Архив шевалье - Максим Теплый

– Не умрет! – зло буркнул Каленин. – Уже очухался и пытается встать.

– Надеюсь, вы отнесетесь к моему совету с полной серьезностью. – Фрау Шевалье встала и медленно поплыла к выходу. Уже с лестницы она добавила: – Да, и если надумаете съезжать, то не забудьте предупредить Putzfrau. Она подыщет кого-нибудь на ваше место. Прощайте…

…Беркас хорошо помнил эту бессонную ночь, которая прошла в мучительных размышлениях и была наполнена непрерывной болью: то глаз начинал нестерпимо ныть, то напоминали о себе разбитые в кровь фаланги пальцев правой руки. С первыми серыми пятнами рассвета, проникающими в комнату сквозь узкое окно, Каленин встал и направился в ванную. В этот момент он и услышал тихий стук во входную дверь – не звонок, а именно легкое постукивание, будто кто-то кончиком пальца робко обозначал свое присутствие.

Каленин механически взглянул на настольные часы – было полшестого утра. Он не стал открывать дверь кнопкой, а тихо поднялся по лестнице и приложил ухо к холодному дереву. Сомнений не было: кто-то стоял за дверью и нерешительно постукивал в нее.

– Кто там? – наконец тихо спросил Каленин.

– Это я, Ганс. Открой… Прошу тебя…

Каленин минуту раздумывал, потом быстро спустился вниз, схватил на кухне маленький изящный топорик для разделывания мяса и снова поднялся к двери. Он щелкнул замком и, отступив на шаг, произнес:

– Заходи, если не боишься.

Увиденное его сперва обрадовало. Удар, которым он угостил Беккера, оказался, видимо, очень убедительным: у того за ночь развился так называемый «очковый эффект», то есть вокруг обоих глаз обозначились два черных кровоподтека. «Э-э-э, дружок! Кажется, у тебя маленькое сотрясение мозга!» – не без удовлетворения отметил он.

Но Беккер выглядел настолько подавленным, что Каленин сразу забеспокоился. Было ясно, что тот заявился в такую рань вовсе не для объяснений по поводу побитой физиономии.

– Понимаешь, – промямлил Беккер, – я должен был за ней заехать в пять утра. У нее билеты на какой-то ранний самолет. Но ее нет в квартире…

– Что, надула тебя твоя дама сердца? – зло отозвался Каленин. – Видимо, и от тебя следы свои прячет, и от этого, как его… Мессера?

Беккер вздрогнул и приложил палец к губам.

– Умоляю, не произноси громко никаких имен. Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Они вошли в лифт, который весь оказался испачкан какими-то свежими бурыми пятнами.

«Похоже на кровь!» – подумал Каленин.

– Да, это кровь! – как бы читая его мысли, подтвердил Беккер. – Ее кровь!

Двери лифта открылись на третьем этаже, и Каленин, похолодев сердцем, увидел, что от приоткрытой двери, ведущей в квартиру хозяйки дома, к лифту тянутся две широкие полосы: так, будто кого-то волокли по полу, а тот размазывал ногами собственную кровь.

Беккер толкнул дверь, и Каленин увидел, что прямо в центре коридора, метрах в пяти от входной двери, темнеет лужа крови, от которой и тянутся следы…

– Ты был в квартире?

Беккер отрицательно мотнул головой.

– А может, она там, внутри?

Беккер судорожно дернул плечами, давая понять, что вовсе не уверен в этом, но и не намерен заходить в квартиру.

– Давай посмотрим. – Каленин решительно шагнул вперед и, стараясь не наступать на то и дело встречающиеся следы крови, обошел все четыре комнаты.

Он обнаружил два собранных чемодана, другие явные следы того, что человек собирался в дорогу. Наконец он услышал какой-то странный звук, доносящийся из ванной комнаты. Беркас открыл ее и отшатнулся: на полу бился в агонии истерзанный пес фрау Шевалье, маленький Томми, который еще двигал помутневшими глазами, но было понятно, что он доживает последние мгновения.

Сзади застонал Беккер, который все это время шел за Калениным, и его вырвало прямо тут же, в коридоре.

– Да-а-а! – протянул Каленин. – Похоже, что маршрут фрау Шевалье круто изменился.

– Пойдем отсюда скорей! – пролепетал Беккер.

– А поздно уже! – холодно отозвался Беркас. – Гляди-ка!

Беккер поднял голову и увидел, что в дверях квартиры стоят два полицейских, держа наготове оружие и приглашая их обоих приблизиться.

– Только прошу вас, очень медленно, господа! – сказал один из них. – А вы, молодой человек, будьте любезны, аккуратно положите топор к ногам и, если хотите уцелеть, не делайте никаких резких движений!

