Галлюцинации - Оливер Сакс

У данного больного делирий отличался хаотичностью и отсутствием связного сюжета. Но так бывает далеко не всегда. Иногда делирий приобретает качество увлекательного путешествия, пьесы, кинофильма, придавая смысл галлюцинациям. У Энн М. такой делирий случился при высокой температуре, которую не удавалось сбить несколько дней. Сначала она видела узоры, когда, пытаясь уснуть, закрывала глаза. Своей сложной симметрией эти узоры напоминали ей гравюры Эшера:

«Сначала я видела только геометрические узоры, но очень скоро они стали превращаться в чудовищ и других малоприятных созданий. Рисунки были черно-белыми. Меня они совершенно не забавляли, так как мне смертельно хотелось спать. Как только рисунок принимал ясные очертания, он начинал множиться и постепенно четыре, шесть или восемь идентичных рисунков занимали все квадранты моего поля зрения».

За черно-белыми гравюрами последовали яркие многоцветные рисунки, напомнившие больной картины Брейгеля. Вскоре и эти картины заполнились монстрами и начали, в свою очередь, делиться на крошечные копии множества Брейгелей.

Потом произошло и вовсе радикальное изменение. Энн увидела себя в «китайском автобусе 50-х годов участницей пропагандистской поездки под эгидой Китайской христианской церкви». Больная отчетливо запомнила фильм о религиозной свободе в Китае. Фильм проецировали на заднее стекло автобуса. Потом перспектива изменилась, и фильм и автобус начали крениться под разными углами, и стало совершенно непонятно, являлся ли церковный шпиль элементом реальной, видимой из окна церкви или частью фильма. Это странное путешествие продолжалось большую часть той горячечной бессонной ночи.

Галлюцинации появлялись у Энн, только когда она закрывала глаза, но стоило их открыть, как все видения тут же рассеивались[68]. Правда, при делирии бывают галлюцинации, которые кажутся элементами реальной картины мира, так как больные видят их с открытыми глазами.

Ричард Х. пробыл в делирии несколько дней после операции на позвоночнике. На следующий день после операции, лежа на койке и глядя в потолок, Ричард вдруг увидел в углах по краям потолка множество животных – это были мелкие создания, размером с мышей, но с головами оленей. Зверьки были живыми, ярко окрашенными и постоянно двигались. «Я знал, я был твердо уверен, что они настоящие, – рассказывал больной, – и был страшно удивлен тем, что мой сосед по палате их не видит». Это отнюдь не поколебало убежденность Ричарда в подлинности галлюцинации. Наоборот, он был поражен и раздосадован тем, что его сосед – художник по профессии – мог быть настолько слеп, чтобы не видеть таких ярких тварей. (Обычно он все видел первым и очень хорошо подмечал детали.) У Ричарда даже не возникло мысли о том, что это могла быть галлюцинация. Видение было странным («я не привык к фризам с оленьими головами на мышиных телах»), но сам больной ни минуты не сомневался в его подлинности.

На следующий день у Ричарда, поэта, преподававшего в университете литературу, возникла еще одна необычная галлюцинация, «литературная инсценировка». Врачи, сестры и санитарки, одетые в костюмы литературных персонажей XIX века, репетировали спектакль. Ричарду очень понравилось это представление, несмотря на то что другие зрители отнеслись к нему не так снисходительно. «Актеры», не смущаясь, переговаривались между собой и с Ричардом. Представление, как ему казалось, развертывалось на нескольких этажах госпиталя одновременно; потолки стали прозрачными, и Ричард мог видеть, что происходило на всех этажах. Участники наперебой спрашивали его мнение, и Ричард отвечал, что представление было просто восхитительным, ему все понравилось. Рассказывая мне эту историю шесть лет спустя, больной, улыбнувшись, признался, что само воспоминание о том спектакле до сих пор доставляет ему большое удовольствие. «Это был особенный момент», – сказал он.

Ричард – большой поклонник Генри Джеймса, и так случилось, что делирий был и у самого Джеймса, когда он в декабре 1915 года умирал от пневмонии и лихорадки. Вот как описывает это состояние Фред Каплан в своей биографии Джеймса:

«Он переселился в иной, воображаемый мир, мир начала его писательской карьеры, когда он, подобно Наполеону, силой искусства создавал свою собственную империю. Он начал диктовать наброски к новому роману, «фрагмент задуманной им книги». Так как теперь он писал, находясь в измененном состоянии сознания, он говорил о себе как о Наполеоне, а о своей семье, как о членах императорской фамилии Бонапарта. Держа за руки Элис и Вильяма, он обращался к ним: «Мои возлюбленные сестра и брат». Им, своим родным, которым он щедро дарил страны и королевства, он теперь поручил проследить за обновлением покоев «здесь, в Лувре, и в Тюильри. Подробные планы находятся у архитекторов, которые займутся этой работой». Себя Джеймс в те минуты искренне считал «имперским орлом».

