Я - Спартак (СИ) - Рыжебородый Эрик

Трирема набирала ход, утаскивая за собой Суркова, изо всех сил вцепившегося в спасительную верёвку. Игорь не думал ни о чём кроме одного – не выпустить скользкого узла и держаться, держаться, держаться!

Глава 14. Линия Красса (вычитка)

План рухнул. Переправа на Сицилию не состоялась. Сурков уже представлял островное государство – первую в истории страну свободных людей, этакую древнюю коммунистическую республику. Конечно, он заблуждался. Ничего подобного в те времена не могло произойти. Ведь, Спартак, да и его соратники, не стремились к уничтожению рабства, они желали или личной свободы, или спасения из рабства родственников, или независимости родины, захваченной Римом. Справедливое, равноправное общество им было неведомо. Их идеал – афинская демократия, свойственная большинству эллинских городов-полисов. Любой гражданин такого государства имел право или даже обязанность участвовать в работе народного собрания и, следовательно, влиять на принимаемые решения, внутреннюю и внешнюю политику страны. Вроде здорово и прекрасно. Но!!! Древнегреческая демократия была ограниченной. Она только для свободных мужчин. Рабы, вольноотпущенники, переселенцы, полукровки и женщины (за редким исключением) оставались без политических прав, а ведь они составляли абсолютное большинство населения! По сути это и не демократия вовсе, а разновидность привилегированного положения незначительной элиты над остальным обществом, которому бросают эфемерную надежду равенства и якобы имеющуюся у каждого возможность возвыситься за счёт личных качеств.

Мятежники не имели собственного флота. Они могли нанять или конфисковать в порту Мессины несколько трирем, бирем и пару десятков более мелких судов, но этого очевидно крайне мало, как для переправки армии численностью в несколько десятков тысяч человек, так и для противостояния флоту киликийских пиратов, перешедших на сторону врага, по крайней мере тех из них, кто подчинялся Гераклиону. К тому же ходили слухи, что Рим отправил большинство имеющихся в его распоряжении боевых судов из портов на побережье Тирренского моря для блокады Мессины.

Спартак даже не стал предпринимать попытки форсировать пролив, хотя некоторые отчаянные головы, не слушаясь вождя, крали рыбацкие лодки или связывали виноградными лозами бочки, делая импровизированные плоты, пытались добраться до Сицилии на свой страх и риск. Судьба их была печальна: они либо тонули, после того как быстрое течение в проливе разрушало нехитрые плавсредства, или попадали в плен к пиратам, снова становясь рабами.

Сурков, бродя по берегу, нередко натыкался на обломки бочек, лодок и тела погибших, выброшенные волнами на песок. Игорь частенько прогуливался, глядя в морскую даль, в тщетных попытках обрести душевное равновесие, утраченное из-за событий последних дней. Он снова стоял на краю бездны, не видя выхода из сложившейся ситуации. На палубе пиратского судна Игорь находился в полуобморочном состоянии и за криками корсаров практически не слышал словесной перепалки Пифона и Тулия, понимая лишь одно – эти двое имеют личные счёты и его судьба привязана к клинку Тита. Тулий погиб, а вместе с ним пропал и пульт, открывающий портал во времени. Сурков перерыл всю палатку и нехитрый скарб друга, но не обнаружил ни самого прибора, ни малейшего намёка где бы тот мог быть спрятан. Оставался самый печальный вариант – Тит носил машинку перемещения с собой и теперь она покоится на дне Тирренского моря! Эта мысль настолько доминировала, что Игорь как-то позабыл о своём не очень-то героическом поведении, о том, что он фактически бросил друга, которого чисто теоретически можно было попытаться спасти. Правда для этого требовалось убедить триерарха из Мессины вступить в заведомо проигрышный бой с превосходящими числом, да и вооружением, пиратами. Сурков не имел задатков руководителя, ведь директором фирмы он стал не за счёт лидерских качеств, а путём лести, подхалимства, взяток и предательств. Игорь мог быть как все, терпеть невзгоды или подняться в атаку и нестись навстречу врагу, но для этого нужна толпа, бегущая рядом и выкрикивающая воинственных лозунги, или командир, своим примером поднимающий бойцов на смертельный бой. А на пиратском судне Сурков оказался предоставлен сам себе. Вот он и поступил как подсказал инстинкт – убежал, смылся, спасся!

