80 лет форы - Сергей Артюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сталин задумчиво подошел к окну. Постояв минуту, он повернулся. Шепот мгновенно стих.
– Товарищи, тут интэрэсная информация поступила. Бразилия и Уругвай только что объявили войну Аргэнтине.
13 апреля 1942 года.
Бразилия, Рио-де-Жанейро.
Стоящий у окна роскошного кабинета президент Альверде наслаждался прекрасной сигарой, скрученной вручную. Не менее он наслаждался, просматривая отчеты о действиях против Аргентины. Половина его дивизии, являвшейся основной ударной силой Бразильской армии, успешно громила слабо сопротивляющиеся аргентинские войска. Многочисленные кавалерийские дивизии также действовали весьма неплохо.
Нет, ну как же ему повезло! Жозе улыбнулся. А ведь всего лишь несколько лет назад (или нужно говорить вперед?) он так завидовал одному венесуэльскому полковнику, успешно захватившему власть в своей стране. А теперь и ему, старому доброму Альверде, улыбнулась удача.
Генерал вспомнил потрясение первых дней, сменившееся вполне очевидными целями. Солдаты были ему верны и ничуть не возражали против некоторого повышения своего статуса. Подготовка к захвату власти была проведена всего-то за пару месяцев. И пока на других континентах кипели войны, его база, торчавшая посреди джунглей, превратилась в центр переворота.
И вот уже в начале сентября в Рио был провозглашен «Новый курс» и «Великая Бразилия». Ну и новый президент попутно.
Убив целую кучу времени и сил на реформирование армии и подготовку вторжения в Аргентину, сейчас президент Альверде пожинал плоды своего труда.
– Президентэ? – вошедший адъютант поставил на стол поднос с кофе, и положил рядом несколько листов бумаги.
– Да, Хуан, – Жозе оторвался от своих мыслей и отвернулся от окна.
– Здесь проект вашей речи, – лейтенант показал на листы бумаги. – Вы просили подготовить ее к моменту взятия Буэнос-Айреса.
– Но мне не докладывали о взятии города? – Альверде удивленно посмотрел на адъютанта.
– Еще нет, президентэ. Но, согласно последним донесениям, это случится совсем скоро. Наша морская пехота уже взяла побережье и прибрежные районы, а воздушный десант захватил правительственный квартал. Отдельные очаги сопротивления будут подавлены в течение двух-трех суток.
– Превосходно. Подготовьте мое выступление по радио.
– Слушаюсь, мой генерал, – лейтенант Хуан Рейнальдо отдал честь и вышел из кабинета.
Президент Альверде, насвистывая любимую песенку, взял чашку кофе и, усевшись в кожаное кресло, принялся изучать проект речи, изредка делая пометки…
15 апреля 1942 года.
Москва, Кремль.
– Получается, что в тот раз сентябрьский пэрэворот был, но этой войны нэ было, да? – Сталин, разговаривавший с генералом Ледниковым, оторванным от работы в Генштабе, как всегда расхаживал по кабинету.
– Войны не было, это точно. А вот насчет переворота…Все, что мы смогли вспомнить – это то, что во второй половине двадцатого века Бразилией какое-то время правила военная хунта. Но когда она пришла к власти, при каких обстоятельствах, кто там был запевалой – это нам неведомо, – Ледников пожал плечами и развел руками, всем своим видом показывая свое бессилие в данном историческом вопросе.
– А интэрэсующиеся историей люди из Особой армии?
– Товарищ Сталин, ну так они историей в основном нашей интересовались, а не Латинской Америки. Удачей можно считать даже то, что про хунту вспомнили.
– Значит, наши малэнькие успехи уже более чем серьезно влияют на измэнэние мировой истории, – вождь подошел к глобусу и принялся задумчиво рассматривать Южную Америку. – Хорошо. Будэм налаживать взаимодэйствие с президентом Альверде.
– Товарищ Сталин. Я бы все же не исключал попадание в прошлое еще одной группы людей. Мы-то не знаем, как здесь очутились, – генерал снова пожал плечами.
– Это товарищ Сталин учтет. И товарищи из соответствующих органов займутся этим вопросом. Я полагаю, товарищ Ледников, что у вас много дэл еще сэгодня, да? – вождь явственно дал понять генералу, что прием закончен.
– Еще один вопрос. Ребята мои на фронт просятся, говорят, что невмоготу им в тылу сидеть…
– Это, Лаврентий Георгиевич, конечно хорошо, что у вас такие сознатэльные солдаты. Но пока мы и без них справляэмся, а рисковать без особой нэобходимости попаданиэм в руки врага любой информации о ваших людях товарищ Сталин не хочет. Но мы найдем им примэнэние, ви нэ волнуйтэсь…
– Спасибо, товарищ Сталин.