Закончив записывать, Теодора (личный секретарь Джеймса) почувствовала, что близка к обмороку. «Это душераздирающее зрелище, но самое поразительное здесь то, что он сохранил способность к отточенному оформлению фраз и предложений».

Другие свидетели последних часов Джеймса тоже упоминали этот факт, говоря, что, хоть великий мастер и бредил, в этом бреде чувствовался «чистый поздний Джеймс».

Иногда резкая отмена и воздержание от наркотиков или алкоголя могут стать причиной делирия, в ходе которого больной явственно слышит голоса и переживает иные галлюцинации. На самом деле такой делирий можно с полным правом назвать токсическим психозом, несмотря на то что больной не страдает шизофренией и у него никогда в жизни не было психозов. Ивлин Во приводит потрясающее описание этого состояния в автобиографической книге «Испытание Гилберта Пинфолда»[69]. Во много лет злоупотреблял спиртным, а в 50-е годы начал добавлять к алкоголю снотворные средства (настойку хлоралгидрата и бром), и чем дальше, тем больше: «Он не утруждал себя точным отмериванием дозы. Он плескал в стакан столько, сколько подсказывало ему настроение, и если доза оказывалась слишком малой и он просыпался среди ночи, то вставал, нетвердой походкой шел на кухню, наливал следующий стакан и щедро доливал виски снотворным».

Чувствуя себя тяжелобольным, понимая, что память начинает над ним зло подшучивать, Пинфолд решает, что круиз в Индию позволит ему восстановить силы и здоровье. На второй или третий день путешествия запасы снотворного закончились, но алкоголя было еще вполне достаточно. Едва пароход отчалил от пристани и пустился в плавание, как у Пинфорда начались слуховые галлюцинации: чаще всего это были голоса, но иногда он слышал музыку, собачий лай, глухие удары, которыми капитан корабля награждал какого-то бродягу, шумный плеск от груды металла, которую выбросили за борт. На вид – зрительно – все было совершенно нормально: мирный экипаж, скучающие пассажиры, пароход, входивший через Гибралтарский пролив в Средиземное море. Но абсурдные, сложные слуховые обманы продолжали порождаться слуховыми галлюцинациями. Например, Пинфолду казалось, что Испания объявила о своем суверенитете над Гибралтаром и сейчас судно будет захвачено испанцами; ему казалось, что у врагов есть машина, улавливающая и передающая его мысли.

Некоторые голоса обращались непосредственно к нему: они насмехались, издевались, злобствовали, обвиняли, часто побуждали к самоубийству, – но среди всех этих насмешек и издевательств звучал один сладкий голос – голос, насколько понял Пинфолд, – сестры одного из мучителей. Этот дивный голос говорил, что любит его, и спрашивал, взаимна ли эта любовь. Пинфолд говорит, что хочет увидеть девушку, но она отвечает, что это невозможно, что это «против правил». Галлюцинации Пинфолда – чисто слуховые, ему «не разрешено» видеть говорящего, ибо это сразу разрушит все наваждение.

Такие сложные, изощренные делирии, как и сновидения, могут иметь нисходящий и восходящий характер. В принципе они похожи на вулканическое извержение из нижних уровней мозга – ассоциативной и сенсорной областей коры, гиппокампа и лимбической системы, но это извержение оформляется под действием интеллектуальных, эмоциональных способностей человека, подвергается влиянию силы его воображения, а также убеждениями и обычаями культуры, в которой он был воспитан.

Великое множество неврологических и другого рода заболеваний, а также почти все психотропные средства (как те, которые назначают врачи, так и те, что люди принимают для развлечения), могут вызывать такие временные «органические» психозы. Один навсегда оставшийся у меня в памяти пациент, страдавший постэнцефалитическим синдромом, культурный и воспитанный человек по имени Сеймур Л. (я вкратце описал его в «Пробуждениях»), после назначения ему небольшой дозы леводопы впал в возбужденное состояние и начал слышать голоса. Однажды он пришел ко мне в кабинет и сказал: