Христианство: Античность, Византия, Древняя Русь - Георгий Курбатов

В свете этого становятся понятными и социальные мотивы той ожесточенной религиозно-политической борьбы, которая выделяет в особую эпоху почти полуторавековой период истории византийского раннего средневековья. Можно говорить об определенной степени «недохристианизированности» самосознания ранних византийцев. Религия еще не стала всеобъемлющей основой их взгляда на мир. Сохранялась вера в силу людей, способность человеческого разума самостоятельно влиять на ход событий. В ранней Византии набирали силу религиозные движения, социальная борьба приобретала все более отчетливо выраженный религиозный характер. Но одновременно, едва ли не до конца VII века, продолжалась гражданская борьба политических партий, неразрывно связанная с религиозной, но во многом и самостоятельная. В этой связи массовая «смерть» городов имела огромное значение. Угасли не просто не изжитые до конца античные традиции, ушло более существенное — вера в городскую гражданскую общину, значимость и результативность прямой политической борьба.

Не случайно с упадком античных городов связывают падение античного миросозерцания. Росла беззащитность человека, ощущение прямой зависимости его судьбы от игры неведомых ему стихийных сил, что способствовало углублению его религиозности.

Недохристианизированность общественного сознания ранних византийцев проявлялась во многом. Только с конца V века вошел в церковную практику обряд коронования императора патриархом. Следовательно, до этого «наместник божий» не нуждался в особой демонстрации божественной санкции его власти. Христианство еще во многом продолжало восприниматься как официальный государственный культ. До VII века в Византии так и не произошло глубокой христианизации государственного церемониала. Христианская символика относительно слабо проникла в государственную. Изображение креста на монетах появляется только в эпоху Юстиниана, в конце поздней античности. Не столь существенно оно было и для армии. Она сражалась под государственными знаменами и не знала ни полковых священников, ни общей молитвы перед боем.

Крах сложившихся общественных порядков, — непрерывные с конца VI века социальные бедствия усилили не только пессимизм византийцев, но и неверие в силу разума, способности человека, углубили религиозность. Росла вера в божественную помощь, в божественного спасителя, святого защитника и покровителя. На божью помощь начинает уповать армия, которая после молитвы шла в бой с христианскими хоругвями.

На помощь бога все больше уповают и императоры. Так, император Ираклий именовал себя «рабом Христа». С VII века обряд торжественного коронования в храме св. Софии превращается в важнейший акт приобщения к власти. Ее божественная санкция обретает особое мистическое значение.

Показательна в этом плане эволюция проблемы «древа креста господня». Еще в V веке распространяется легенда о якобы найденных матерью Константина Еленой в развалинах языческого храма в Иерусалиме обломков деревянного креста, на котором был распят Христос. Святыня почиталась, но в начале VII века, события, связанные с ней, приобрели характер общеимперской проблемы. Захват реликвии иранцами стал рассматриваться как важнейшее свидетельство гнева господня на «свой народ», как предзнаменование дальнейших бедствий — божьей кары. Крест, ранее значительно спокойнее трактовавшийся как символ христианства, приобрел особое магическое значение как символ спасения. В ознаменование своей победы над узурпатором Фокой Ираклий воздвиг на колонне крест. Именно в VII веке изображение креста получает подлинно массовое распространение, становится не только символом, но и прямым объектом почитания. Конфронтация с мусульманским миром придавала ему, как основному символу христианства, особое значение.

Углубляется иррационально-мистическое восприятие византийцев. Новый шаг в развитии мистицизма был сделан Максимом Исповедником (около 580–662), которого считают едва ли не главным создателем византийской средневековой концепции «синэргизма». Согласно ей, человек, как исключительное божье творение, содержит в себе часть божественной энергии. С ее помощью он может поддерживать контакт не с самим божеством, а с его энергией — через веру и волю. Таким образом, именно вера делает понимание им божьих помыслов более глубоким.

