Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник] - Джон Беркли

Но Холли словно одеревенела… Было такое ощущение, что она не может даже пошевелить пальцем.'

— Вам нехорошо, мадам?

Холли подняла голову и увидела стюардессу, которая помогла ей справиться с Торбергом.

— Нет, ничего… Все нормально…

— Давайте, мы поможем вам.

— Благодарю, я сама…

— Нет, мадам, нет. Будет лучше, если мы вам все-таки поможем.

— А где… этот? — Холли кивнула на кресло, где только что сидел журналист.

— А… ему уже помогли…

Девушки взяли ее под руки и осторожно повели к выходу.

По трапу спускались люди, съезжая, словно мальчишки с ледяной горки, а внизу их подхватывали парни из техпомощи.

Холли нерешительно остановилась в проеме двери, стягивая на груди кофту.

— Холлнии! Холииииии!!! — донесся до нее знакомый голос.

Она пошарила глазами среди толпы снующих людей, которых вдруг оказалось удивительно много.

— Хооооллии! Хоооллиии! — Она, наконец, увидела его!

Джон добрался до самолетов, когда там уже сновала масса народа.

Журналисты стрекотали камерами (они всегда и везде успевают раньше всех); бежали санитары с носилками; понаехало всякого начальства до черта (где они сидели, когда нужно было обезвредить террористов?); полицейские машины медленно прокладывали себе путь сквозь толпу встречающих (тех, кому повезло уцелеть).

— Хооллиии! Хоооллиии! Где ты, Хоооллии!?

Джон не знал, в каком из самолетов его жена. Он

метался между тремя лайнерами и все звал и звал ее.

— Хоооллиии!

И тут он увидел ЕЕ. Она стояла в черном проеме, такая маленькая и несчастная, но ЖИВАЯ.

— Холли! — тихо выдавил Джон, заталкивая обратно вопль, рвущийся из груди.

Она протянула к нему руки и шагнула на трап.

Ребята из техпомощи поймали ее внизу, Джон тут же подхватил ее и крепко прижал к себе, не обращая внимания на боль в правой пуке. Да Он, кажется, в этот момент и не чувствовал боли.

Он целовал глаза Холли, волосы, оставляя на ее лице следы своей крови.

— Господи, крошка! Как я рад снова тебя видеть! Как ты?

Как я счастлив, что ты жива, любовь моя!

— Со мной Все нормально… Как у тебя?

Почему ты весь в крови, мой хороший?!

— Я так люблю тебя, — и снова прижал Холли к своей груди.

Он даже подумать боялся, что было бы, если бы…

— Мне сказали, что аэропорт захватили террористы, — она попыталась посмотреть ему в глаза.

— Да, я знаю.. — и снова прижал ее лицо к своему лицу.

По их щекам лились слезы. Они не стыдились их и не замечали, потому что снежинки, падавшие на лица, таяли и смешивались с солеными каплями, делая их невидимыми.

«Чоппер» приземлился, выбрав себе площадку как раз между застывшими самолетами.

Из его круглого брюшка вынырнула Саманта Коплент. Она спрыгнула на снег, а за ней, зажав в руках кинокамеру спустился и ее верный рыцарь — Айронс. Следом и пилот Майк,

Саманта еще сверху углядела Маклейна, обнимающего жену.

Господи, ну почему, почему ей не встретился ни один мужчина, готовый отдать за нее жизнь?! Да, что там жизнь, хоть бы в ресторане какой-нибудь черт расплатился за ее ужин!

— Боже, как красиво! — девушка покачала головой, любуясь этой удивительной парой.

— Да… — протянул Ароне и включил камеру.

Саманта протянула руку и накрыла ладонью объектив.

— Не надо.

— Действительно, ребята, это потрясающе, — Майк посмотрел на Саманту.

Девушку словно подменили: ее глаза сияли, губы тронула нежная улыбка, и она вдруг стала такой прекрасной… Словно чужая любовь, к которой они нечаянно прикоснулись, озарила ее, вытащив на свет то лучшее, что Саманта так старательно прятала в тайниках своей души.

Она сунула микрофон в карман и впервые убрала челку рукой, не решившись нарушить улыбку.

— Как я люблю тебя, малышка. Если бы ты только знала, как я люблю тебя!

— Джон, почему это случается именно с нами? И каждый раз на Рождество!

Холли посмотрела на мужа заплаканными глазами, такими прекрасными, что у Маклейна внутри что-то дрогнуло.

«Ну как тебе объяснить, малышка?…

Я не могу не вмешиваться «не в свое дело», как говорят эти кретины. Я не моту пройти мимо, когда кому-нибудь грозит опасность. Я не могу допустить, чтобы всякая мразь безнаказанно проворачивала свои грязные дела.

Я не могу.

