Поверь в свою звезду! - Гульжиан Павловна Садыкова

А с Зиной мы вполне сдружились. По весне вместе с ней и группой ребятишек, посещающих спортивную секцию, а также с Русланом и Женькой неоднократно ходили в турпоходы, далеко в горы. Всегда было очень весело и забавно. Уставшие, но довольные дети вновь просились в очередной поход. Вечерами Зина преподавала аэробику, где с удовольствием и от души занималась и я.

Близился юбилейный день рождения нашей заведующей, все сотрудники горОНО должны были присутствовать на праздновании ее торжества, отсутствие кого-либо означало попасть «в немилость», было чревато последствиями.

Не с особым желанием, но все пошли по особому случаю в дом, где нас вполне интеллигентно и галантно встречал спутник ее жизни, Геннадий. За столом чувствовалась напряженность, было совсем не весело, танцы и шутки, вообще не предусмотрены. Геннадий очень обходительно старался всем услужить, на правах единственного мужчины иногда обращался ко мне, стараясь ни как не выдать своего поведения. Я заметила, как именинница очень ревностно поглядывает за ним, при этом пытаясь держать на высоте свой статус. В ее взгляде в мою сторону чувствовался назревающий план, не предвещающий ничего приятного.

Среди коллег ходили негативные слухи, как в молодые годы Александра Накасымовна приухлестывала за еврейским пареньком красавцем, который, как и многие из его родственников, был не в здравом уме, что и передалось по наследству их дочери. Перешептываясь меж собой, коллеги излагали мысль, что заведующая таким образом наказана самой жизнью, за свой скверный характер и нечеловеческие отношения, всегда унижая достоинства любого из подчиненных.

Шло время, мы дружно работали, общаясь меж собой в отделе бухгалтерии, порой скромно отмечали дни рождения за чаем с тортом, рассказывали о своих проблемах, событиях. Я была довольна своей работой.

Иногда девчата подшучивали над участившим свои визиты в наш кабинет, Булатом А., учителем истории, человеке одиноком, но порядочном. Постоянно сватая заочно его ко мне, намекали о неоднозначной заинтересованности им моей персоной. Мне не совсем нравились те безобидные подколки в свой адрес, и я старалась избегать подобных разговоров, хотя лично к нему ни каких претензий не имела и отрицательных эмоций не испытывала. Просто не нравилась назойливость наших неугомонных женщин.

Однажды, к концу рабочего дня ко мне подошел работник УПК, Бигозинов, протягивая неверно оформленный Акт на списание. Каким образом он вообще занимал свою должность, для меня и других работников бухгалтерии было загадкой. Человек абсолютно безграмотный в ведении документации, не тактичный, безответственный, грубый и неопрятный. Он просто положил лист бумаги на стол, поставив меня перед фактом, мол, списывай и помалкивай. В мыслях я тогда еще подумала – «О, еще один подхалим-прислужник».

Вернув неправильный Акт, я пыталась объяснить его верное оформление. Но не став меня слушать, он тут же побежал с жалобой к заведующей. Было ощущение, что его, как марионетку целенаправленно наставили выполнить данное указание, а может я ошибалась, и все получилось само собой. Но, тем не менее, через минуту, вбежавшая к нам в отдел секретарь, сообщила, что меня срочно вызывает в кабинет Александра Накасымовна, и это впервые за четыре года безупречной работы. Она предупредила, что заведующая в очень плохом настроении. Бодро поднявшись, я подошла к кабинету, и, постучав, спокойно вошла. Шел январь 92 года.

Сидя с важным видом за длинным столом, начальница искоса и агрессивно взглянув в мою сторону, обратилась ко мне, как к ничтожеству, указывая не тактично пальцем:

– Ты, сядь, вон там!

Ее небрежный жест, словно указывал место бездомной собаке. Для меня это было конечно столько же оскорбительно, равно как я была в недоумении от ее недостойного поведения. Спокойно присев и пересилив эмоции, я спросила:

– Вызывали? И продолжила свой диалог – «А почему так грубо?!».

Что было потом! Изо рта заведующей полетели и слюни, и брань. Пользуясь тем, что мы наедине, она наконец-то решила морально меня раздавить и уничтожить. Не давая сказать ни слова, крича, она грозила мне увольнением, без всякого на то основания. Посыпались глупые и нелепые угрозы:

– Ты, ты сейчас вылетишь отсюда, я тебя уволю в пять секунд!

Слушать брань, далеко не воспитанной, на мой взгляд, и в совершенстве не соответствующей своей занимаемой должности начальницы, я просто не стала, а молча поднявшись, подалась к двери. Не ожидавшая от меня подобных действий, заведующая совсем потеряла самоконтроль, дурно ругаясь мне вслед. Теперь ее выступления и бесплатный цирк слышали все, находящиеся в приемной. А я, обернувшись, ответила:

– Не стоит утруждаться моим увольнением, я уволюсь сама и сейчас, а Вам, придется ответить за самоуправство и произвол!

Моих слез она уже не видела, и лишь вдогонку был слышен надрывающийся от крика ее вопль: «Ну-ка, немедленно вернись, слышишь ты, вернись!..».

Уже в течение последующих десяти минут в моей трудовой книжке появилась запись об увольнении. Весь коллектив забросил на время свою работу, не однозначно переживая за меня и последствия, бойко обсуждая и осуждая поведение Туембаевой А.Н. Но все они где-то в глубине души были и рады тому, что все таки нашелся хоть один человек из тысячи, который смог противостоять и поставить на место «тирана».

Главная бухгалтер в ужасе и переживаниях бегала между кабинетом заведующей и нашим отделом, так как, осознав свои действия и опасаясь последствий, Александра Накасымовна хотела через Акимханову Г.Т. уладить обстановку, мол, чего не бывает… Но было поздно.

Газиза Тусупбековна умоляла меня одуматься и остаться по причине назревающего громкого скандала. Да ей и самой, как человеку порядочному, хотелось решить проблему тихо и мирно, к тому же она переживала о предстоящем и сложном мне поиске подходящей работы, в столь тяжелые для всего народа времена. Но разговор был окончен, я была неумолима. Было задето самолюбие. Остаться, значит не уважать себя. Собрав вещи, я покинула здание горОНО, проклиная в душе заведующую, и ее подхалимов.

Тем временем, переживая, дома меня очень ждала мама, узнав обо всем, от позвонившей ей Газизы Тусупбековны.

В квартиру родителей я вошла эмоционально-возбужденной, со слегка припухшими глазами. Мама, сделав вид, что ничего не знает, нашла ко мне чуткий подход, и мы разговорились.

Я знала, что сказанные ею проклятия, обязательно сбываются. Просить ее об этом было практически невозможным, потому, как она не желала людям зла никогда. Но на что только не пойдет любящая мать, на что не отзовется любящее сердце!

…Я навсегда запомнила тот случай, когда боясь в одно мгновенье потерять меня, из-за выходки своего дурного сына, занесшего надо мной нож, она не выдержав и вознеся руки к небу, все же прокляла тогда