Осенний лист, или Зачем бомжу деньги - Владимир Царицын

— Это хорошо… Дом, который вы построили с Катюшей, и который отобрал Пархом, тоже будет твоим. И деньги, которые он у Катюши украл, вернутся и перейдут к тебе. Но это уже не по завещанию. Мы с Матвеем и этот вопрос обсудили… Что-то от Дениса ни одного звонка. Позови Николашу.

Сидоров позвал секретаря.

— Что Денис?

— Не звонил.

— А ты ему?

— Недоступен.

Николаша резковато дёрнул плечами. Он казался слегка смущённым, словно расстраивался оттого, что не может выполнить задания шефа. Но Андрей Валентинович, по-видимому, хорошо изучивший мимику и жесты секретаря, уловил в смущении нечто другое.

— Ты что-то не договариваешь…

— Да нет, правда. Не могу дозвониться до Дениса Александровича.

— Говори, Николаша. В моём теперешнем состоянии знать о неприятности лучше, чем её ожидать. Рассказывай, а то уволю.

— Да нечего, собственно, рассказывать…

— Я вижу, есть что.

— Ничего ещё не известно… По первому каналу ТВ передали, что на четырнадцатом километре трассы Домодедово-Москва произошло ЧП, взорван автомобиль марки БМВ. Предположительно — в машину выстрелили из гранатомёта.

— Что по времени?

— Это произошло через двадцать две минуты после посадки самолёта, на котором летел Денис Александрович.

— Денис мёртв… — прошептал Андрей Валентинович.

— Из БМВ извлечено два сильно обгоревших тела. Останки вывезены в Москву, — продолжал Николаша, — по номеру автомобиля идентифицирован его владелец, точнее, тот, кто ею в настоящий момент пользуется… пользовался. БМВ причислен к гаражу администрации президента России…

— Денис мёртв, — повторил Самсонов.

— Ничего ещё… — начал Николаша.

— Брось, — резко, насколько позволяло самочувствие, перебил Самсонов, слабо шевельнув рукой, — я уверен, что один из обгоревших трупов — Денис Александрович. Если бы он был жив, обязательно вышел бы на связь. Не позвонил бы сам, так ты бы до него дозвонился.

— И всё же я попытаюсь ещё раз, — не желал мириться с действительностью Николаша. — В Москве чуть не каждый день кого-нибудь взрывают или расстреливают. Совершенно необязательно, что взорвали именно ту машину, на которой ехал Денис Александрович.

— Иди. Пытайся, — разрешил Самсонов.

Николай Любимов вышел.

— Включи-ка телевизор, сынок, — попросил Андрей Валентинович Сидорова, — может, скажут чего?

Было совершенно ясно, что и Самсонова не покидает надежда, что Десницкий жив.

По первому каналу показывали какой-то голливудский боевик с Брюсом Уиллисом. Стреляли, взрывались бочки с бензином и автозаправочные станции, а из сбитых водяных колонок высоким фонтаном били струи воды. У Брюса, как всегда, был разбит нос, и он в очередной раз спасал мир. Спасти мир можно было только взорвав и разнеся в клочья половину Америки. Грохот стоял жуткий. Сидоров уменьшил громкость почти до нуля.

— Может, вам не стоит ехать в Таргань, — мягко посоветовал он Самсонову.

— Может быть… Но я поеду. Это мой долг. Я должен отдать все долги, пока жив, нельзя оставлять их… Да ты не переживай по поводу моего самочувствия. Доберусь. В воздухе я, как ни странно, лучше себя чувствую, мотор более исправно работает. Вот такой парадокс. Привык, наверное, летать. Полжизни в воздухе провёл. То на самолётах, то на вертолётах. А, если что, у меня Николаша есть.

— Но он же не врач.

— Николаша? Врач. Окончил медицинскую академию. Правда, по направлению бизнеса в медицине, но разбирается кое в чём. Его там не только медицинским оборудованием торговать учили. Я его и взял-то к себе из этих соображений. У Николаши и таблетки разные есть, и прочая амбулатория. А в Таргани у меня замечательный личный врач. Кардиолог. Он сможет поставить меня на ноги… А если не сможет… Знаешь, Алексей, я смерти не боюсь. Даже хочу поскорей умереть, с нетерпением жду её прихода. Может быть, там… я встречусь с Катюшей и смогу получить её прощение? Мы все там встретимся. Я, Владислав, Катюша, Сима… Мы встретимся и всё обсудим. И простим друг друга. Понимаю, разговор будет непростым. Нужно очень многое объяснить, и, наверное, многое понять…

Самсонов внимательно посмотрел на Сидорова, и, уловив в его глазах некое беспокойство, похожее на смятение, опроверг возможные сидоровские подозрения:

— Нет, я не сошёл с ума. Я вполне адекватен. Некоторое время назад мою адекватность подтвердил Матвей Пальман. Но, знаешь, когда стоишь на пороге… — неожиданно Самсонов напрягся и сделал нетерпеливый жест, — ну-ка, сделай громче.

