За кулисами - Дитер Болен

«Ты можешь спеть что–нибудь еще?» Она начала петь «The greatest love of all» Уитни Хьюстон. На низких высотах. И вдруг показалось, что перед нами стоит совсем другой человек. И все сочеталось: теплота голоса, звучание, ритм. И чем дольше она пела, тем сильнее я дрожал: ой–ой–ой. Сейчас пойдут высокие тона. Она не справится с этим!

Но она поднимала свой голос все выше. Просто супер.

Внешний вид и шмотки на кастинге не имеют никакого значения (хотя мне никто и не поверит). Все это можно обстряпать позднее со стилистом. Наилучшие примеры: Джо Кокер, Род Стюард, Мит Лоаф. Все они довольно непривлекательны. Даже Мадонна не накрашенной выглядит, как младшая сестра Оззи Осборна: темные круги под глазами, волосы, свисающие сосульками. Но после того, как ее полечит парочка визажистов, она выглядит, как топ–модель. Даже женщина–вамп Джулиет во время первых кастингов выглядела, как норвежская кобыла: толстые вязаные свитера, изжелта–белые жесткие волосы, иссиня–черные полоски вокруг глаз.

Чтобы никто не понял меня неправильно: я не собираюсь утверждать, будто меня оставляет равнодушным мини–юбочка, из–под которой выглядывает пара красивых ножек.

И все–таки, в своих суждениях я стараюсь не давать кандидатам воздействовать на меня. Ни сексапильными ходулями, ни слезами, ни обещаниями спеть хорошо в третий раз.

И все–таки я лежал ночами без сна и спрашивал себя: правильно ли ты решил, Дитер? Осуждаешь человека жестко и отправляешь его домой. А позднее узнаешь, что этот кандидат проехал пятьсот километров, и вся семья выпотрошила копилку, чтобы купить ему новую одежду. Это наводит на размышления. Лежишь в постели и думаешь: Дитер, разве это правильно?

«Хо–хо–хо!» и «Ух–ух–ух!» слышалось от моей маленькой Эстефании, когда попадался особенно привлекательный юный кандидат: «Ты видел его глаза, Дитер? Глаза!»

«Черт возьми!» — отвечал я каждый раз, — «Я музыкант, а не офтальмолог».

Самыми хитрыми и проворными оказались стюардессы «Луфтганзы». Они сперва протягивали мне стакан апельсинового сока, а потом говорили: «Господин Болен, Вы непременно должны пропустить в следующий тур того–то и того–то. Он ведь так хорошо поет!».

Шона и Toмac.

Также как и кандидатам, жюри тоже следовало привести себя в надлежащий вид и взять нужный тон.

По началу мы были словно упряжка толстозадых лошадей, которые тянут во все стороны и ржут. А в конце мы предстали четырьмя благородными конями, которые скачут элегантным галопом. Это потребовало некоторой внутренней коррекции курса.

С Toмacом Штейном у меня не было таких проблем. Мы познакомились сто лет тому назад и прекрасно знали, что на уме у другого, и как нам обходиться друг с другом. Иначе было с Шоной и Toмacом II:

«Ты ничего не можешь, по–моему, мрачные перспективы!» — стандартный ответ Toмacа кандидатам. Он любил еще задвинуть: «Ты поешь так же плохо, как Toмac Андерс!».

Он встал мне поперек горла.

«Послушай, Буг», — перебил его я, — «ты просто ничего не понимаешь! Я всю свою жизнь ничем другим не занимался, только оценивал людские голоса. А ты сидишь все время на своей радиопередаче и получаешь готовые песни!».

«Нет», — тупо повторял Toмac, — «это же слышно! Он ничего не может!»

Так дело продолжалось еще тридцать шесть часов. А потом у меня терпение лопнуло слушать его неквалифицированное нытье.

«В твоем голосе нет ни капли чувства!» — он как раз изничтожал нашего Алекса. Ох, как мне хотелось поставить его на место.

«Послушай–ка, Буг», — пригрозил я ему, — «Еще одно слово — сломаю тебе челюсть! Перестань строить из себя умника! Даже на радио ты мелешь одну ерунду».

В конце концов мы сошлись на том, что я перестал называть его радио–умником, а за это он оставил в покое Toмacа Андерса и претендентов. «Слушай, ты на самом деле многое можешь!» — был теперь его постоянный ответ.

Другое дело моя маленькая мисс Денежка она же Шона Фразер: «Зато ты хорошо уложила волосы!» — она все время пыталась найти в кандидатах еще что–то хорошее. Даже если бы мы все лежал мертвыми на полу оттого, что от воя из–под наших задниц выбило стулья. В противоположность Бугу — Вугу она всегда была невероятно мила и заботлива.

Зато она любила покапризничать, если дело касалось самолетов. Она могла отказаться сесть в самолет с определенным серийным номером. А потом пропеллер по правой стороне стал причинять ейбеспокойство. Иногда мы вообще не могли найти самолет, который отвечал бы ее настроениям.

