Эльфийский тесак (СИ) - Райвизхем Ал

— Кто бы говорил! — защищался Торин. — Да тебе дай вволю, так у всех бы дырки в заднице заклеены были бы.

— Ага, и после этого я бы всех еще накормил бы касторкой, — согласился хоббит. — Чтоб узнали для чего им задница нужна!

— Тьфу! — поморщился Малыш.

Так, мило беседуя, троица бесстрашных героев пробиралась сквозь лес. Вскоре они наткнулись на спящий патруль роханцев и, не желая их беспокоить, проследовали мимо, крепко связав их на всякий случай.

— Вдруг они проснутся и всадят стрелу в спину, — объяснил свой поступок Малыш. Впереди через тонкую полоску пограничной полосы стоял Сторожевой Лес. Именно в нем триста лет назад гадкие хоббиты Пипс и Мерри устроили страшный пожар, а выбежавшим на разборки чудовищам, называвших себя энтами, вкозлили невинных обитателей Исенгарда.

— Бля буду, — клялся тогда Мерри. — Какой-то старикашка в белом пукнул так, что деревья согнулись.

— Ага, — вторил ему сородич. — А стоявший рядом Гнилозад еще и спичку поднес. Мы и оглянуться не успели, как поллеса сгорело, — нагло приврал для правдоподобности Пипс, пряча в кармане спички.

Последовавшие после этого вызов на стрелку, на которую трусливый Саруман не явился, и непосредственно сами разборки привели к тому, что Саруман Честный стал бомжем, а Пипс прикарманил волшебную игрушку со странным названием «Палантир». Эту игрушку впоследствии, при подозрительном везении, выиграл в карты Гэндальф. Когда никому не известный бродяга Арагорн стал королем Гондора, хитрый волшебник втридорога продал ему игрушку, мотивируя это тем, что «эта вещь должна принадлежать владыкам Запада и больше никому, а потому он сейчас же выбросит ее в море». Жадный до всяких волшебных штучек Арагорн заплатил не скупясь. Зато с ее помощью он получил возможность волшебным образом заглядывать во все женские туалеты, не говоря уж о спальнях во всем королевстве.

Обо всем этом подробно излагалось в Красной книге, которую Торин по складам, но все-таки прочитал, а этот эпизод аж несколько раз. Об этом он не преминул напомнить Фолко, нывшему, что они идут навстречу своей мучительной смерти.

— Уж с энтами — то, ты договоришься, — безапелляционно заявил Торин. Уж они-то должны помнить твоих мерзких родичей, тем более, ты потомок одного из них. Кстати, правда, что в вашем роду ни один из предков не был женат? ехидно поинтересовался он.

— Да, можешь подать на меня в суд! — обиделся Фолко.

— Странные вы, хоббиты, ребята, — еще более ехидно сообщил Торин. Интересно, каким макаром вы размножаетесь?

— Я знаю, — хохоча над шуткой Торина, заявил маленький гном. — Через жопу! — его догадка была встречена таким чистым и ясным смехом, словно на ветру стонала от натуги скрипучая и гнилая ива. Смех Торина и вовсе не поддавался описанию Отхохотав так, что после этого не мог встать целых три минуты, гном пришел в себя только от мысли, что Малыш смеется вовсе по-другому, и вообще, сейчас он не смеется. Он вскочил и увидел несообразное существо с множеством различных конечностей. Десятки рук и по меньшей мере полтора десятка мужских достоинств, едва прикрытых набедренными повязками из листвы, ужаснула гнома. Правда воспоминания о том, «как размножаются хоббиты по мнению Малыша», вернула, хоть и ненадолго обычное присутствие духа. Зато Фолко, наверное, жалел о том, что у него нет такого же надежного «тыла», каким по его «вине» обзавелся Рогволд.

— Хум-хум-хрум, корни и сучья! — произнесло чудовище. — Энто, давно гостей не видывал, сучья и корни! Энто, а какого хера, топор у энтого гондона? — одна из его сучковатых рук ткнула в Торина.

— Отлезь, гнида, — немедленно отозвался гном, потянувшись к топору.

— Что? Что он сказал? — удивился энт.

— Это его так зовут, — немедленно нашелся хоббит. Торин при этих словах поперхнулся.

— Буратино, — представился энт, подтирая свой не в меру большой рубильник, из-под которого виднелись заросли мха.