Только в эту секунду Каленин с ужасом догадался, как все это выглядит со стороны: кругом кровь, рядом блюющий Беккер с почерневшими от синяков глазами, и он сам – с топором в руках, заплывшим глазом и разбитыми костяшками пальцев.

…В полиции их продержали до самого вечера. Сначала отпустили Беккера, так как его родители и соседи подтвердили, что он ночь провел дома и даже приглашал врача, который сделал ему обезболивающий укол… Кроме того, пожилая дама, проживающая напротив дома Шевалье, мучаясь бессонницей, видела в окно, как около пяти утра Беккер на машине подъехал к дому фрау Шевалье и больше, по ее словам, из подъезда не выходил, пока не приехали полицейские.

Хуже обстояло дело с Калениным, объяснения которого полиция воспринимала с большими сомнениями. Зачем он в такую рань впустил Беккера, раз они накануне так сильно поссорились? Зачем взял топор? На топоре оказались едва заметные следы крови, о которых Каленин не мог сказать ничего вразумительного. Он только позже сообразил, что мог в лифте прикоснуться топором к стене, которая была забрызгана кровью, но полицию такое объяснение устроило далеко не сразу. К тому же подлый Беккер поспешил проинформировать полицию, что войти в квартиру предложил именно Каленин, и кто знает, не был ли он там за пару часов до этого.

Каленин в тот день еще раз убедился, насколько верна поговорка «Сила – в правде!». Он твердо стоял на своей версии случившегося, не отклонялся от нее ни на один миллиметр и не позволял запутать себя каверзными вопросами. Помимо этого он неустанно требовал, чтобы в полицию немедленно был приглашен господин Куприн из советского посольства.

Наконец, после вмешательства Куприна, его все же отпустили, взяв письменное обязательство не покидать в ближайшие дни ни Бонн, ни Германию.

– Может быть, вам стоит переехать на территорию посольства? – мрачно спросил его Куприн, когда уже под вечер они вместе покидали полицейский участок. – Там по крайней мере действует принцип экстерриториальности. Там вас не достанут.

– Нет, не надо! – заупрямился Каленин, размышляя о невеселой перспективе оказаться на несколько месяцев под замком. – Я ничего дурного не делал! Вы же не думаете, что я прикончил эту взбалмошную немку?!

– Не думаю! Ладно, если не хотите в посольство, то хотя бы переезжайте с этой опасной квартиры. Я подобрал вам новое жилья. Это дом, который сейчас пустует, так как хозяева живут и работают в Лондоне. Надо завтра же туда перебраться. И вообще стоит успокоиться, собраться с мыслями и что-нибудь хорошее почитать… к примеру, Бунина.

– Почему Бунина? – Беркас аж подпрыгнул от возмущения, вспомнив нравоучительные лекции профессора Балтанова.

– Ну хотя бы потому, что у него замечательный русский язык.

– О нет! – застонал Каленин. – Можно я буду читать Набокова? Не возражаете? От него тошнит ничуть не хуже, чем от Бунина!

– Как знаете… – Куприн подозрительно посмотрел на своего подопечного, неопределенно хмыкнул и многозначительно крутанул пальцем у виска.

«Жалко, что она не взорвалась!»

«Совершенно секретно.

Указ председателя президиума Верховного Совета СССР

За мужество и героизм, проявленные при задержании опасного преступника, наградить полковника Цаплю Леонида Брониславовича именным оружием и присвоить ему очередное звание

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР,

Председатель президиума Верховного Совета СССР Б. Беляев, Москва, Кремль».

…Эту странную историю обсуждала вся Москва. Да что там Москва! Гудела слухами и пересудами вся страна. Еще бы: покушение на первое лицо в государстве. Последний раз такое случилось при Брежневе, в которого стрелял какой-то безумец.

О том, что произошло в старинном особняке в центре Москвы, не знал толком никто. Рассказывали, что на Беляева напал хорошо вооруженный отряд военных, которые хотели его убить и осуществить в стране государственный переворот. Они якобы намеревались вернуть из Фороса Горбачева, который находился там уже третий месяц, но доблестная охрана генсека перебила всех нападавших. Беляев же чудом избежал гибели и в тот же вечер, чтобы успокоить народ, обратился к нему с экранов телевизоров в прямом эфире. Он призвал к бдительности и пообещал сурово покарать антиперестроечные силы, которые хотят погубить молодую советскую демократию.

Другие утверждали, что перестрелка возникла между соратниками, которые перессорились и начали палить друг в друга. Половина погибли в перестрелке, остальные, прикрывая Беляева своими телами, вывели его из особняка и спасли. После чего возмущенный генсек и направился на прямой эфир клеймить антиперестроечные силы.