Агния Барто - Борис Иванович Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автор не отвечает на вопрос рассказчика, но можно быть уверенным, что без ответа он не останется,— на него ответит читатель, и этот ответ будет тем более убедителен, что читатель сам должен додуматься до него, проявив свою собственную активность, сообразительность, смекалку.
А вот «Прощальный перепляс» с его лихим мотивом-припевом («Чок! Чок! Каблучок! Заработаю значок лучшего танцора» и т. д.). Мы ждем, судя но началу стихотворения, что сейчас перед нами во всю ширь развернется картина пионерского костра, самодеятельности; казалось бы, все клонится к этому, но стихотворение завершается совсем по-другому: танцоры, стремясь заработать вожделенный значок, так переусердствовали во время подготовки к «переплясу», что когда наступило время показать свое искусство, то, как выяснилось,
Нету сил у нас идти На костер прощальный. Нам бы только доползти Как-нибудь до спальни!Так завершился праздник, который ребята усердно готовили.
Что ж, конечно, неплохо заработать значок «лучшего танцора», но когда все подчинено этому значку, то и результаты выходят плачевные, — вот о чем свидетельствует неожиданная концовка стихотворения, начатого в бодром, мажорном духе.
Так автор зачастую готовит читателю какие-то сюрпризы, не дает ему настроиться на один лад, на спокойный тон, все время держит его в напряжении. Читатель думает — это стихотворение о театре, а оказывается — о рассеянности; думает — это о мухе, а оказывается — это о ленивом мальчике, который готов все свои неудачи и провинности отнести за счет мухи; думает — это о загородной прогулке, а оказывается — это о невнимательности, о ротозействе, которое может лишить человека большого удовольствия. Таким образом, главная, основная тема здесь нередко глубоко запрятана, с тем чтобы обнаружиться совершенно неожиданно и как бы случайно.
А. Барто умеет ловко завязать и развязать все узелки занятного, веселого сюжета, провести читателя по всем его запутанным ходам, поворотам, ведущим совсем не туда, куда, казалось бы, он первоначально устремлялся, и такая конструкция сюжета вызывает повышенное внимание читателя — он видит, что автор ведет с ним какую-то игру и надо все время быть начеку, иначе пропустишь самое главное, самое интересное.
Как видим, многие стихотворения А. Барто зачастую отличаются остросюжетной композицией, динамичностью действия, быстрой сменой фабульных мотивов — только поспевай следить за их стремительным развертыванием или внезапными поворотами, обманывающими наши ожидания. Так поэтесса вызывает обостренный интерес к тем историям, то веселым, то грустным, то анекдотическим, которыми она щедро делится со своими читателями, постоянно обращаясь к их догадливости, наблюдательности, сообразительности. В стихах А. Барто почти всегда что-то остается невысказанным, и «на дне» ее рассказа, даже и шуточного, всегда можно обнаружить нечто «нерастворимое» в забавном рассказе, в прихотливых и неожиданных поворотах сюжета; здесь всегда слышится приглашение к раздумью над смыслом рассказанной истории и к непосредственному действию.
Характерна в этом отношении поэма «Звенигород», в которой говорится о детском доме:
Здесь со всех концов страны Собрались ребята. В этот дом их в дни войны Привезли когда-то... После, чуть не целый год, Дети рисовали Сбитый черный самолет, Дом среди развалин. Вдруг настанет тишина, Что-то вспомнят дети, И, как взрослый, у окна Вдруг притихнет Петя.Автор ничего не говорит здесь о том, почему «вдруг притихнет Петя», и не описывает детально картин войны. Все это дано только одним штрихом — детским рисунком, но этот рисунок наполнен особым смыслом, ибо читатель чувствует, что должны были увидеть и пережить дети, если перед их глазами стоят одни и те же неотвратимые образы боя, войны, развалин, потерь, утрат, смерти.
Мы понимаем, почему рука детей тянется к бумаге и карандашу, чтобы хоть как-нибудь запечатлеть то, что до дна всколыхнуло их души. Все это дано здесь одним штрихом, но этот штрих, точно подмеченный и глубоко правдивый, соответствующий характеру потрясенной детской психики, становится необычайно емким. Читатель, как бы он ни был юн, не может не почувствовать многого из того, что пережили дети, и сам своим воображением дополнит то, о чем умолчал или на что только намекнул автор. Мы читаем в поэме «Звенигород» о полковнике, который навещает в детском саду этих ребят:
Он так возил игрушки, Когда он жил в Крыму, Двухлетнему Андрюшке — Ребенку своему. Ребят из Севастополя Везли в военный год, Врагами был потоплен Советский пароход.Далее, без всяких переходов, автор сообщает, в уже совершенно другой тональности, об отце Андрюшки:
Полковник едет к детям, В портфель он спрятал мяч...Здесь последовательность повествования явно нарушена, ибо между рассказом о советском пароходе, потопленном врагом, и рассказом о полковнике, спрятавшем в портфель мяч, лежит целая пропасть, огромный ряд событий, самых острых и глубоких переживаний, но это не просто пауза, не просто умолчание. Если бы это было так, все звенья повествования рассыпались