— А топор у него для того, чтобы рубить головы подлым оркам, — продолжал набравшийся смелости хоббит.

— Небывалое дело! — воскликнул Буратино. — Корни и сучья! Сучья и корни! Что привело вас сюда, когда ни один смертный не решается переступить порог леса? С тех пор, как мы, гм, корни и сучья, пустили на корм червям целый отряд налоговых сборщиков Рохана, сюда никто не суется.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А мы это, спасаем Средиземье и все такое, — заявил хоббит. — Срочная полицейская необходимость обследовать Исенгард.

— Да? — удивился Буратино. — Ну, вообще-то с такими именами, как у вас, — он выразительно посмотрел на Торина, — Я уже ничему не удивляюсь.

Торин злобно уставился на хоббита. Тот сделал вид, что ничего не заметил.

— Хум-хрум-пень, сучья и корни, — прогудел Буратино. — Но я обещал, подписку в смысле кинул королю, что ни одна душа не попадет живою в Исенгард, — стихами проскрипел он. — Король — умен и допустить сюда непрошенных чмырей не хочет, — продолжил Буратино. — Засрут еще, на стенах нарисуют жопу, а может даже хуже, так говорил он, — слова выдавливались из энта с такой натугой, что казалось он сейчас развалится на куски. Слушать все это не было никаких сил.

— Если он еще раз заговорит стихами, я этого не вынесу, — заявил побледневший Малыш. — Он так скрипит, что мне блевать охота. Тьфу, и я уже заговорил стихами.

— Заткнись, — согласился Торин.

— Да, но он давно уж помер, — удивился хоббит. — Какой ему теперь урон?

— Нет, все равно я не могу впустить вас, сучья и корни, — подумав немного, минут пять, не более, — заявил Буратино.

— Сучья и корни, сучья лапа, сучий потрох, — разбушевался вдруг хоббит. — Да я с самим Радагастом знаком! Стоит мне лишь слово ему сказать, как его птицы прилетят и засрут весь лес! — пригрозил он. Сам ведь знаешь, старый пень, в смысле, энт!

— Что ж вы сразу не сказали, — испугался старый энт. — Надо так надо.

Фолко победно взглянул на гномов. Те пристыжено молчали. Энт двинулся вперед, за ним последовали и наши герои. Спустя несколько часов блужданий по лесу, обнаружилось. Что старый энт страдает выпадением памяти, поскольку совершенно не помнит, где находится Исенгард. Фолко вновь пригрозил ему, что Радагаст так это не оставит и испугавшийся Буратино вновь повел их в путь. Прошло три дня. Фолко в двенадцатый раз наткнулся на жвачку, которую он выплюнул как только увидел энта.

— Ну все, бля, надоело, — заявил Фолко. — Веди нас обратно, ни хера от вас, энтов толка нет. Торин и Малыш молчаливо согласились. Они опасались энтов и безрассудная смелость хоббита их ужасала. Старый энт, скрипя на каждом шагу, словно шотландская волынка, повел их обратно. Не прошло и получаса, как они наткнулись на Исенгард. Хоббит только сплюнул, увидев это. Зато радости лесного чудовища не было предела.

— Я в смысле вспомнил, где это находится, — проскрипел он, но его спутники изумленно молчали, пораженные увиденным.

Перед ними лежал разрушенный гневом энтов триста лет назад с половиной Исенгард. В середине развалин высилась неприступная башня, шпиль которой венчало скульптурное подобие белой руки, вытянутой в нацистском приветствии. Башня удивительно напоминала грубо отесанную пирамиду в которой были прорублены бойницы. Сейчас эти бойницы были наглухо заколочены крест-накрест досками. Ворота были наглухо замурованы по указу короля, причем вместе с рабочими, чьи скелеты наполовину торчали из замурованного саркофага. На шее одного из скелетов висела предупреждающая табличка «Не ходите сюда! Не советую!».

— И как же пробраться внутрь? — поинтересовался Торин.

— А ты Отлезь Гнида у нас очень умный, вот ты и придумай, — проскрипел Буратино.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А, ну конечно, закинем веревку, выломаем доски и влезем через ставни, — быстро нашелся гном.

Спустя час Малыш, наконец, попал веревкой с железной кошкой на конце в одну из бойниц и Фолко, поплевав на свои мозолистые от частого нахождения в чужих карманах ладони, полез наверх. На полпути веревка соскользнула и хоббит с громким воплем полетел вниз.