Бог и человек - С. Верховской

По учению Григория Нисского все благое существует только по причастию к Богу. Как мы уже говорили, причастие есть усвоение чужого бытия без отождествления с ним. Причастие есть нераздельное и неслиянное соединение с другой природой… «Моисей, — пишет св. Григорий, — мне кажется, понял в свете богоявления, что никакая вещь, воспринимаемая ощущениями, не существует действительно вне запредельного Существа (т. е. без Бога), от Которого зависит бытие всей вселенной. Ни в чем сущем вне Его ум не находит той самодостаточности, которая позволила бы ему существовать помимо причастия Сущему. Истинно–сущее Существо — вечно неизменно, не возрастает и не уменьшается… все Ему причастно и Оно из–за этого не умаляется…» Мы обладаем добродетелями, как Божественными ароматами, в меру нашей доброй воли и способностей, «но все это ничто в сравнении с той совершенной добродетелью, которая, по словам пророка Аввакума, обнимает небо; она есть сама Премудрость, сама Правда, сама Истина». «Все добродетели (благие силы) относятся к Господу добродетелей». «Добродетели — лучи Солнца Правды, исходящие, чтобы просветить нас». Идея св. Григория проста и встречается у многих отцов: Бог обладает всеми благами в их абсолютном совершенстве, т. е. полноте и цельности, как бы в самой их сущности (что и выражается прибавлением слова «само» к названию блага — само Благо, сама Любовь и т. д.); мы же, люди, только приобщаемся всем этим благам в меру нашей способности и усилий и в меру Божьего снисхождения к нам. Усвоение добра, исходящего от Бога, есть плод действенного взаимоотношения между Богом и человеком, без чего мы не могли бы приобщиться Божественному бытию, достичь Бога и Его бытие сделать нашим… «Душа соединяется с Божественной чистотой желанием нетления», т. е. цельного, вечного бытия. «Чистота есть светозарная и созревшая гроздь (возросшая на Лозе–Христе), единственная в своей красоте и услаждающая в невинности духовные чувства».

«То, что Бог есть по сущности, превышает всю тварь и остается недоступным, необъятным и неприкосновенным. Но благоухание (т. е. благодатные свойства), распространенное в нас чистотой добродетелей, заменяет Его, уподобляясь своей чистотой нетленности Его природы, своей добротой — Его доброте, своей цельностью — Его цельности, и всеми проявлениями добродетели в нас — истиной Божественной добродетели». «Чистота, простота, святость суть лучи света Божественной природы, которыми мы видим Бога». «Чистота, соединенная с нетленностью (цельностью) и святостью, есть причастие души жизни Христовой, благодаря которому она познает в себе Христа». Мы не можем смотреть на Солнце, но видим свет Его, прежде всего, когда наша собственная душа светла, отражая и принимая в себя Свет Божий. «Некий отпечаток неизреченной Божественной природы образуется в тех, осененных добродетелями людьми, которые ее созерцают. И так всякая мудрость и благоразумие и знание и все наши способы познания, если не сами крылья Божии (т. е. сама Божественная природа), то по меньшей мере тень Божественных крыльев…» «Отпечаток» и «тень» надо понимать в этих текстах не как простое уподобление Богу, но как действительное присутствие в нас Его силы, соединяющейся с нашими усилиями. Вся жизнь человека в добре — богочеловеческая жизнь. Сама наша природа богоподобна, но как только мы обращаемся к добру или к истине или к Самому Богу, Который есть само всецелое и всесовершен–ное Благо, мы встречаем Божественную силу — то, к чему мы стремимся, в его Божественной, совершенной форме, определяющей и животворящей наше стремление. Человеческое знание изнутри и существенно определяется и вдохновляется Божественной истиной; наша любовь, мир, чистота, блаженство — Божественной любовью, чистотой, миром, радостью.

Положение это абсолютно неопровержимо и должно было бы быть принято всем человечеством и здравой наукой, как одна из основных истин нашего бытия. В самом деле мы находим в себе начатки добра, истины и красоты, но если допустить, что человек отделен от Бога, мы оказываемся отрезанными от всего совершенного: в нас и в мире есть только несовершенное, ограниченное, относительное, бессильное и неясное. Следовательно, без Бога мы бы не могли даже различить, что в нас и в мире хорошо и что плохо, мы были бы обречены на бесконечное блуждание, питаясь одним только земным опытом. Вместе с тем человек во всей своей положительной духовной жизни устремлен к совершенному и, как бы ограничено ни было каждое наше достижение в каждое данное время, мы находим в себе силы к бесконечному движению вперед. Бесконечность жизненных устремлений человека и невозможность для него остановиться ни на каком достижении есть факт. Но бесконечность наших стремлений может быть направлена и на бесконечное повторение одних и тех же жизненных актов для удовлетворения наших низших, земных потребностей или страстей, пока смерть не оборвет нашего земного существования. Мы можем так же бесконечно блуждать в напрасных поисках призрачных, выдуманных нами благ. Мы можем упрямо и безнадежно искать совершенного в нас самих и в мире, где мы их не можем найти. Мы можем обманывать себя и других мнимым прогрессом, который неизбежно кончается катастрофой и разложением. Но если в нас есть действительно совершенствование, действительный прогресс, если в жизни отдельных людей и всего человечества мы находим подлинное развитие, т. е. подлинное приближение к подлинным благам, то это означает, что в нас и во всем человечестве непрестанно пребывает и действует совершенная, всеблагая Реальность — Всеблагой Бог.

