Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова

Е. Р.: Из поэтов – Саша Кабанов, киевлянин. Поэт номер один для меня сейчас. Лимонов и Юна Мориц раньше хорошо писали: упоминаю их как пример того, что господь может дар и отнять. Из наших талантов – молодые пермяки, екатеринбуржцы… ушедший Борис Рыжий, Виталий Кальпиди, Олег Дозморов… Александр Еременко – один из лучших российских поэтов, и жаль, сейчас не пишет. Из москвичей – Евгений Бунимович, Дмитрий Быков, Марина Кудимова.

Н. Р.: А из современных прозаиков кто-то интересен?

Е. Р.: Прежде всего Дима Быков, Михаил Веллер, Петр Алешковский – очень сильный у него роман «Крепость».

Н. Р.: Ну… о вкусах спорят, и более всего, пожалуй, в поле литературном. В пандан к этим фамилиям добавлю очевидное: есть немало талантливых писателей, чьи имена официальная критика замалчивает. Часто условием издания книги становится то, что написать ее должна либо медиаперсона, либо автор должен издаться за свой счет, ну или получить грант. Да и многие темы табуированы. Автор стал фактически канатоходцем с точки зрения сюжетостроения: шаг влево, шаг вправо – и нет тебя в так называемом литпроцессе.

Е. Р.: Вот смотрите: Миша Брусиловский говорил, что худсовет при «совке» – конечно, зло. Но он, худсовет этот, тем не менее избавлял от халтуры. Сейчас достаточно свободы в литературе, я считаю. Но то, о чем вы говорите… увы, так было всегда. Высокая литература не сразу распознается и ценится. Сочетание больших тиражей и ума – это редкость большая! Водолазкин, Улицкая, Акунин – я слежу за ними, за тем, что они делают.

Н. Р.: Ну а в кино?

Е. Р.: Очень сильной кажется «История одного назначения» Дуни Смирновой. Очень крутой фильм! Он очень точен в историческом плане, требует подготовленной аудитории – нужно знать и эпоху Александра Второго, и русскую литературу… Я бы сравнил его с толстовским «После бала» в каком-то смысле. Очень честный фильм, показывающий невероятный диапазон русского человека – от самого дна его до самого космоса. Джон Шемякин был консультантом-историком.

Н. Р.: Хорошее кино – редкость великая: то, чем «кормят» зрителя телеканалы, как кроятся сюжеты сериалов, по каким форматам, и как киношники продают свой мозг, выпуская «продукт» вместо произведения искусства…

Е. Р.: Послушайте, стадом всегда проще управлять. Вот оттуда ветер дует. Понимаете? Отсюда все эти «форматы».

Н. Р.: Я-то понимаю. И вижу, как таланты зарываются.

Е. Р.: Нет, не все зарываются. Если говорить о литературе, то при наличии соцсетей автору вообще никто не нужен! Коммуникации изменили мир, никто не закопает заживо хорошего писателя.

Н. Р.: Парадокс: чем лучше порой написаны тексты, тем сложнее их превратить в книги. И соцсети не помощники здесь.

Е. Р.: Послушайте меня: деньги зарабатываются на массовке. Издание книг – это бизнес. В целом, конечно, идет некая сознательная дебилизация населения. Для удобства управления: тут совершенно понятная история! Что касается меня, то я написал, считаю, лучшую в стране книгу о борьбе с наркотиками «Город без наркотиков». Она написана кровью сердца. Еще в 2014-м. С Мариной Кудимовой мы книгу эту делали. Книга разошлась огромным тиражом, была во всех подразделениях по борьбе с наркотиками. Кстати, «Невыдуманные рассказы» мои тиражом пятьдесят тысяч экземпляров разлетелись. «Икона и человек» – так там книга вообще на первой же презентации кончилась, вы понимаете?

Н. Р.: А что издатели говорят, будут допечатки?

Е. Р.: Это вопрос к издателям, я сейчас отошел от литературных дел, много другого происходит. Хотя… у меня ведь сумасшедшая совершенно фактура собрана! Ведь через мою приемную мэрскую в Екатеринбурге тринадцать тысяч человек прошло! Какие судьбы, какие истории, с ума сойти!

Н. Р.: Трагедии?

Е. Р.: Не то слово. Шекспировские! Надо эту вот книгу делать обязательно, Дмитрий Быков предлагает назвать ее «Личный прием». Разумеется, имен настоящих не называть. Это будет что-то очень мощное. Я так думаю.

Н. Р.: Вот еще о чем хочу поговорить. Недавно сделали мы интервью с Улицкой. Так вот, спросила я ее, что она думает о введении биоэтики в школах и может ли как-то повлиять на это, ведь «имя» открывает многие врата… Вас хочу спросить о том же, а также о том, что думаете о законе «Об ответственном обращении с животным» и статье 245 УК «О жестоком обращении с животными».

Е. Р.: Да у нас некоторым людям хуже, чем животным! А вы говорите…

Н. Р.: Мы тоже приматы. И к чему сравнивать, говорить «или люди, или животные»?

Е. Р.: Я так отвечу: многое зависит от позиции первых лиц. Взять ту же охоту – это осознанное убийство. Только серьезное массовое возмущение общественности может помочь переломить ситуацию. Александр Осовцов как-то преподал мне хороший урок. А у него, у Осовцова, был самый большой в России зоопарк – там жил и ослик со сломанной ногой, и рептилии редкие, и певчие птицы, и свора собак выброшенных… А я занимался своим реабилитационным центром. Для людей. И вот он мне так тогда сказал: «Я никогда не буду это поддерживать, потому что в проблемах людей животные не виноваты, а вот в проблемах животных виноваты именно люди!». Я сталкивался с самым разным отношением к животным. Как главе города, мне приходилось очень непростые решения принимать. Например, кого-то укусила собака, пишут жалобу – и я должен по идее отстрел вызывать… и это мой выбор: спасти собаку или вызвать «этих» с автобазы. Каждый раз это выбор, понимаете? Будучи мэром, я часто встречался с людьми во дворах… и если дело животных касалось, люди часто на два лагеря разделялись. Помню, бабуся одна кричала в ответ на чье-то требование убрать собаку: «Да я тебя сама отстреляю!». Ну а что касается биоэтики в школах, то не уверен, что это надо формализовать. Все нормальные дети читали Сутеева, Чарушина, Бианки… Я считаю, это часть домашнего воспитания, это должно из семьи идти: гуманность.

Н. Р.: Должно б, но не идет. И не все «нормальные дети» читали этих авторов… в стране расцвет живодерства, нельзя молчать уже об этом, немыслимо. Закон фактически не работает, люди творят страшные вещи, в том числе «детишки», по которым колония плачет. Издевательства над зверьем – первый шаг к преступлениям другого плана, впрочем, это тема отдельного разговора… А какие у вас в целом ощущения от своего «мэрствования» екатеринбургского? Что удалось, чего не успели и хотели ли бы быть переизбранным снова?

Е. Р.: Послушайте. Местное самоуправление до выстраивания вертикали было минимально политизировано. Это разные ветви власти – и не хотелось бы, чтоб эта «осиновая» вертикаль пробивала все это… сейчас пока в Екатеринбурге нет