Девятьсот бабушек - Р. Лафферти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А мы? Сможем ли мы выстругать дротик, как народный герой Вилли? — спросил Алоизий.
— У нас нет выбора, — сказал Эпикт.
— А сможем ли мы сконструировать метатель дротиков и перебросить его из нашей среды в…
— А сможем ли мы убить дротиком аватара, пока он не убил кого-то еще? — взволнованно спросил Григорий.
— Конечно, мы попытаемся, — сказал призрак Эпикт, который являлся не чем иным, как противогазом с разговорной трубкой. — Эти аватары мне никогда не нравились.
Но вы напрасно считаете, что призрак Эпикт был всего лишь противогазом. Нет, в нем было много, много чего еще. Внутри находились красный гранат, настоящая морская соль, порошок из высушенных глаз бобра, хвост гремучей змеи и панцирь броненосца. По сути он был первой машиной Ктистек.
— Приказывай, Эпикт! — воскликнул Алоизий, приладив дротик к метателю.
— Стреляй! Достань предателя-аватара! — прогудел Эпикт.
На закате непронумерованного года на полпути из ниоткуда в никуда аватар упал замертво, пораженный в сердце дротиком, выструганным из красного вяза.
— Ну как, Эпикт, сработало? — спросил, волнуясь, Чарльз Когсворт. — Скорее всего, сработало, ведь я снова здесь. А ведь в последний раз меня не было.
— Давайте взглянем на свидетельства, — бесцветным голосом предложил Григорий.
— К черту свидетельства! — воскликнул Вилли Макджилли. — Вспомните, где вы услышали это впервые.
— Уже началось? — спросил Глассье.
— Уже закончилось? — удивился Одифакс О’Ханлон.
— Дави на кнопку, Эпикт! — рявкнул Диоген. — Такое чувство, будто я пропустил что-то важное. Давай по-новой.
— О нет, нет! — всполошилась Валерия. — Только не по-новой. Это же путь к огузку скунса и безумию.
Перевод с английского Сергея Гонтарева
ИМЯ ЗМЕЯ
Когда Папа Пий XV — Конфитеантур Домино Мизерикордия Иезус — провозгласил свою доктрину, то даже истово верующие восприняли ее с некоторой долей скепсиса. Спекулятивная, риторичная, полная условностей — так ее называли. И никто не рвался воплощать в жизнь сомнительные идеи Пия XV. Да уж, он явно не был одним из выдающихся Пап века.
Энциклика [15] была названа скромно — Euntes Ergo DoCete Omnes, «Идите научите все народы»[16]. Если кратко, суть ее заключалась в том, что так звучала заповедь Божья, и настал наконец момент для ее высшего понимания. И когда сказал Господь: «Идите по всему миру»[17], он имел в виду не только мир в скромных пределах одной планеты. И когда Всевышний сказал: «Научите все народы», он подразумевал наставлять не только людей — в том узком смысле, в каком мы склонны толковать понятие «человек». Такое понимание заповеди могло иметь — буквально — далеко идущие последствия.
Во имя этой высокой миссии отец Барнаби и оказался на Эналосе, забытой Богом планете. Можно ли было назвать ее обитателей — энаби — людьми? Если бы их ископаемые останки обнаружились где-нибудь на древней Земле, их, безусловно, причислили бы к предкам человека. Немного странные уши — но не такие уж большие, как кажется на первый взгляд. Было нечто готическое в их высоких прическах и небольшом хвостовом отростке, в необыкновенной подвижности черт и в коже, меняющей цвет… но ископаемые останки всего этого не показали бы. Да и вообще, разве можно сказать, что чьи-то уши выглядят более гротескно, чем наши? Вы когда-нибудь смотрели трезвым взглядом на свои собственные уши — странные штуковины, приклеенные по бокам головы?
«Они же вылитые горгульи!» — сказал об энаби один из ранних земных визитеров. Все верно, так и есть, ведь именно с энаби скопировал горгулий один еще более ранний земной визитер. Впрочем, на Эналосе обитало весьма продвинутое и любопытное сообщество горгулий — чрезвычайно развитое в техническом плане, со странноватой этикой и удивительным искусством. Утонченные и рафинированные полиглоты, во многих отношениях куда более человечные, чем сами люди.
Отец Барнаби первым делом посетил Правителя Земель, одного из гражданских лидеров энаби. Заговорив о своей миссии, священник сразу наткнулся на глухую стену непонимания.
