Ночи дождей и звезд - Мейв Бинчи

У входа в полицию Фиона остановилась, чтобы подкрасить личико и причесаться. Вонни с изумлением наблюдала, как она пыталась загримировать синяк на лице и уложила волосы так, чтобы его не было видно. Она подкрасила губы и надушилась за ушами и на запястьях.

Чтобы ободриться, она даже улыбнулась себе в зеркальце.

— Я готова, — сказала она Вонни дрожащим голосом.

Шейну об их прибытии сообщили только за десять минут.

— Она достала деньги? — спросил он.

— Какие деньги? — удивился Димитрий, молодой полицейский.

— Деньги, которые вы, кровососы, хотите за права человека! — крикнул Шейн, пнув решетку ногой.

— Вам нужна чистая рубашка, чтобы встретиться с девушкой? — невозмутимо поинтересовался Димитрий.

— Хочешь, чтобы все выглядело прилично… Нет, мне не нужна эта гребаная рубашка, хочу, чтобы она увидела все как есть.

— Они скоро будут здесь, — коротко доложил полицейский.

— Они?

— С ней еще одна женщина из Агия-Анны.

— Еще одна убогая. Как это похоже на Фиону. Нашла наконец-то время добраться сюда и прихватила с собой кого-то для спектакля.

Запирая дверь, Димитрий задумался над природой любви. Он сам собирался жениться. Это был цельный, надежный человек, и порой ему казалось, что он, может быть, слишком скучен для его красавицы невесты. Многие говорили, что девушки любят рисковать. Старый полицейский из Агия-Анны рассказал, что та, которая сейчас ехала к ним на свидание с Шейном, работала медсестрой. Нежное создание, хорошенькая… Куколка, как сказали они. Но не стоит делать обобщений.

— Сколько вам лет, Андреас?

— Шестьдесят девять.

— Моему отцу шестьдесят шесть, и он умирает, — вздохнул Дэвид.

— О, Дэвид, очень грустно слышать это, ужасно тяжело.

— Спасибо, Андреас, друг мой. Знаю, что вы искренни.

— Ты поедешь домой повидаться с ним?

— Да, поеду, конечно поеду.

— Он будет очень рад увидеть тебя. Поверь мне. Знаю, все очень недоумевали, когда Вонни посоветовала тебе… — Андреас был в нерешительности.

— Да, я разозлился, но оказалось, что она права. Я попытался отыскать ее и поблагодарить, но не нашел…

— Она сегодня уехала в Афины, но вечером вернется.

— Если бы вы заболели, Андреас, что бы вы хотели услышать от своего сына?

— Думаю, был бы рад узнать, что оказался хорошим отцом для него.

— Скажу это, когда буду дома, — пообещал Дэвид.

— Он будет рад услышать, Дэвид.

Фиону и Вонни провели к камере заключения Шейна.

Димитрий открыл дверь.

— Ваши друзья уже здесь, — сухо произнес он.

— Шейн! — воскликнула Фиона.

— Ты не особенно спешила.

— Я не знала до вчерашнего дня, где ты. — Она бросилась к нему.

— Ах, какая новость. — Шейн увернулся от ее объятий.

— Это я во всем виновата. Не сказала, что ты пытался связаться с ней, — призналась Вонни.

— А кто ты такая? — спросил Шейн.

— Меня зовут Вонни, из Ирландии, но живу в Агия-Анне уже более тридцати лет. Почти местная теперь.

— Что ты здесь делаешь? — удивился он.

— Я с Фионой, помогаю ей встретиться с тобой.

— Ладно, спасибо. Не могла бы ты слинять отсюда и оставить меня с моей девчонкой? — попросил он, нахмурившись.

— Как скажет Фиона, — ласково произнесла Вонни.

— Не как Фиона скажет, а как я скажу, — возмутился Шейн.

— Может быть, обождете меня недолго снаружи, Вонни? — взмолилась Фиона.

— Я рядом, если что, Фиона, — шепнула Вонни и вышла.

Димитрий тоже остался за дверью.

— Дэн пирази, — обратилась она к нему.

— Что? — встревожился он.

— Я живу здесь много лет, — повторила она на его родном языке. — Замужем за греком, у меня сын грек, постарше тебя. «Дэн пирази» значит «не важно, ничто не важно». Эта дурочка собирается простить все этому подонку.

— Возможно, женщинам нравятся такие парни. — На лице Димитрия отобразилось полное отчаяние.

— Не верь. Они не только не любят таких, они им даже не нравятся. Это пройдет. Женщины делают глупости, но они не идиотки. Фиона скоро поймет, какое он чудовище. Вопрос времени, когда она прозреет.

Уверенный ответ Вонни Димитрию понравился.

— Что это за старую крысу ты притащила с собой? — спросил Шейн.

— Она была добра ко мне.

— Еще бы, — хмыкнул он.