Игорь поднялся на невысокий каменистый утёс, покрытый зеленоватой тиной, который как природный волнорез отделял одну небольшую часть пляжа от другой, и увидел странную картину. Примерно в сотне метров впереди толпа окружила лодку, видимо, выброшенную на берег. За людьми Игорь не мог рассмотреть деталей, но царившее впереди возбуждение и крики, заставили Суркова непроизвольно ускорить шаг, дабы самому узреть причину сборища. Обломки и тела несчастных стали настолько частым явлением, что не могли привлечь внимания столь значительного числа зевак. К тому же в те жестокие времена вид распухшего от газов утопленника не был чем-то уникальным, а скорее являл обыденность, норму.

Он немного опоздал. Собравшиеся уже покидали побережье. Причём не поодиночке, а гурьбой, продолжая что-то выкрикивать на разных языках. На песке осталась лежать лишь лодка, которую Игорь полностью не видел за людьми, рассматривая минутами ранее столпившихся с утёса. Сам по себе факт появления лодки не мог стать причиной всеобщего возбуждения, хотя в отличие от находок в предыдущие дни, лодка казалась абсолютно целой, а это значило… Сурков бросился вдогонку за группой, направлявшейся по тропинке, ведущей с пляжа в лагерь восставших. Кто-то смог вернуться из моря живым! Возможно, он достиг Сицилии и привёз важные вести. Конечно, Игоря беспокоила не судьба мятежников. Он, лишённый шанса вернуться в своё время, был «привязан» к исходу восстания. Пока Спартак жив и ведёт войну, Сурков в относительной безопасности. Тулия нет, а значит человек из XXIII века не сможет изменить историю, рабы потерпят поражение. Что тогда ждёт Игоря? А вот неизвестный, приплывший в лодке вполне мог привезти надежду: например, весть, что на Сицилии тоже началось восстание и Спартака с армией ждут, а может и высылают транспорты или поддержку, а может пираты снова переметнулись, как знать!

Игорь ошибся: человек, приплывший на лодке не был из числа смельчаков, пытавшихся достичь острова и никаких судьбоносных вестей он не привёз. Однако, это был именно тот случай, когда любой безумно рад тому, что его предположения не оправдались. Перед Суровым стоял живой и невредимый Тит Тулий собственной персоной. Когда Игорь растолкал толпу и увидел лицо человека с пляжа, то бросился к другу, стал обнимать, слёзы радости помутили взор, да и рассудок не мог сходу принять столь невероятное событие. Ведь только минуту назад Игорь считал себя обречённым, можно сказать, живым мертвецом и вдруг… он снова на коне! Таков наш герой: он вне себя не от того, что друг чудом остался жив, а потому, что спасение товарища сулит персонально ему благоприятное дальнейшее развитие событий.

***

В лагере, когда эйфория Игоря спала, и друзья остались одни, укрывшись в палатке, Тит рассказал в деталях о событиях последних дней, как упав с борта пиратского судна в воду, смог отделаться от тела смертельно раненого Пифона, старавшегося до конца утянуть Тулия на дно и похоронить вместе с собой в пучине, как потеряв счёт времени барахтался на волнах, пока не наткнулся на лодку с телами убитых стрелами пиратов людей, как в отсутствие вёсел грёб руками днём и ночью, ориентируясь в тёмное время суток по звёздам. Конечно, не всё рассказанное киборгом было правдой, скорее наоборот, большая часть – откровенное враньё. Но история звучала правдоподобно, Сурков слушал и поражался не только физической силе, но и жажде жизни, упорству, находчивости человека из будущего, понимая, что сам не смог бы выкарабкаться из подобной ситуации. Разве он мог победить в бою столь сильного противника, как Пифон? Или разжать мёртвую хватку того на своей шее? А сколько Игорь в состоянии продержаться на воде? Минут десять от силы. А лодка. Как грести руками несколько дней? Да и куда? Ведь Сурков понятия не имел как ориентироваться на местности, не то что в море, но и на суше, например, в лесу.