. Опять наступил период тяжелых трудов. Успеть нужно было до снега. Он переносил мед по ночам в четырех алюминиевых бидонах по 10 литров каждый. Дорогу освещал электрическим фонариком. Прятал груз у камней-монолитов и заваливал щебнем. Затем шел в Амткелы — село у автодороги, — нанимал человека с собственной лошадью и на ней увозил мед к автобусной остановке. Отсюда он перевозил мед в город и сдавал на конфетную фабрику. Получив расчет, возвращался в пустынь и все повторялось.