По ту сторону спорта - Николай Долгополов

Искренне убеждён, он недополучил причитающейся спортивной славы. Был чересчур скромен, именно скромен, а не малоразговорчив. Отменно вежлив и любезен, но нисколько и ни с кем не подобострастен. Ценил свои успехи, однако радости громогласно не выражал и рук над головой слишком высоко не вскидывал. Эмоции незаметно проявлял на льду, стиснув зубы и хмуро насупив лоб. За пределами катка на роль лидера, весельчака и всеобщего баловня претендовать не собирался. Как ни странно, дружбу с журналистами завязал не вовремя — уже после окончания спортивной карьеры, и то благодаря жене Александре Алексеевне — Шурочке, сотруднице «Комсомольской правды».

Один из лучших советских конькобежных тренеров, Константин Константинович Кудрявцев, и теперь зол на Гончаренко. По его убеждению, в далёкие пятидесятые Олег обязан был показать результаты, до которых американец Эрик Хайден добрался к началу восьмидесятых. Прав ли ворчун Кудрявцев, известный конькобежному миру под ласковым именем Кока? Попробуй ответь. Однако замечено: в драматических ситуациях, а в них Гончаренко попадал с частотой необыкновенной, у Олега пробуждалась обычно мирно дремавшая спортивная злость. Парадокс, превратившийся в никакими законами не подтверждающуюся закономерность: Гончаренко добывал большие победы, когда и сражаться за них было абсурдно. Выигрывал чемпионат мира, в муках пробегая 5 тысяч метров на сорванном — случайно затупленном коньке. Или, накануне тяжело отравившись, и чем бы вы думали — шоколадом, — устанавливал личный рекорд на тягостной для себя пятисотметровке. Едва выкатывал, поддерживаемый товарищами и врачом на лёд, скрученный приступом конькобежного палача — радикулита, и, добежав, выиграв, не мог удержать приятнейшую ношу — лавровый чемпионский венок.

Помните профессора-японца из известного рассказа? Непревзойдённый знаток английской литературы, он никак не решался побывать в Британии. Боялся: страна Шекспира и Байрона разочарует, обманет, не дотянет до светлого, созданного в его мечтах образа. Нечто подобное испытывал и я при знакомстве с Гончаренко. Давно перестал стесняться, беря интервью и составляя очерки о чемпионах, — видимо, привык. Но тут было другое — встреча с любимым спортсменом из счастливой детской сказки.

Если судить по общению с Гончаренко, профессору-японцу стоило бы поглядеть на Лондон. Младенческое ощущение — «хороший, мужественный, добрый» — не подвело. Вернее, не подвёл Гончаренко. Он такой, каким мечталось увидеть. Даже внешне отпраздновавший первый из серии неизбежных юбилеев Олег Георгиевич не изменился. В день пятидесятилетия ему посвятили стихи с рефреном-атрибутом «убелённый сединой». Гончаренко вежливо поблагодарил поэта. А седины у юбиляра — ни волоска. Добряга спорт с возрастом своих преданных рыцарей не бросает. И вообще банкетный зал № 2 «Арагви» был как-то неловко узок для собравшихся в нём широкоплечих соратников по бесконечному, никогда не забывающемуся бегу. И Косичкина, и Меркулова, и Цыбина с Сергеевым привычней было видеть не в цивильно-элегантной одежде, а на белом просторе, в запорошённых снегом шапочках, с пощёлкивающими секундомерами. В традиционно-спортивном одеянии Гончаренко смотрится почему-то лучше, естественнее. И неважно, где происходит действие — на скромной искусственной дорожке стадиона «Динамо» в Москве, сверкающем чуде «Медео» или на «Бишлете» в Осло…

Ах этот «Бишлет», «Бишлет», куда стремится попасть любой жаждущий конькобежной славы. Стадион в центре Осло — как шлагбаум на дороге. Бывает, поднимается. Чаще — остаётся закрытым. Последним из наших соотечественников его умело приподнял Олег Гончаренко, захвативший в 1956 году домой, на Котельническую, венок из северного норвежского лавра.

Да, в маленькой Норвегии научились ловко изготовлять это чемпионское отличие. Практики достаточно. Из почти 80 мировых первенств, ведущих отсчёт с 1893 года, только столица, не считая остальных городов, принимала каждый четвёртый чемпионат мира.

На нескольких побывал и я, сопровождая члена Технического комитета Международного союза конькобежцев (ИСУ) Олега Гончаренко. Однако и первого визита хватило, чтобы убедиться: «Бишлет», как и радующие туристов фиорды, превратился в символ если не всей Норвегии, то уж Осло — наверняка. Попытался выяснить точную дату рождения стадиона и был немедленно отправлен к почтеннейшему конькобежному арбитру Эрлингу Эллингсену. Но и 65-летний стартёр, посылавший к славе ли, к обидным ли падениям сотни участников всевозможных состязаний, сомнений не разрешил. Он совершенно точно помнил, что раньше на месте современного «Бишлета» ютился стадиончик «Маленький Бишлет». А в середине XIX века, как говорил уважаемому Эллингсену его не менее уважаемый дедушка, здесь был каток, название которого ветеран начисто забыл.