– До свидания, товарищ Ледников…
17 апреля 1942 года.
Старший лейтенант Стольнин, один из немногих действующих на фронте солдат из будущего, отдыхал. Отдыхал он путем принятия некоторого количества спиртного внутрь. Нет, он не был алкоголиком или еще чего-нибудь в этом роде, нет. Просто именно так он снимал стресс после возвращения с очередной диверсантской миссии и появления вместо мыслей о работе воспоминаний о семье.
Жена и двое детишек постоянно стояли перед глазами. Помогало только одно – опасность, в эти моменты Василий на время забывал о них, думая о своих подопечных и о выполнении задания. И хотя теперь он уже как-то свыкся с мыслью, что никогда их больше не увидит, но все равно думать о них было чертовски больно.
Вот и в этот раз, после возвращения с очередного выхода и дня отдыха, болезненные воспоминания полезли в голову. Старлей достал фляжку с дефицитным коньяком и, сделав пару глотков, достал фотографию, на которой его смеющаяся жена держала на руках их второго ребенка, а старшенький, вытянувшись в струнку, серьезно смотрел в камеру.
Стольнину захотелось выть. К двум глоткам добавился третий, но на этом лейтенант остановился и, убрав фляжку, вышел из комнаты, направившись в штаб.
Поднявшись в искомом здании на второй этаж, старший лейтенант отправился в кабинет местного координатора усилий диверсантов на здешнем участке фронта – полковника Твардова. Советское командование, весьма впечатленное результатами деятельности малых мобильных групп, забрасывало такие в тыл фашистам целыми десятками, а то и сотнями.
Он уже подходил к кабинету, когда его дверь распахнулась, и оттуда стремительно вышел майор Антонов. На его лице застыла злость. Отдав честь, Стольнин с интересом посмотрел на, пожалуй, лучшего из числа известных старлею диверсантов.
Владимир, со злостью врезав по стене, слегка успокоился. Видя несколько недоуменный взгляд Василия, объяснил:
– Ты представляешь, не пускают на операции. Вообще – как отрезало. Герой, блин. Да еще и «мы-же-не-можем-рисковать-подобным-символом» поэт, – и привалившийся к потрескавшейся штукатурке стены майор горестно покачал головой.
Выглянувший в этот момент из кабинета Твардов, увидев Стольнина, довольно усмехнулся:
– Стольнин! Ты мне как раз и нужен. Давай сюда, – и добавил, обращаясь к Антонову:
– А вы, товарищ майор, не расстраивайтесь. Партия вам дело найдет.
Что-то неразборчиво бурча, Владимир удалился. Прошедший в кабинет полковника Василий понадеялся, что сейчас ему выдадут очередное задание – сидеть без дела он не мог.
– Так, товарищ старший лейтенант. А для вас у меня радостная весть – вас отзывают с фронта и отправляют в Москву, – мордатый полковник с улыбкой посмотрел на Василия, полагая, что это действительно отличная новость. Тем сильнее его удивила реакция диверсанта.
– Так точно, товарищ полковник. Но разве я не нужнее и полезнее здесь?
– Это, товарищ Стольнин, решать не вам, – из голоса Твардова мгновенно исчезла теплота.
– Конечно, товарищ полковник. Просто, ну какой от меня прок в тылу?
– Я скажу тебе, товарищ старший лейтенант, точно то же, что и майору Антонову. Партия вам дело найдет. А пока иди, собирайся, отъезд сегодня же.
– Так точно.
Отдав честь, Василий вышел от Твардова со странным чувством.
«Наверное тренировать молодняк буду, делиться, понимаешь, боевым опытом», – мысль показалась Стольнину логичной, но радости не прибавила.
Одетый в камуфляж светловолосый человек среднего роста понуро шел к казарме…
18 апреля 1942 года.
Невероятно ожесточенные и кровопролитные бои, развернувшиеся на территориях Восточной Европы, дадут много пищи для режиссеров и сценаристов будущих лет. А пока миллионы людей убивали друг друга разнообразными способами и не думали останавливаться.
Гвардии старший лейтенант Никита Голенко, воевавший в составе Особой армии на новеньком танке ИС, не слишком задумывался о далеком будущем и геополитической обстановке. Все, что его интересовало в данный конкретный момент – куда сныкался этот ублюдочный фриц на своей не менее ублюдочной «четверке». Он успел уже сжечь несколько тридцатьчетверок, действуя из засад. И вот опять, стрельнув черт знает откуда и едва не попав, фашист словно испарился.