Нужен ли Бог, чтобы ценить и любить людей и мир? В каждом человеке и в каждой твари мы находим ценное. Но даже и тут для того, чтобы ответить, откуда это ценное и почему оно ценно, нам нужно знать Бога, ибо Он есть Мера и Источник Благ. Однако, если наше отношение к людям и миру не поверхностно и не ограничено какой–либо одной задачей, мы никогда не удовлетворяемся тем положительным, что мы уже сейчас видим в окружающем: нам всегда хочется, чтобы все было лучше, чем оно уже есть, чтобы зло было преодолено и добро возрастало. Но где мы найдем не выдуманный наугад, а действительный идеал всего сущего и действительную силу его преображения и роста? Идеальный образ всего сущего — в Боге: в Боге мы находим прообраз каждого существа в его предельно–возможном совершенстве; в Нем мы находим и силу совершенного бытия каждого существа. Необходимый закон жизни в добре — за настоящей действительностью мира отчетливо видеть идеальный Божественный образ его, его цель и смысл, возможности его совершенства. Только в этой перспективе мы правильно оцениваем земную действительность и можем сделать людям действительное добро. В этом смысле «идеализм» — не прекраснодушие, но подлинно необходимый закон бытия.

У отцов постоянно повторяется идея «нетленности», как одного из главных благ. Непосредственный смысл слова указывает на отсутствие разложения или разрушения. Но в отеческом словоупотреблении оно означает большее: — не только отсутствие разрушения и распада, но и всякого разделения и противоречия, в положительном же смысле — совершенную цельность, гармоническое единство. Значение цельности очевидно: оно соединяет во едино все положительные силы живого существа, при чем так, что они не только не подрывают друг друга, но взаимно усиляют и осмысливают одна другую. Все оторванное от целого и безосновно и бессмысленно. Зло, грех, страсти разрушают цельность, потому они — силы тления и смерти. Бесстрастие, чистота, нетленность, бессмертие — естественно связаны. В них осуществляется цельность, в цельности же — красота и полнота бытия.

Прекрасное занимает в Писании и патристике исключительно большое место именно потому, что оно необходимо присуще цельности бытия, т е. его совершенному многоединству. Красота есть явление полноты бытия в его идеальном внутреннем сочетании. В прекрасном все необходимо, все находится в совершенном отношении к другому, требует его и животворит его, соединяется с ним, является в нем и обогащается им. Целое открывается, во всех своих членах и смысл всего уясняется в целом. Эта гармония возможна только в полноте жизни, истины и любви; единство никогда не может быть простой данностью: оно осуществляется единством жизни, в любви, во внутреннем взаимоотношении всего. Поэтому красота всегда динамична, привлекает к себе, возбуждая любовь. Поэтому отцы так часто говорят о Божественной красоте, о красоте Христа и Духа Св., красоте святости и правды, ибо в этой красоте является, как в Славе Божией, совершенство Божественного бытия, в его жизненной, влекущей силе. В красоте совершенство абсолютно очевидно и абсолютно желанно. Созерцающий красоту не может не быть привлечен ею.

«Жизнь в добре не заключается в одной какой–либо форме или образе. Искусство ткача ткет одежду, делая материю из многих натянутых нитей — одних вдоль, других поперек. Так и для добродетельной жизни необходимо многое, чтобы ее соткать: эти нити перечисляет апостол, когда говорит о любви, радости, мире, великодушии, доброте и других добродетелях, украшающих того, кто освободился от тленной жизни, чтобы облечься в небесное нетление». «Небесное нетление», т. е. вечная целостная жизнь, очевидно не может исчерпаться одним каким–нибудь свойством: ей необходима полнота, но полнота в совершенном единстве… По словам св. Григория, Сам Божественный Логос предупреждает нас, чтобы мы не стремились к одному благу, пренебрегая другими. И святой отец не делает различия между общечеловеческими добродетелями и теми, которые с особой силой проповедуются христианством (верой, надеждой, смирением, любовью): всякое добро от Бога и нужно человеку.