Под крылом Ангела - Алиса Лунина

Марианна благосклонно улыбнулась.

— Да, розовый очень симпатичный цвет, такой гламурный! — угодливо подтвердила Соня.

— А сколько оттенков розового вы различаете? — с въедливой иезуитской интонацией спросила Марианна.

— Один? Два? — наугад выпалил Чувалов.

Ответ страшно разгневал Марианну, и она обозвала Чувалова идиотом.

— Теперь ты! — Она указала на Барбару. — Отвечай!

— И гадать не буду, — не знаю!

Марианна обдала Басю взглядом, полным презрения, и отчеканила:

— На свете есть тысяча тридцать восемь оттенков розового, тупица!

— Может быть… — мрачно усмехнулась Бася. — Я не подсчитывала.

— А знаете ли вы, что это такое — лежать в психиатрическом отделении? — Марианна грозно посмотрела на Чувалова.

Тот поспешно и испуганно ответил:

— Никак нет, не знаю…

Марианна сокрушенно покачала головой и даже сняла корону.

— Ужасно, когда тебя считают сумасшедшей, хотя на самом деле ты нормальная, а безумцы — они, другие! И эти безумцы издеваются над тобой, надевают на тебя смирительную рубашку и заставляют принимать всякую гадость! А в это время твой муж развлекается с блудницей, каких свет не видывал! Хорошо, что мне вовремя рассказали про это! И мне было видение — пришла Небесная Дева и сказала, что надо очищать землю от таких вавилонских блудниц, как любовница моего мужа.

Бася усмехнулась — нечего сказать, добрая Небесная Дева!

— И я пообещала Небесной Деве, что выйду из больницы и во что бы то ни стало отомщу за себя! И вот я здесь! — Марианна расхохоталась.

Барбара обратила внимание на то, что у жены Эда очень резкие, как бы изломанные движения, усиленная жестикуляция и при этом движения рук словно обгоняют речь…

Кроме того, у нее одни эмоции быстро сменяются другими — она то становится возбужденной и смеется, то погружается в угрюмую задумчивость. Сейчас она пребывала явно в приподнятом настроении. Весьма весело, жестикулируя руками (пистолет прибавлял выразительности жестам), она принялась рассказывать, как они познакомились с Эдом. Речь Марианны отличалась некоторой бессвязностью, зачастую она теряла нить повествования, потом вновь возвращалась к истории своей жизни.

Барбаре пришлось продираться через дебри странных речевых конструкций, смешков и вздохов рассказчицы, и в итоге она поняла примерно следующее: Марианна и Эд познакомились семнадцать лет назад. Отец Марианны, известный режиссер, снимал фильм, в котором Эд, тогда студент театрального института, играл эпизодическую роль. Со слов Марианны, Эд начал ухаживать за ней, и вскоре они поженились.

— Вы не думайте, в молодости я была стройной красавицей! — гордо заметила Марианна.

Бася попыталась представить низенькую, толстую Марианну молодой — неужели когда-то она была привлекательной и могла понравиться Эду? Или Эд польстился на бонусы, которые прилагались к замужеству: тесть — известный режиссер, роли и будущая слава? Неужели он настолько меркантилен?

Впрочем, Марианна также придерживалась этой версии.

— Вы только представьте, какой Эд подлец! Женившись на мне, он переехал из общежития в нашу квартиру в центре города, начал много сниматься благодаря стараниям моего отца, а потом разлюбил меня! Теперь я даже думаю, что он, возможно, и женился из-за корысти! Но это неважно! Мы могли быть счастливы и без всякой любви, если бы не эта тварь! — Марианна указала рукой на Барбару. На нее тут же уставились все присутствующие, и Бася почувствовала себя средневековой ведьмой, которую сейчас сожгут на костре.

— Все дело в том, что эта тварь охмурила моего мужа! — Марианна уже начала подбрасывать дрова в огонь для Баси. — Она одурманила моего Эдуарда! Обольстила его так, что он обо мне и думать забыл! А представьте, каково мне было узнать, — Марианна заломила руки, тем не менее не выпуская из них пистолета, — что мой законный супруг увлекся бездарностью, писателишкой, которой только сказки про колобков сочинять!

Бася вздрогнула и хотела было что-то возразить, но Марианна пресекла ее попытку выразительным жестом.

— И с этой вавилонской блудницей он ездил на море! И с ней же собирался отмечать Новый год! Вы только посмотрите, до чего эта тварь дошла в своей наглости!

