Бог и человек - С. Верховской

Человек сотворен богоподобным; следовательно, начало богоподобия есть в нас от природы и может быть восстановлено нами очищением от греха; оно достигается и совершенствуется в нас нашим подвигом и стремлением к истинно–благому, более всего — к Богу и Христу. Но оно устрояется в нас одновременно и действенным присутствием в нас Бога. Бог как бы высекает нас из камня «и образует в нас образ добродетели, т. е. Христа, по образу Которого мы были созданы; к Нему мы должны и вернуться…» Богообщение есть взаимное соединение Бога и человека, свободное и любовное сближение обоих, их взаимопроникновение. Поэтому и у св. Григория мы находим все время два утверждения: человек восходит к Богу и уподобляется Ему, и Бог нисходит к человеку и делает его Себе подобным. «Человеческая природа была одарена свободой и к чему склоняется ее воля, в то она и превращается. Она создана так, что в ее власти сообразоваться тому, к чему она направляется. Поэтому Логос справедливо говорит душе, что она стала прекрасна: отделившись от зла, ты приблизилась ко Мне! Приближаясь к неприступной Красоте, и ты стала прекрасной, как зеркало отражая Мой образ. Человеческая природа действительно похожа на зеркало: она принимает образ того, что отражают ее желания. Обратившись спиной ко греху, она была очищена Словом и восприяла круг Солнца и стала сиять светом Того, Кто явился в ней. Тогда Слово может сказать ей: ты стала прекрасной, приблизившись к Моему свету; приближение твое привлекло к тебе общение Моей красоты!» Освободимся от всего, что не есть Бог, что не от Бога! Обращаясь к Прекрасному, мы приобретаем образ Голубки, т. е. Духа Св., в свете Которого мы живем, становясь светом. Когда в очах человека напечатлевается образ Голубки, он начинает созерцать сквозь Нее красоту своего Супруга — Христа… Мы можем не только знать что–то о Боге, но иметь Бога в себе.

В своем толковании на Песнь Песней Григорий Нисский видит в невесте — человеческую душу, а в Женихе — Христа. Жених сходит в сад невесты и все прекрасное в саду — от Него. Невеста хранит на груди букет ароматных цветов — Самого Господа, и Он проникает в ее сердце. Подобно тому, как кровь, исходя из сердца согревает все тело, так Господь делает пламенной всю жизнь и деяния души, и все существо ее согревается любовью Божией. Душа уподобляется Христу и Христос живет в ней. Величие Бо–жие нисходит в смиренную душу. «Душа, принявшая Невместимого, так что Бог пребывает и ходит в ней и она облекается красотой в ней Пребывающего, становится небесным Иерусалимом, ибо она имеет в себе Его красоту». Таким образом душа, удостоившаяся соединения с Богом, становится равноценной всему Царству Божию, потому что, как бы многообразно ни было пребывание Бога и Его Царства в каждой душе, все же сущность Божия и сущность Царства Его во всех одна.

Если человек замкнется в своей природе в бессилии, самодовольстве или мнимой самодостаточности, он не может ни иметь в себе, ни достигать совершенства, и духовная жизнь его замрет: он потеряет и знание, и творческие способности, и нравственную жизнь. Все совершенное нисходит от Бога, мы же должны стараться подыматься к Нему, преодолевая свою ограниченность и каждое данное состояние, уже достигнутое нами. Поэтому жизнь человека должна быть постоянным «выходом» -— «экстазом» в широком смысле. Мы должны выйти из греха и всякого зла, из мира сего, из чувственной природы, выйти из ограниченности нашего разума и духа и, наконец, даже за пределы всего нашего существа и всего тварного мира… Каждый «выход» есть «превосхождение» низшего и приобретение высшего. Низшее обнаруживается, как превзойденное, второстепенное, менее ценное и важное.

В Новом Завете основная мысль та, что хотя эта жизнь есть преимущественно время подвига и отречения, и только в будущей откроется полнота бытия, тем не менее Царство Божие уже внутри нас и преображение человеческой природы и жизни совершается уже здесь, на земле, ровно в ту меру, в какую мы стяжаем Духа Божия и приобщаемся Христу. И земная жизнь освящается и преображается в Церкви, если мы отдаем ее Богу и получаем ее от Него через Христа в Духе. Умирание и воскресение во Христе нераздельны и могут быть почти одновременны. Эта единовременность достигается именно во Христе и не может быть достигнута нашими собственными усилиями, потому что во Христе наше спасение и преображение уже совершенно: нам надо только усвоить его непоколебимой решимостью и беспредельной жаждой жить во Христе, по Его образу, как дети Божии. «Благодатию вы спасены через веру и сие не от вас — Божий дар… Ибо мы, Его творение, созданы во Христе Иисусе…» (Еф., И, 8–10).