Фиона сделала шаг к нему, чтобы поцеловать, обнять его, но он, казалось, не очень-то этого хотел.

— Шейн, как замечательно видеть тебя снова. Ты достала денег? — оборвал ее он.

— Извини?

— Денег, чтобы вытащить меня отсюда!

— Но, Шейн, у меня нет никаких денег. Ты же знаешь.

Фиона сделала большие глаза. Почему он не обнял ее?

— Тебе что, нечего сказать? — удивился он.

— У меня есть много что сказать, Шейн…

— Так говори.

Фиона не понимала, почему они до сих пор не в объятиях друг друга, но знала, что надо что-то говорить. Сказать ли вначале хорошую новость или плохую?

— В общем, хорошая новость — то, что звонила Барбара. Совсем рядом с больницей есть неплохие квартиры, и мы могли бы снять одну из них, когда вернемся.

Он недоуменно смотрел на нее.

Фиона быстро продолжала:

— Печальная новость в том, что мы потеряли нашего ребенка. Ужасно, но это случилось. Доктор Лерос сказал, что никаких проблем не будет. Как только мы захотим, можем попытаться еще раз…

— Что?

— Знаю, что ты огорчен, Шейн, я тоже ужасно расстроилась, но доктор Лерос сказал…

— Фиона, заткнись со своей болтовней про какого-то доктора. У тебя есть деньги или нет?

— Извини, Шейн, ты о чем?

— У тебя есть деньги, чтобы вытащить меня отсюда?

— Конечно, никаких денег у меня нет, Шейн, я же сказала. Я пришла увидеться с тобой, поговорить, сказать, что люблю тебя и все будет хорошо…

— Как это все хорошо?

— Шейн… Я займу денег, и мы вернем себе ту квартиру в Дублине и выплатим долг.

— О, Фиона, хватит ныть, Христа ради. Где нам достать залог?

Он все еще не прикоснулся к ней и даже не проронил ни слова о погибшем ребенке.

— Шейн, разве ты не сожалеешь о малыше?

— Заткнись и скажи, где взять денег на залог, — огрызнулся он.

— Я лежала в постели, и наш ребенок просто вытек из меня.

— Это был не ребенок, а обычная менструация. Ты это знаешь, Фиона. Просто скажи, где взять денег?

— Мы спросим у них, Вонни и я, сколько они хотят, и я постараюсь раздобыть… но это не самое главное, Шейн…

— Так что же самое главное? — простонал он.

— То, что я тебя нашла, и то, что я люблю тебя навсегда. — Она смотрела на него, пытаясь разглядеть ответное чувство.

Ничего.

— Я обожаю тебя, Шейн…

— Конечно, — ответил он.

— Так почему же ты не поцелуешь меня?

— О господи, Фиона, хватит про любовь, лучше подумай, где взять денег, — зарычал он.

— Если мы сможем одолжить деньги, то придется найти работу, чтобы вскоре расплатиться, — с воодушевлением заговорила она.

— Если хочешь, ищи работу. Как только я отсюда выберусь, то встречусь с людьми. Надо кое с кем связаться, тогда будет полно денег.

— Разве ты не вернешься в Агия-Анну?

— В эту дыру? Невозможно.

— А куда ты пойдешь, Шейн?

— Поищу тут в Афинах немного, а потом, может быть, подамся в Стамбул. Посмотрим.

— Что посмотрим?

— С кем я встречусь и что они скажут.

Она пристально взглянула на него:

— Я тоже буду встречаться с твоими людьми и поеду в Стамбул и куда угодно с тобой.

Он пожал плечами:

— Если хочешь, но не приставай ко мне с поисками работы и не тяни меня в этот жалкий городишко. Мы уехали из Ирландии, чтобы избавиться от всего этого дерьма.

— Нет, мы уехали из Ирландии, потому что любили друг друга, но никто этого не понимал, они все были против нас, — настаивала Фиона.

— Да ладно, — прервал Шейн.

Этот тон ей очень хорошо знаком. Шейн всегда был таким, когда собеседник надоедал до смерти и ему хотелось от него избавиться. Когда это удавалось, он вздыхал с облегчением и говорил, что кругом столько всяких правил и законов, но почему-то не было ни одного закона против зануд.

Теперь Фиона знала, что надоела Шейну, и начала понимать, что тот никогда ее не любил.

Никогда.

Принять это было почти невозможно для нее, но она поняла, что это именно так. Это означало, что все напрасно: все ее надежды и мечты, все страхи и желания последних нескольких дней, когда она боялась заснуть по ночам, чтобы быть готовой следовать за ним, если он вдруг вернется. Если бы не деньги для залога, он бы ни за что не захотел с ней встретиться.

Она стояла перед ним с раскрытым ртом и широко распахнутыми глазами. Она знала это, потому что видела, как он смотрел на нее.

— Чего рот разинула? — бросил ей Шейн.