Концепция Максима Исповедника в определенной степени отражает победу мистицизма: бог во всем и везде, без связи с ним невозможно ни одно действие, всякий самостоятельный шаг и поступок может оказаться греховным. Поэтому все силы человека должны быть сосредоточены на постижении помыслов божьих.

Эволюция византийской богословской мысли находит свое завершенное выражение в идеях и творениях византийского богослова следующего столетия Иоанна Дамаскина. Крупнейший систематизатор христианского вероучения, автор трактата «Источник знания», он отказывает человеку в признании какого-либо значения его собственной мысли. «Не хочу знать ничего своего» — вот его кредо.

Стремительно росла вера в святых, в чудотворную способность всего, что с ними связано, — мощей, реликвий, икон. Например, исследователи прослеживают определенную связь между культом св. Софии (божественной премудрости) и богородицы. В VII веке необычайно возрастает культ последней как защитницы и спасительницы, покровительницы Константинополя. Для Фессалоники — это культ св. Димитрия, растущая вера в практическую и чудодейственную его помощь и защиту, что отражено в знаменитых «Чудесах св. Димитрия» (конец VI–IX век).

Религиозные церемонии становятся неотъемлемой частью всего государственного и дворцового гражданского ритуала. По всякому сколько-нибудь общественно значимому поводу в VII веке совершаются молебствия. Так как церковь стала более могущественной и влиятельной силой, императоры в большей степени опираются на ее поддержку. Так, патриарх Сергий был ближайшим помощником Ираклия в гражданском управлении страной, своего рода «вице-королем».

Однако постепенно конфликт между церковью и императорской властью нарастал. Очевидно, он был не столько сознательный, сколько стихийный. Авторитет духовенства и монашества рос снизу, но становился значимой общественно-политической силой. Императорская власть все больше нуждалась в поддержке церкви во всех делах и панически боялась падения собственного авторитета. Религиозные санкции приобретают колоссальную общественную силу, какой они никогда не обладали в предшествующую эпоху. Общество изменилось, и религия впервые стала доминировать во всех сферах самосознания средневекового византийца.

До начала VIII века силы государства и церкви были во многом объединены совместными попытками сохранить и вернуть восточные провинции, достигнуть компромисса с монофизитами. К концу VII столетия эти надежды угасли. Византийская церковь внутренне вероисповедно стала более монолитной. С отпадением восточных областей реальная власть константинопольских патриархов фактически ограничилась пределами собственного патриархата.

Необходимо иметь в виду и некоторые особенности развития массового, народного религиозного самосознания. Византия к тому времени была христианской страной с порядочным стажем. У нас нет оснований утверждать, что кризис VII века, массовое вселение нового, языческого по своим верованиям населения привели к масштабному возрождению язычества. Отчасти это имело место, но основная масса продолжала оставаться христианской. Если на Западе, где шла интенсивная христианизация варварского населения, народное язычество «навязало новой религии свою демонологию и магию, вторглось со своими обрядами в богослужение, заставило слить культ местных богов с культом святых»[43], то в Византии это произошло в предшествующую эпоху.

Как показывают каноны Трулльского собора конца VII века, в византийской деревне, в связи с ее освобождением от постоянного господства города, происходит возрождение многих старых народных традиций, которые не удавалось искоренить по крайней мере до XII века. Но важно и то, что произошло реальное ослабление власти и контроля церкви над духовной жизнью деревни. Каноны того же собора 692 года сообщают, что многие селения вообще не имеют пастырей, что часто проповедуют непосвященные священники, появилась масса бродячих проповедников, что немало неграмотных клириков. В ранней Византии немалую роль в деревне играло духовенство поместных церквей. В VII веке они исчезли вместе с исчезновением самих поместий. Резко возросло влияние деревни на поставление своих пастырей. Она нередко сама подбирала священников из числа более грамотных и подходящих односельчан. На своей общественной земле деревня строила церковь, определяла расходы на ее содержание и даже, если церковные поступления были достаточно велики, имела право на их часть. О том, что религиозная жизнь деревни стала достаточно активной, свидетельствует категорическое запрещение того же собора обсуждать вопросы вероучения вне церкви.