Природа Божия «не выходит из себя, но пребывает в благе», хотя можно сказать, что Бог и выше всякого блага. Во всяком случае, Бог самодостаточен. Но человек нуждается в «выходе из себя», в экстазе: нуждается, не теряя своей личности, превзойти свою природу и пребывать в Боге — в блаженном созерцании Божества и таинственном браке с Богом в совершенной любви. «Что может быть выше, чем быть в Том, Кого любишь, и иметь Его в себе!..» Григорий Нисский дает нам свое толкование экстаза Авраама, Давида, Моисея, св. Стефана, ап. Павла и других… Авраам покинул все земное и чувственное и даже исшел из самого себя; он превзошел и все мысли свои о Боге, очистил дух свой от всех понятий и постиг с очевидностью, что Бог неопределим. После того, как экстаз «ниспал» на него, и после всех видений, которые он имел, он понял, что он «прах и пепел»… Давид, «когда он был вознесен в духе мощью Духа, как бы вышел из себя и видел в блаженном экстазе недоступную и непостижимую Красоту, он видел ее в меру, доступную человеку, выйдя из покрывала плоти и проникнув одною мыслью к созерцанию бестелесного и духовного (умопостигаемого)».

Видение означает часто у св. Григория обращение нашего ума и духа к Богу, ибо христианин не может не стремиться к богосозерцанию (как орел стремится смотреть на солнце!). Оно может быть так же созерцанием идей и размышлением о них. Нам доступно и созерцание Премудрости и Силы Божией. «Если мы утверждаемся в мирной жизни, где нет борьбы, истина будет сиять в наших очах, просвещая очи души нашей своим блистанием». Когда мы достигаем духовной чистоты и Бог тем самым в нас пребывает, мы становимся блаженными «остротою нашего зрения, потому что, очищенные, мы знаем невидимое для нечистых и после того, как рассеивается плотский туман перед нашими духовными очами, мы в чистой прозрачности сердца созерцаем видение Божие во всей его широте…» Однако, в этих духовных созерцаниях мы можем видеть лишь некоторые проявления силы и идеи Божией, если же мы стремимся к большему, дух наш слепнет в Свете Божием: мы должны выйти из нашей природы и выше нее, в Самом Боге, сердце или самая личность наша «видит», т. е. вступает в общение с Тем, Кто выше всех образов, понятий и мыслей. Для нашего ума это созерцание само по себе есть «тьма», потому что оно невыразимо для него; но тьма эта есть совершеннейший Свет и, на самом деле, именно от Него, отдельными Его лучами, сила которых умеряется по воле Самого Бога, питается наш разум, несовершенно отображая совершенное.

Возможность жизни выше собственной природы не может не быть «камнем преткновения» для всякого упрощенного «рассудочного мировоззрения». Но прежде всего надо оговориться, что стать выше своей природы не значит лишиться ее (например, пережить то, что выше нашего ума, и чувств и обычного опыта, не значит лишиться ума и чувств и всей человеческой жизни). Напротив, сама природа наша возрастает и преображается от прикосновения к Божественному, т. е. «сверх–природному». Самое же главное то, что человек не исчерпывается своей природой: в нем есть еще личное начало, наше «я», как живое средоточие нашего бытия. Опыт богообщения учит нас тому, что личность может приобщиться или быть причастной чужому бытию даже такому, которое бесконечно превышает ее собственную природу. В самом деле, если богообщение происходит вне нашей природы и вне всякой тварности, то оно не совершается вне нашей личности: личность наша не исчезает в Боге; все, что переживается человеком в высочайших состояниях богообщения, переживается живой человеческой личностью, и не было бы богообщения, если бы не было личности человека, которая входила бы в отношение с Богом. Не случайно, Писание и отцы Церкви постоянно говорят о том, что глубочайшее общение с Богом происходит в сердце человека: сердце есть и символ и — по учению православной мистики — место присутствия нашей личности, средоточие нашего существа, из которого все исходит и в котором должна сосредоточиться вся наша жизнь… Личное начало в каждом из нас в принципе ничем не ограничено: мы можем включить в нашу личную жизнь и других людей и внешний мир и даже самого Бога, если Богу угодно быть с нами в непосредственном общении. Если же Божественная природа запредельна нашей природе, то единение наше с Богом и не может осуществиться иначе, как выше нашего ума, нашей воли и чувств, — в Самом Боге.