Меня очень приятно удивило то, как она работала над своей внешностью: ничего похожего на экологически чистую физиономию. За ночь она превращалась в англичанку–вамп. И даже Бу — Бу пользовался гримом. Я не знал, верить ли своим глазам: у моей дорогой серой мышки вдруг появились реснички и э… волосяной покров.

«Да–да», — подтвердила мне его визажистка, — «я крашу их ему!» Кроме того, в его гардеробную иногда шмыгалиспециальные консультанты по гриму и очкам.

Теперь, по прошествии стольких месяцев, я сказал бы, что мы дрим–дрим–дрим–дрим-тим. Мы любим друг друга и здорово друг друга дополняем. В будущем я не исключаю того, что мы все попереженимся.

Советы папы-Болена к кастингу.

И под занавес несколько советов от чистого сердца моим будущим кандидатам. Итак, что же делать на кастинге?

Вот четыре железных правила:

1. Выберите нужную песню! Во время кастинга мне попалось сорок пять Уитни Хьюстон, двадцать три Дженис Джоплинс и пятьсот Мараи Кери. Все сплошь претенциозные трехоктавные голоса. На месте кандидатов я бы сразу обосрался. А я постоянно хватаюсь за голову и думаю: «Почему они это делают? Возможно, они думают: споешь по возможности трудную песню, и это приведет жюри в восторг. Неправда! Лучше спеть «Героя» Энрике Иглесиаса или «Life ist a roller coaster» Ронана Китинга или «On angels wings» Вестлайф.

И даже Нектариос перед выбором победителя спел не ту песню. Величайший талант, мощнейший голос. Слушая CD Superstars думаешь: «О, кто же это?» — так это точно он. Но на Мотто–шоу он спел какую–то дрянную песенку Ксавье Наиду и тем самым сам себя выкинул за борт. Или Алекс, этот едва не вылетел с немецкой версией «Starlight Express».

2. Будь критичным к себе. Если тебе кто–нибудь говорит: «У тебя нет таланта!», ты не можешь ответить: «Но я же десять лет учился пению!» Это все равно что тридцать лет кряду учить германистику, но так и не научиться писать. Запомни: это только наполнило портмоне твоего учителя пения, И ничего больше.

3. Если ты получаешь второй шанс, — черт возьми! — используй его. В общем: держи про запас вторую песню. Потому что я часто прошу кандидатов: «Послушай, спой еще одну песню!» — и слышу в ответ: «Я не могу спеть другую песню! Я же не знал, что нужно готовиться».

Тогда мне в голову закрадывается подозрение: вообще–то он собирался в бассейн. А по дороге ему взбрело на ум: ах, не зайти ли на кастинг.

4. Принимай комментарии и суждения как то, что они есть на самом деле: часть работы, которая более жестока, чем все, с чем ты связывался до сего дня. Не думай, что в этом есть что–то личное. И правда, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Если ты хорош, то тебя и так заметят. Если ты плох, то, надеюсь, это заставит тебя образумиться.

2003

Даниель Лопес или сексуальные фотки в мобильнике.

Из всех десяти финалистов у Даниеля Лопеса, по–моему, был наибольший звездный потенциал: прекрасный голос, клевый внешний вид, замечательные выступления. Короче говоря, просто марципан на двух ногах. К сожалению, он поставил рекорды и в отрицательную сторону: в отношении лизоблюдства, расталкивания локтями и глупого торгашества он обошел всех остальных на несколько корпусов.

Впервые я смог заглянуть в его душу, черную, как кофейная гуща, в октябре за кулисами «Суперстар».

Шли пробы, и мы оба ждали их окончания. Вокруг нас сновали звукооператоры, занятые установкой микрофонов. А еще техники, операторы и стилисты, накладывавшие последние штрихи. Вдруг речь зашла о Джулиет. Он как раз только сошелся с ней:

«Черт возьми, у нее такие ужасные силиконовые груди!» — затянул Даниель, — «Когда я впервые взял их в руки, мне казалось, я не смогу их охватить! Эй, ну если уж делаешь себе искусственную грудь, то почему не сделать ее еще на размер больше?»

Вот это да, вот это да, — думал я. В то время, конечно, еще никто не знал, что ее грудь была не совсем настоящей. В то же время я удивился, что он так легко разбалтывает посторонним о тайне Джулиет, как если бы речь шла о двух мозолях на пятке.

Даниель все не мог успокоиться. При этом он говорил так громко, что это слышал каждый, кто находился за сценой:

«Ну, эта история с сиськами — то еще дельце. А в постели я испытывал и кое–что получше. Не очень–то у нас получилось. Я даже не знаю, я ожидал большего».

Он говорил, как разочарованная домохозяйка, которая вообще–то собиралась купить «Сливовый мусс Швартау», а вместо этого ей впарилив «Шпар» банку черешен. Это было так не похоже на все его интервью в «Бильд» и «Бyнтe», где он изображал романтического мечтателя с нежным голосом и сильной харизмой, который был, ах, так влюблен в свою Джульетту.