Следы на снегу - Фарли Моуэт

Топорики эскимосы изготавливают из крупных кусков самородной меди, они пяти или шести дюймов в длину и скошены на конце наподобие резца. Их прикрепляют к палке как тесло. Работают топориком так же, как резцом, подбивая тяжелой дубинкой, потому что ни вес самого инструмента, ни мягкость металла не позволяют пользоваться им как теслом или как топором.

Мужские тесаки и женские ножи также изготавливаются из меди, причем первые формой напоминают туз «пик» и снабжены ручками из оленьих рогов примерно по футу длиной.

Среди всего имущества, награбленного в двенадцати палатках, обнаружилось только два куска железа, выкованных в виде лезвия для ножей.

У этих людей много хорошей породы собак со стоячими ушами, острой мордой и пушистым хвостом. Хотя все они были привязаны к камням, я не видел, чтобы индейцы убили или покалечили хоть одну, а когда мы уходили из бывшего эскимосского поселения, они пожелали забрать несколько этих прекрасных животных с собой.

Местные эскимосы почти ничем не отличаются от жителей побережья Гудзонова залива, однако среди них распространен довольно странный обычай — мужчины выдергивают все до единого волосы на голове. Женщины, правда, носят длинные волосы.

Вдоль реки обитает множество птиц, особенно на морском побережье; постоянно живут по ее берегам овцебыки, олени, медведи-гризли, зайцы-беляки, полярные совы, вороны, куропатки, земляные и обычные белки, горностаи и мыши. Почти повсюду у склонов холмов, где бывает много снега, лежат большие кучи помета овцебыков и оленей, отмечающие их зимние оживленные кочевые тропы. Возможно, даже не всем знатокам известно, что, хотя овцебыки огромные животные, их помет почти неотличим по форме, размеру и цвету от заячьего, только по количеству можно определить, что он принадлежит именно овцебыку.

Видели мы также «птицу-сигнальщика» или «тревожника», как зовут эту птицу из отряда сов Медные индейцы. Когда она замечает человека или зверя, то парит над ними с громкими криками, напоминающими плач ребенка. Медные индейцы очень полагаются на этих птиц, потому что они нередко предупреждают о приближении чужака, а также о местонахождении стад овцебыков или оленей. Эскимосы, по-видимому, не разделяют этого отношения к птице, потому что, пока индейцы лежали около их поселения в засаде, целая стая «птиц-сигнальщиков» летала от индейцев к палаткам и обратно, производя столько шума, что любой бы проснулся.

После пяти— или шестичасового сна мы снова двинулись в путь и прошли восемнадцать миль на юго-юго-восток, прежде чем добрались до медных копей, расположенных в двадцати девяти или тридцати милях вверх по реке, если считать от устья.

Копями эти места вряд ли можно назвать, потому что они представляют собой просто беспорядочные груды каменных обломков и крупного песка, разбросанных землетрясением. Этот хаос пересекает небольшая речка. По рассказам индейцев, копи представлялись столь богатыми, что тут якобы можно было без труда, если построить в этих местах факторию, загружать трюмы кораблей рудой чуть ли не быстрее, чем камнями на реке Черчилл. По их рассказам можно было понять, что горы там сплошь состоят из медных самородков размером с крупную гальку[19].

Все это не соответствовало истине, так как я и все мои спутники потратили не менее четырех часов, прежде чем нам удалось отыскать всего один самородок крупных размеров. Правда, справедливости ради можно отметить, что он был на редкость высокого качества и весил около четырех фунтов.

Индейцы считают, что каждый найденный ими самородок похож на какое-нибудь животное или растение, хотя, насколько я могу судить, для того чтобы различить чьи-либо очертания в куске металла, требуется большое воображение. Причем у разных людей возникают разные соображения по этому поводу, в связи с чем наш большой самородок незамедлительно обрел двадцать разных названий, но в конце концов большинство сошлось на том, что он похож на лежащего с настороженно поднятой головой зайца-беляка. Наиболее пригодными для практических целей индейцы считают самые большие самородки, меньше всего окисленные и с наименьшим числом веточек. Разогрев их на огне, таким самородкам можно придать любую нужную форму с помощью двух камней.

Еще пятьдесят лет назад, до того как Компания Гудзонова залива обосновалась в устье реки Черчилл, северные индейцы не употребляли никакого металла, кроме меди (если не считать нескольких железных предметов, выменянных группой индейцев, наведавшихся на факторию Йорк в 1714 году, да тех, что были оставлены на реке Черчилл капитаном Манком). И поэтому множество индейцев из разных частей страны каждое лето отправлялись к холмам, где мы теперь находились, чтобы пополнить запасы меди, из которой они делали топоры, колуны для льда, тесаки, ножи, шила, наконечники для стрел и прочие вещи. До сих пор хорошо заметны выбитые ими тропы, наилучшим образом сохранившиеся на сухих гребнях и откосах.

Медные индейцы и сейчас высоко ценят свой родовой металл, ставя его выше железа, которое применяют только для изготовления томагавков, ножей и шил. У них есть в высшей степени странное предание, в котором говорится, что эти копи обнаружила женщина. Год за годом она приводила туда индейцев, но, так как в отрядах, идущих за медью, она была единственной женщиной, некоторые мужчины позволяли себе так вольно с ней обходиться, что она поклялась отомстить им. Она была могущественной колдуньей, и однажды, когда мужчины уже набрали меди сколько могли унести и собирались двинуться в обратный путь, она отказалась идти с ними. Она сказала, что сядет и затем постепенно погрузится под землю, а вся медь уйдет вместе с ней. На следующий год индейцы снова пришли за медью и увидели, что женщина ушла в землю по пояс, хотя была еще жива, а меди стало намного меньше. Еще через год женщина совсем скрылась под землей, и вместе с ней исчезли самые богатые копи. После этого на поверхности остались только мелкие самородки, раскиданные далеко друг от друга.

Теперь Медные индейцы больше не предлагают, как бывало, другим северным индейцам медь для обмена, а выменивают все необходимое за пушнину. Причем установилось негласное правило, что за все товары с Черчилл они должны платить вдесятеро дороже, чем северные индейцы. Поэтому топор, купленный на фактории за одну бобровую шкуру, достается этим людям с наценкой в тысячу процентов. За небольшой латунный чайник они платят шестьюдесятью куньими шкурками или двадцатью бобрами в других видах меха. Под «бобрами в других видах меха» надо понимать следующее: для облегчения торговли с индейцами Компания Гудзонова залива ввела в качестве стандарта для оценки остальной пушнины шкуру взрослого бобра. Получается, что отдельные наиболее ценные виды меха идут по четыре бобра за шкурку, а самые дешевые стоят так мало, что только двадцать шкурок составят одного бобра. Именно в смысле единицы обмена и следует понимать выражение «один бобр».