Марианна полезла в карман, вытащила листок бумаги и зачитала: «Эд, пупсик! Думаю о тебе каждую минуту каждого дня. Хочу тебя страстно… Представляю, как в новогоднюю ночь ты будешь сжимать меня в объятиях под бой курантов…»

У Баси глаза на лоб полезли — она не писала это письмо. Она даже возмутилась, неужели подобный, невыразимо вульгарный слог: «лапусик», «пупсик», «нежно обнимаю» — могли приписать ей? Неужели она, Барбара Лесневская, могла унизить себя каким-то пупсиком?

— Это не мое письмо! — сухо заметила она.

— Не ври, — предупредила Марианна. — Все равно не отмажешься!

— Где вы его взяли?

— Сегодня вытащила у Эда из кармана!

— В письме есть подпись?

— Есть! — усмехнулась Марианна: — «Целую тебя сто тысяч раз, твоя зайка».

Бася задумалась: вот интересно, а кто эта самая любвеобильная зайка, которую Эд собирался сжимать в объятиях «под бой курантов»? Ушки бы ей оторвать!

— Прочитав это письмо, я подумала, что с меня хватит! — заявила Марианна. — Приду к блуднице на Новый год и застукаю ее с поличным! В конце концов, пришло время платить по счетам! Я и так долго ждала! Ведь это из-за нее Эдуард бросил меня пятнадцать лет назад!

Бася возмутилась:

— Да мы пятнадцать лет назад и знакомы-то не были! Я вообще в школе училась! Пребывала в невинном пионерском возрасте!

— Не вводи людей в заблуждение! — потребовала Марианна. — Ты живешь от сотворения мира, и все это время совращаешь мужчин!

— Вы несколько переоцениваете мои скромные достижения, — мрачно заметила Бася.

Ну, дело ясное: кончится все тем, что Марианна замочит ее из чуваловского пистолета и при этом будет считать себя мессией и спасителем человечества. Ну и пусть, ну и на здоровье… Если паршивому человечеству нужно, чтобы Бася принесла себя в жертву, пусть подавится.

А Эд, значит, бросил ее ради какой-то дебильной зайки!

Бася почувствовала сильное раздражение и злость.

Знаете, бывает состояние, когда срываешься с катушек, и уже на все наплевать: внутри бушуют шум и ярость, вполне способные заглушить страх.

— Да! Не буду скрывать, я любила Эда! Сначала все было красиво! Нереально красиво! Бессовестно красиво! Обольщал, ухаживал, дарил… Златые горы обещал, как водится! А я радовалась: как же — самый красивый роман в моей жизни!

— Прекрати! — Марианна заскрежетала зубами от ярости.

— А что ты мне сделаешь? — усмехнулась Бася. — Убьешь? Да плевала я на твой пистолет! Давай стреляй! Пострадаю за любовь! А правду все равно скажу! Вы уж послушайте!

— Боже, какая женщина! — воскликнул Иван. — Настоящая героиня русских романов! Какой накал чувств и презрение к опасности!

Бася жестом остановила его: мол, рукоплесканий и оваций не надо — и продолжила:

— Так вот! Я любила, страдала, отдавала этому недостойному человеку всю себя, а что же он? Он только брал! Питался моей энергией и любовью, жалкий потребитель! Может быть, Марианна, ты думаешь, что это было счастье? Нет! Это была игра в одни ворота! Безумие с моей стороны! Я вела себя как чокнутая дура, которую надо запереть в сумасшедшем доме!

— Заткнись! — взревела Марианна. — Не разрывай мое сердце!

Но Бася мстительно продолжила:

— А ты говоришь — «отдай моего мужа!» Да забери на здоровье! Эд принес мне одни несчастья! Признаюсь — я хотела встречать с ним Новый год. И он мне это обещал! Много чего обещал! Например, обещал подарить на Новый год кошку!

— Кошку? — вскинулась Марианна. — Это что значит?

— Ну, кошки — такие зверьки, мяукают, пьют молоко, неважно, дело не в кошке. — Бася махнула рукой. — Дело в том, что он не сдержал ни одного своего обещания. И если за свою наивность и любовь я должна поплатиться жизнью, то пожалуйста — я готова! Стреляй!

Чувалов схватился за голову, и взмолился:

— Ивановна, не гони!

Иван бросился к Марианне.

— Умоляю, не слушайте ее, она не в себе! Не стреляйте!

Иван, на которого европейский менталитет и образ жизни наложили соответствующий отпечаток, все же попытался в этом всеобщем хаосе и безумии воззвать к голосу разума. Он обратился к Марианне с просьбой оценить ситуацию рационально и здраво.

Марианна ответила ему презрительной улыбкой, однако же никаких возражений ему не высказала.

Он приободрился и продолжил в том же духе — сказал, что чувства Марианны понятны: когда речь заходит об уязвленном женском самолюбии, конечно, сложно оставаться бесстрастной, и мы все понимаем, что ваш муж обошелся с вами дурно…