Сейчас «Бишлет» переживает не очень-то весёлые времена. Конкурируют теперь не только спортсмены, катки — тоже. Грозный и молодой соперник «Валле Ховен», нашпигованный новейшей техникой, вот-вот оттеснит «Бишлет» на второй план. Его искусственной дорожке не страшны дожди и прочие метеокапризы. Но «Бишлет» не собирается сдаваться. И хотя на реконструкцию требуется миллионов двадцать долларов, в защиту дедушки-катка выступили политические деятели, газеты, спортивные и неспортивные организации. Нет, не так-то просто расстаться с символом. А пока вопрос «как быть и что делать?» ежегодно и безуспешно дебатируется в столичном муниципалитете, оптимист «Бишлет» по-прежнему невозмутимо-достойно встречает конькобежцев. И в томительном ожидании бесчисленное количество раз повторяющейся схватки — «Бишлет» против оттепелей и других каверз неутомимой изобретательницы-природы — есть что-то сладостное, заставляющее верить: старина выдюжит, справится.

Вначале мне почудилось, что стадион мог бы быть и погостеприимнее. Участников мирового первенства сюда пускают за день до старта, и то разрешают потренироваться всего час-полтора. Суть дела понял и постиг с помощью справедливого Гончаренко. Именно он — технический делегат ИСУ — проверял качество льда. Чуть не на цыпочках прошёлся по переливавшейся голубизной дорожке. Потрогал снежные бугорки на поворотах. Провёл по льду ладонью. Широко улыбаясь, поздоровался за руку с семёркой узнавших его (О, Гон-ча-рен-ко! Гон-ча-рен-ко!) рабочих. Эта, по-нашему говоря, бригада и поддерживает славу прославленного стадиона. В её полном распоряжении скребки, лопаты, послевоенный льдоуборочный комбайн, его ровесница цистерна с пульверизатором и… И всё. Вот вам и знаменитый «Бишлет».

— Не пускают на лёд — и хорошо. Боятся, раньше времени порежут его на поворотах, — объяснял Олег Георгиевич. — Пусть потренируются на искусственных дорожках.

И я понял, чью сторону в споре «Бишлет» — «Валле Ховен» держит официальный представитель ИСУ.

Коньки в Норвегии — что хоккей в Канаде или бокс на Кубе. В уютном спортивном музейчике Осло не найдёшь и упоминания о том, что первый в мире конькобежный клуб возник в 1742 году в Шотландии, где благополучно состоялись и первые состязания. Британцы большие мастера по организации всяческих клубов. Зато посетителю музея настойчиво напоминают: изобрели коньки норвежцы. Охотники догоняли на них самых быстрых животных. А норвежские воины-викинги одержали немало побед во многом благодаря деревянным конькам-скороходам, один из которых — левый — был короче правого. Солдаты-конькобежцы не выкатывались на боевые задания без палки, служившей и рулём и опорой при стрельбе. Наиболее крупный успех норвежских конькобежцев, не считая множества выигранных золотых медалей, — удачная операция в устье реки Эльбы армейского конькобежного корпуса в войне 1806 года против Наполеона…

Но за день-два до начала очередного первенства половина экспонатов исчезает с музейных стеллажей. Во владение реликвиями вступают мальчишки из городских конькобежных клубов. С коллекционными коньками в руках, одетые в спортивную форму всех времён — от той, что носил ещё в 1893 году первый чемпион мира голландец Яап Эден, до сегодняшних, почти невесомых молний-комбинезонов, — выходят они на улицу. Шумная цепочка растягивается от всегдашней главной конькобежной резиденции «Гранд-отеля» до «Концертхюсету». Если хорошо постараться, счастливое стечение обстоятельств и солидные связи ещё позволят за пару месяцев до начала чемпионата завладеть одним из двадцати девяти тысяч билетов, продаваемых на «Бишлет». Но на жеребьёвку попасть абсолютно невозможно. Вход по пропускам, под расписку вручаемым избранным и близко к ним стоящим. Когда я вместе с Гончаренко, никаких треволнений не испытываю. Для него, конечно же, они лишнего пропуска не пожалеют. Народу во вместительном зале собирается не меньше, чем на ином футбольном матче. Полон благоухающий и разодетый партер. Десятки теле-, кино- и просто камер свешиваются с по-демократически забитого балкона. Нервничают путающиеся в кабелях телевизионщики.