Запах смерти - Александр Лидин

Никогда не забудет Викториан первую кормежку (никакое другое слово не подошло бы к этому действу).

Мясник, встретившись с Викторианом, дал ему мяса. В замке было немало таких, кого поход за мясом отвлек бы от важных дел. Для них Мясник и устраивал кормежки.

Ударил гонг, и Викториан подошел к узкому стрельчатому окну библиотеки – у той стены, что выходила во двор замка. В ворота вошел Мясник, а вместе с ним еще трое Посвященных. Они, словно бурлаки, тащили цепи с огромными крюками на конце. Эти ржавые крюки были воткнуты под ребра двух еще дергающихся людей. Несчастных волочили по плитам, и за ними оставался черный след. Викториан вначале не понял, что это. А потом догадка пронзила его разум. Кровь! За ними тянулся кровавый след.

Жертвы уже не могли кричать. Их крики напоминали хрипы.

Сопровождающие Мясника люди бойко подвесили тела, продев цепи в специально вцементированные в стену, проржавевшие от крови кольца. Стали подходить Посвященные. Мясник, ловко орудуя большим ножом, отрезал мясо. Вдали, у кабинок колодца, появилось несколько неясных теней-призраков. Древние или их посланцы. Оставаясь вдалеке, они лакомились болью. И тут Викториан заметил одно несоответствие.

От любой из десятка ран, что уже получили жертвы, любой нормальный человек давно скончался бы, но жертвы были живы, находились в сознании и мучались от нестерпимой боли. Недоумевая, Викториан повернулся к Библиотекарю, стоящему у соседнего окна и тоже наблюдавшему за происходящим.

– Почему они еще живы?

– Зачем же им умирать? Если они умрут или потеряют сознание, то не будут чувствовать боль. Древние лишатся лакомства. Поэтому они с помощью чар поддерживают жизнь в жалких телах этих еретиков.

– Но…

С изощренностью Искусства не могла сравниться даже средневековая инквизиция, безуспешно боровшаяся против доморощенного колдовства невежественных людей – бледной тени Искусства.

Викториан, стоявший у окна, отлично видел, как, получив из рук Мясника кровоточащие куски мяса, люди отходили в сторону и рвали зубами сырую плоть своих собратьев, словно хищные звери.

– Да и нам пора поесть, – заметил Библиотекарь. – Мясник дал тебе мяса?

Викториан лишь кивнул, не в силах отвести взгляд от происходящего во дворе. Не глядя, он протянул мешочек Библиотекарю.

– Пойдем!

Викториан с трудом оторвался от зрелища за окном и направился вслед за Библиотекарем и еще двумя Посвященными, которые, как и он, проводили время среди книг из человеческой кожи. Они спустились во двор, сели в кружок на каменной мостовой. Библиотекарь развязал мешочек Викториана, достал мясо.

Они разделили куски, и Викториан, держа в руке мягкий ломоть плоти, с ужасом смотрел, как Библиотекарь-зомби пожирал человечину. Слюна, смешанная с кровью, протянулась длинными блестящими нитями с потрескавшихся стариковских губ, капая на передник из человеческой кожи.

Наконец Викториан решился. Не глядя на мясо, он поднес его ко рту. Впился зубами, почувствовал солоноватый привкус крови – но сама плоть была пресной, сладковатой, хотя и достаточно мягкой, к удивлению Колдуна. Его зубы легко с ним справились. Он ел – вначале осторожно, но постепенно входя во вкус.

Он сидел среди Посвященных и пожирал человечину… Если бы ему рассказали об этом несколько дней назад или даже показали бы фото, он ни за что не поверил бы. Слишком нереальным был подземный мир, живущий по своим ужасным законам.

Посвященные спали в огромном зале. Всего около сотни мужчин и женщин. Именно там с Викторианом случилось то, что оставило в его памяти самый глубокий след.

В конце дня, узнав у Библиотекаря о том, что в мире, кроме Колодца, есть и другие Обители Древних, Викториан сидел и размышлял: сколько же всего на свете Посвященных? Почему их не обнаружили правоохранительные органы – ни в одной стране? А если обнаружили, почему об Искусстве не стало известно повсеместно? Может, сила Искусства оберегала Посвященных и от этого? Все это происходило задолго до столкновения Викториана с мафией и милицией, и он лишь смутно осознавал, какими силами сможет повелевать сам, когда станет силен.

Мысленно он витал в небесах, когда одна из женщин подошла и села рядом с ним. Женщины-посвященные, как и мужчины, в большинстве своем не отличались красотой, а нагота еще больше уродовала эту женщину, открывая все недостатки тела. Если бы Викториана спросили, он бы ответил, что и помыслить не мог заниматься с ними любовью, хотя за то краткое время, что провел в замке, несколько раз видел совокупляющиеся парочки. И хотя Викториан не спал со своей женой, предпочитая, как говорят в венерических диспансерах, «случайные связи», женщины-посвященные в сексуальном отношении его не привлекали совсем – впрочем, как и мужчины.

Но та женщина сама присела к нему на постель – деревянную койку с матрасом из человеческой кожи, набитой человеческим волосом. Она оказалась настойчивой, эта женщина. Она взяла Викториана за руку, вернув его из грез на землю, и тихо сказала:

– Если хочешь…

Викториан откачнулся. Во-первых, женщина явно не принадлежала к тем, кто получил красоту с помощью Искусства. А быть может… Может, тут, у Колодца, волшебная красота отступала, и в человеке проявлялась его истинная звериная натура, обычно скрытая маской наколдованной внешности, гримом культуры и париком цивилизации. Та же женщина, что сидела перед Викторианом, была именно такой, какой он ее видел: тонкие руки и ноги, перевитые сетью вен-червей, огромный обвислый и дряблый зад, большой живот, на который свешивались морщинистые дыни грудей. Длинные черные спутанные волосы, слипшиеся от чужой крови и сбитые в колтуны, желтые зубы, сверкающие колдовским огнем глаза, кривой нос. На мгновение опустив взгляд, Викториан подумал, что, если подземный мир и не Ад, то вот они, врата Ада – врата, ведущие в живот этой женщины.

Медленным движением, полным брезгливости, Викториан попытался отцепить ее руку от своего плеча, но ее пальцы с кривыми когтями цепко впились в его кожу.

– Я же знаю, ты хочешь меня.

Широко разведя ноги, она призывно прошептала:

– Возьми меня.

А дальше случилось совершенно необычное. Совершенно отчетливо сознавая, что даже за все сокровища мира он не стал бы трахать такую ведьму, Викториан потянулся к ней, впился пальцами в ее дряблое тело. Его фартук отлетел в сторону.

Так естественно выглядела она среди этих мрачных древних стен, в племени таких же, как она, к которым принадлежал и сам Викториан.

Он навалился на нее. Нетерпеливо стиснул пальцами мешки ее грудей, терзая ногтями киселеобразную плоть. Казалось, еще чуть-чуть, и он просто вырвет из них куски мяса. Это была не любовь, а безумие. Он рвал ее тело, насиловал, и ей это нравилось, она с удовольствием отдавалась ему.