Вот поэтому, малышка. Поэтому, очевидно, это не последняя неприятность в нашей жизни».

Но вслух Джон ничего этого не сказал.

Он только вздохнул и снова поцеловал ее глаза.

— Поедем домой, — и обняв ее за плечи, он шагнул и направлении главного здания.

Ричард Тогберг лежал на спине не в силах подняться с земли.

Его спустили по трапу, там поймали какие-то парни и отправили дальше. Дик еле передвигал ноги, все еще не оправившись от шока. Он сделал несколько шагов и, поскользнувшись, упал, больно стукнувшись затылком.

Люди проходили мимо него, огибая лежащего человека, словно бревно, досадно валяющееся на дороге.

Он протягивал к ним руки, взывая о помощи, но никто не откликнулся на его зов.

Едва взглянув в лицо «героя» и узнав его, все спешили поскорее прочь.

Неизвестно, сколько бы он так еще пролежал, но тут у него пробудилась надежда.

Мимо шла та добрая дама, которая сидела рядом с Холли Маклейн.

— Леди, помогите мне, пожалуйста, — Дик протянул к ней руки.

Старушка, соседка Холли по самолету, шла, кутаясь в кофту, пронизываемую порывами ветра, пытаясь найти автобус или какую-нибудь машину, которые отвозят людей в здание.

— Кто-нибудь, помогите мне, — услышала она с дороги.

На спине, одетый в теплую куртку, лежал тот мерзкий тип, который вел свой гнусный репортаж из самолета.

— Леди, помогите мне, пожалуйста, — он протянул к ней руку.

— Ублюдок! — презрительно бросила дама и, переступив через «эту кучу дерьма», прошла дальше с гордо поднятой головой.

Маклейн бережно укутывал Холли в плащ-палатку, стараясь укрыть ее от ветра.

Она уже не плакала, только тесно жалась к нему, словно боясь потерять.

Красный электрокар остановился перед ними, мигая желтыми огоньками.

— Эй, офицер! Офицер!

Маклейн поднял голову. На водительском месте лихо восседал Марвин. На шее у него висел плейер, а на голове красовались наушники — наверное, он слушал свою любимую Эллу. Губы Марвина растянулись в широкой улыбке.

— Твой «мерседес» подан, — сказал он и расхохотался, довольный таким шикарным названием своей «тачки».

— Марвин! Что ты здесь делаешь, чертушка подземный?!

— Тебя встречаю! Хорошенький праздник ты здесь устроил! — и он снова захохотал, выражая свой восторг. Нет, такого замечательного копа он еще никогда не встречал!.

«Какой славный мужик», — подумал Маклейн. — «Ни одной скотине и в голову не пришло сказать ему хоть какое-нибудь доброе слово, а этот «мерседес» подкатил».

Он опять почувствовал, как сжалось горло.

Светлая машина с надписью «Полиция» притормозила в двух шагах от Маклейна.

Открыв дверцу, на снег соскочил капитан Лорензо.

О, боже! Он, оказывается, умеет улыбаться!

— Эй, Маклейн! — капитан был сама любезность. Он помахал перед своим лицом каким-то листком. — У тебя сохранилась та бумажка о штрафе в моем аэропорту?

О, господи, «в моем»! Ну, индюк самодовольный! Ни хрена ничему не научился!

— Да. Кажется, сохранилась.

— А, какого черта! — Лорензо разорвал квитанцию и подбросил клочки вверх, пустив их по ветру. — Рождество же все-таки, твою мать!

Он все еще улыбался, очевидно, считая, что совершил большой подвиг, порвав этот — почти официальный! — документ.

Маклейн посмотрел на его сияющую физиономию и ничего не ответил.

— Пойдем, Холли.

Они уселись на платформу, тесно прижимаясь друг к другу.

— Поехали, Марвин.

— Эгей, посторонись! — весело заорал Марвин, и кар плавно тронулся с места, оставляя суетящихся людей, которым совершенно не было дела до того, кто сегодня даровал им вторую жизнь.

Они что-то делали, шумели, куда-то шли на фоне разгорающегося зарева и страшных черных столбов, которые тянулись вверх.

Джон еще крепче обнял Холли.

Он поднял лицо к небу и вдруг вспомнил песню, которую услышал, когда приехал в аэропорт.

«Рождество твое, Христос Боже наш,Воссияй миру свет разума».

Джеймс Грейди

ШЕСТЬ ДНЕЙ КОНДОРА

Среда

В четырех кварталах позади Библиотеки конгресса, сразу же за пересечением улиц Юго-восточной А и Четвертой, стоит трехэтажное, второе от угла здание, отделанное штукатуркой. Приютившееся среди других городских домов, оно вряд ли привлекло бы к себе чье-либо внимание, если бы не его цвет.