Агния Барто - Борис Иванович Соловьев

бы. А они не распадаются, ибо их связывает сочувствие и воображение читателя, который сам призван воссоздать цельный образ, цельную картину.

Пусть автор ничего не сказал о судьбе Андрюшки, которого везли из Севастополя в военный год, ничего не сказал о переживаниях полковника, лишившегося сына, но мы ощущаем, какие большие и неостывающие чувства живут в душе полковника, если он всю свою нерастраченную отцовскую нежность и любовь к погибшему сыну вложил в заботу о детях, оставшихся без родителей.

Здесь о многом надо догадываться, но автор доверяет своему юному читателю, доверяет его уму, его чувству, его душевной щедрости, его умению осмыслить все значение того или иного штриха,— и оказывается правым в доверии к читателю, который умеет по-своему заполнять все эти пробелы и умолчания.

Так автор зачастую захватывает свою аудиторию не только тем, что он прямо говорит ей, что он рисует, но и тем, на что он только намекнул, тем, о чем сам читатель должен догадаться, представить себе, вообразить, проявив в этом готовность к сотворчеству, соучастию в создании художественного образа, восстановлении — во всей ее цельности — только отдельными штрихами набросанной картины.

Повышая степень внутренней активности читателя, автор, прежде чем сообщить ему нечто важное и существенное, целой системой вопросов и умолчаний зачастую вызывает повышенный интерес к предмету повествования, в атмосфере которого все воспринимается особенно остро и глубоко.

В поэме «Звенигород», прежде чем рассказать о судьбах ее юных героев, автор настойчиво обращается к нам с одним и тем же вопросом — после новых описаний, новых картин, захватывающих внимание и воображение читателя:

Что же это за семья? Дочки тут и сыновья...—

и юный читатель должен сам поломать голову над тем, «что же это за семья», состоящая из тридцати братьев и сестер, прежде чем художник расскажет об этом «шумном семействе».

Автор нередко обращается к читателю с такими вопросами:

Кто, кто В этой комнате живет? Кто, кто вместе с солнышком Встает?

Или:

Кто затоптал всю резеду? Кто трогал лилии в саду?

Или:

Почему сегодня Петя Просыпался десять раз?..

Смена вопросов и ответов, в порядке которой развертывается действие, способствует усилению выразительности стиха, его внутренней подвижности — всего того, что вызывает ощущение неожиданности, непредвиденности, той загадочности, которая повышает заинтересованность читателя, степень его активности.

Как видим, пробелы, умолчания, вопросы, восклицания, загадки, обращения к читателю в поэтике А. Барто не случайны. Они слагаются в цельную систему и являются одним из действенных средств вовлечения читателя в процесс сотворчества, соучастия в создании художественного образа, цельного представления.

Читатель стихов А. Барто — это скорее не читатель, а собеседник, и именно как к собеседнику обращается к нему поэтесса, что вызывает в ее стихах интонацию непосредственно к нам обращенной речи, предполагающей и жест, заменяющий подчас целую фразу, и мимику, и паузы, говорящие порою не меньше, чем слово. Все эти особенности живой, разговорной речи определяют характер «детского стиха» А. Барто. Здесь интонация отвечает характеру непосредственного обращения к юному читателю, стремлению завязать с ним живую и непринужденную беседу, вызвать его на ответ; вот почему она является не напевной, а преимущественно разговорной. Автор никогда не ведет свой стих по единожды сложившейся интонационной инерции,— нет, он все время прислушивается к тому, соответствует ли его интонация естественности и непосредственности живого, увлеченного разговора, передает ли характер переживаний и чувств рассказчика, ведущего повествование.

Обычно интонация стихов А. Барто чужда литературноповествовательной, сугубо «письменной» и рождающейся за письменным столом, словно бы располагающим к подробным описаниям, доскональной детализации, замедленным темпам,— ведь никто над душой не стоит и никуда не торопит! Но поэтесса даже за письменным столом, с пером в руках, чувствует себя так, словно бы продолжает разговор со всей юной аудиторией, что по-своему определяет характер ее стихотворной речи — стремительной, динамической, изобилующей вопросами, непосредственно обращенными к юной аудитории.

Если же поэтесса радостно восклицает, чувствуя приближение весны:

Распутица! Распутица!.. Ручьи и ручейки Как зазвенят, Как пустятся Бежать вперегонки...—

то в ее восклицаниях передается радость, так переполняющая человека, что он не может не поделиться ею со всеми окружающими, не «выкричать» ее...

В стихах А. Барто многое продиктовано характером живого, взволнованного, непосредственного разговора хорошо знакомых людей, у которых немало общего, а потому и понимающих друг друга с полуслова, с первого намека, без каких бы то ни было пояснений,— как это мы видим в стихотворении «Она у нас красавица»:

Пускай в тетради Троечки, Зато глаза У Зоечки!..

Такая фраза строится не по правилам синтаксически-безупречной завершенности, а по законам живой, разговорной речи, которую сопровождают, а во многом и заменяют жесты, движения, мимика, что мы явно ощущаем и видим при разговоре о глазах Зоечки.

Далее рассказ о красавице Зоечке развертывается также по законам живой, разговорной речи, прерывающейся и восклицаниями, и паузами, и той мимикой, без которой он многое утратил бы в своей яркости и выразительности:

Но вот вчера щенок, щенок (Вы просто не поверите) —