Наверное, Брюс Уиллис уже спас мир или показ фильма прервали ввиду экстренного сообщения. Весьма бодрым голосом диктор говорил о том, что сотрудник администрации президента, за которым закреплён подорванный автомобиль марки БМВ, жив, а за рулём в момент взрыва находился его личный водитель. Было непонятно, огорчала ли диктора смерть водителя и того, кто был пассажиром, но то, что кремлёвский чиновник остался в живых, его, кажется, радовало.

На экране появилась чадящая разбитая иномарка. В некотором отдалении от места катастрофы толпились зеваки, а возле машины стояли крепкие ребята в тёмно-синих комбинезонах с надписями «МЧС России» на спинах. С эмчээсовцами о чём-то разговаривали два человека, по-видимому, опера. На обочине дороги лежали два тела, издали они выглядели, как два чёрных могильных холмика. Рядом с трупами стояла карета «скорой помощи». На подножке сидел толстячок в берете и что-то записывал в блокнот.

Тела ещё не успели упаковать в полиэтиленовые мешки и оператор, словно наслаждаясь жутким зрелищем, приблизил изображение и стал показывать трупы крупным планом — дымящиеся чёрные головы, тлеющие обрывки одежды, конечности, похожие на корни деревьев. Рука одного трупа, менее обгоревшего, скрюченными пальцами тянулась вверх, на обугленном усохшем запястье болтались часы. Сидоров придвинулся к экрану, пытаясь рассмотреть их, часы казались ему знакомыми. Оператор, словно уловив его желание, вывел запястье на весь экран. Так и есть. «Радо». Точно такие же были на руке Десницкого.

Сидоров повернулся к Самсонову. Андрей Валентинович закатил глаза и судорожно хватал воздух ртом. Наверное, он тоже узнал часы Дениса Александровича, и ему стало плохо. Сидоров вскочил и опрометью кинулся в соседнюю комнату. Николаша с задумчивым видом смотрел на экран телевизора.

— Николай! — закричал ему Сидоров. — Андрею Валентиновичу…

Он не успел закончить фразу, в комнате, где остался Самсонов, ухнуло и Сидорова взрывной волной бросило на входную дверь.

Часть III. Замочить в сортире

1

Надя приехала неожиданно, не предупредив Гошу по телефону о том, что решила сократить пребывание у родителей и провести праздники дома. Может, хотела проверить? Хотя что-что, а не в её характере — проверять.

Услышав звонок в дверь, Мотовило подумал, что это Сидоров вернулся от Самсонова. Больше-то кому? Если бы на службе что стряслось, так его бы по телефону вызвали.

— Наденька?

— Картина Репина «Не ждали»? — лукаво улыбнулась Надежда.

Клетчатая сумка, стоящая у её ног, весила не меньше килограммов тридцати. Как она её допёрла?

— Тут сало и мяса немного. Папа кабанчика к праздникам заколол. И так, кое-что — варенец, творог, сметаны банка…

— Что же ты не позвонила? Я бы встретил. Тяжесть какая! — Гоша одной рукой легко подхватил сумку, а другой приобнял жену за талию и чмокнул в прохладную, с улицы, щёку.

— А, что тяжесть? С вокзала до такси донести помогли, а живём мы с тобой на первом этаже.

— Кто это… помогли? — спросил Мотовило, поставив сумку рядом с обувной тумбочкой, и помог жене снять пальто.

Потом повернул Надю к себе лицом и, заглянув ей в глаза, наигранно грозно спросил:

— Кто помог? Что за помощники такие выискались? А ну, признавайся!

— Попутчики, — улыбнулась Надя, — наши, деревенские. Семён и Ольга Ситниковы, соседи наши в Холмах. Они в город к сыну погостить приехали. А ты что, никак ревнуешь?

— А как же? Конечно, ревную. Если ревную, значит люблю. А что это ты вдруг вернуться решила? Соскучилась?

Надя вздохнула и устало опустилась на тумбочку. Георгий присел на корточки и стал расстёгивать молнии на её сапогах.

— Да к родителям моя младшая сестра Маринка приехала из района, — грустно сказала Надежда, — с мужем и маленькими дочками-близняшками. Полна изба народа — визги, писки. Старикам с внучками возиться в радость. А я что? Погостила, рассказала всё о себе. Да особо и рассказывать-то нечего… Вот и решила. Родителям не скучно будет с Маринкой и девчушками, а ты тут один…

Георгий уловил в словах жены скрытую боль и обиду на свою бездетную жизнь, на то, что не может приехать к родителям вот так, как сестра — с мужем и ребёнком. Или с ребятишками.