— Вижу, куда вы клоните, маленький пастырь, — сказал Правитель Земель. — Пожалуй, мы могли бы рассердиться, если бы позволяли чему-либо нас сердить. Но мы уже давно прошли ту стадию развития, которой свойственно раздражение. Если вы ограничите свою религиозную активность кругом землян и других гуманоидов — нет проблем. По счастью мы, энаби, не попадаем в эти категории. А раз так, то среди нас не будет никаких возможностей для развития ваших благочестивых устремлений.
— Но вы, энаби, живые существа, к тому же от природы одаренные незаурядным умом, мой господин. Наверняка Господь наделил вас и бессмертными душами.
— Наши души достигли полной реализации. Что может человечество дать тем, кто вышел в пределы трансцендентного?
— Истину, Путь, Жизнь, Крещение.
— Первые три мы оставили далеко позади себя. Последнее — невнятный ритуал умирающей секты. Что он может нам дать?
— Отпущение грехов.
— У нас нет грехов. Мы ушли далеко вперед. Вы, люди, полны стыдливости и движимы чувством вины. Вы принадлежите к видам, пока не достигшим полной зрелости. Мы могли бы быть вашими старшими братьями. А идея греха — всего лишь один из аспектов подростковой незрелости.
— Грехи есть у всех, мой господин.
— Это всего лишь детский тезис, маленький пастырь. Почему-то из него вы делаете вывод, что все должны быть спасены — причем не иначе, как вами, расой короткоухих плосколицых детей. В отношении нас, расы эналой, это совершенно теряет смысл: подумайте сами, откуда нам взять грехи? За счет чего нам можно было бы согрешить? Наше размножение давным-давно уже не следует вашему абсурдному пути и не сопровождается страстью. То есть девяносто процентов греха мы сразу отметаем. Что еще? Какие шансы для грехопадения? У нас нет бедности, стяжательства, зависти. Наш обмен веществ отрегулирован так четко, что лень или, наоборот, беспрерывная истерическая гиперактивность у нас попросту невозможны. Мы давно обрели баланс во всем, тогда как ваш пресловутый грех — лишь последствия дисбаланса. Напомните, пожалуйста, какие там еще имеются грехи у вашей неповзрослевшей расы? А то я подзабыл.
— Гордыня, алчность, похоть, гнев, чревоугодие, зависть, леность, — ответил отец Барнаби. — Это главные грехи. И они же — источник всех прочих.
— Красивая речь. Но разве вы не видите, что мы полностью лишены этих семи камней преткновения? Гордыня — не что иное, как неправильное понимание природы и самого понятия достижения. Алчность исчезает, как только все, чего можно взалкать, становится доступным. Похоть лишь часть физиологического механизма, который у нас полностью утратил свою актуальность. Гнев, чревоугодие, зависть, леность — всего лишь дисфункции. Дисфункции подлежат коррекции, и мы их уже скорректировали.
Отец Барнаби на время сдался под таким напором аргументов. Его мысли блуждали, пока он глазел на поля и луга планеты Эналос. Один из ранних исследователей так описал этот мир: «Я будто двигался под водой. Но это не было связано с ощущением сопротивления среды — атмосфера здесь легче земной. Скорее это из-за поблескивания и волнообразного движения воздуха и из-за воздушных теней, что заменяют здесь облака. Они напоминают бегущие по воде тени, оставляемые гребнем волны. Вкупе с местной флорой, сильно напоминающей подводные растения Земли, хотя и прямостоящие, это создавало у меня ощущение, что я иду по дну океана». Священнику же казалось, что все это время он расточал свои речи под водой, и так и не был услышан.
— А что это за гигантский котел на главной площади? — спросил он Правителя Земель. — Похоже, очень древний.
— Это старинный артефакт нашей расы. Мы уважаем прошлое. И даже при нашем уровне развития находим в жизни место для реликвий, несмотря на всю их архаичность.
— Значит, сейчас вы им не пользуетесь?
— Нет. Только в особых случаях — на древний манер. Хотя не стоит об этом.
Но что это был за котел — настоящий гигант! Вы и представить себе не можете, до чего гротескная и чудовищно пузатая посудина!
С ощущением полного бессилия отец Барнаби вернулся к главной теме обсуждения:
— И все же, здесь непременно должен быть грех! Иначе откуда взяться Спасению?
— Мы уже спасены, маленький пастырь. А вот вы — нет. Как вы можете принести нам Спасение?
На этом отец Барнаби решил покинуть гостеприимные покои Правителя Земель и поискать грех где-нибудь в другом месте планеты.
Первым, кого он встретил, был маленький мальчик.
— Сынок, знаешь ли ты, что такое грех? Ты когда-нибудь поступал так, как не следует?