Личные мотивы - Александра Маринина

Настя согласилась. До набережной было минут двадцать ходу, но она шла с удовольствием, чувствуя, как постепенно спадает с нее сытая вялость. Едва они сделали несколько шагов вдоль парапета над пляжем, как наткнулись на паренька с обезьяной Гераклом. Паренек тут же стал предлагать им сфоткаться.

— Да мы уже вчера снимались, — с улыбкой сказала Настя.

Парень посмотрел на нее более внимательно и вдруг широко и радостно улыбнулся.

— Ой, вы же моя любимая клиентка! Я вас два года ждал!

Значит, невелики у него заработки, если столько, сколько Настя ему вчера заплатила, он за один раз уже два года не зарабатывал. Обезьянка вдруг прыгнула к Насте на грудь, обняла ее тоненькими лапками за шею и крепко прижалась. Настя от умиления чуть не расплакалась и неожиданно заметила, какой усталый, измученный вид у парня и какие грустные у него глаза. Видно, нелегкий это труд — целыми днями мотаться в поисках клиентов по набережной с обезьяной в руках. Пареньку было лет семнадцать-восемнадцать, худенький, низкорослый, он выглядел как будто недокормленным и в целом чем-то очень походил на обезьянку с гордым мощным именем Геракл.

— Это твоя обезьянка? — спросила она.

— Моя, — кивнул парень.

— А зимой как же?

— Живет со мной дома, — он снова улыбнулся.

— А попугай чей?

— В аренду взяли. Сезон закончится — вернем. А хотите, я вас еще бесплатно сфоткаю?

— Да нет, — отказалась Настя, — спасибо, больше не надо.

— Ну хотите — поснимайте Геракла, я денег не возьму, вы своей камерой снимайте, я его подержу. Хотите? Нет, правда, вы моя самая любимая клиентка.

— Спасибо, не нужно. Ну счастливо, удачи тебе.

Настя погрустнела, ей было отчаянно жалко и пацана, и Геракла.

— Ну конечно, — проворчал Чистяков, — ты у него самая любимая, кто бы сомневался! Он не соврал, он такую лохушку, как ты, два года не встречал.

— Леш, ему зверей надо содержать и кормить, и самому питаться, и вообще как-то жить. Он же целый день толчется на этой набережной, людей ловит, в глаза им заглядывает, предлагает сфотографироваться, и на руках все время обезьяненок, который тоже не сидит спокойно. Представляешь, как он устал? И как ему все это обрыдло? Да пусть он на наши деньги хоть поест досыта, животное накормит и какие-то долги раздаст. Нет, Леш, мне этих денег совсем не жалко, наоборот, я рада, что все так вышло. Зато сколько радости мы ему доставили, представляешь?

Алексей обнял ее за плечи и вздохнул:

— Асенька, ты становишься сентиментальной. Это к старости, не иначе.

— Не смей говорить мне о старости! — рассердилась Настя.

— А чего ты так боишься? — удивился он. — Старость — это естественная вещь, никому не удалось ее миновать, кроме тех, кто умер молодым. И нечего ее бояться, я тебе это уж сколько лет объясняю, а ты все сердишься.

Она молча прижалась к плечу мужа. Как хорошо, что он рядом, и вообще хорошо, что он есть в ее жизни.

Глава 7

На следующий день после первой встречи со Славомиром Ильичом Валентина Евтеева еле-еле дождалась послеобеденного времени — именно после обеда она накануне гуляла по лесу по ту сторону трассы. Почему-то она ни минуты не сомневалась в том, что снова столкнется с красавцем ученым и они будут гулять вместе, сидеть на поваленном дереве и долго-долго разговаривать. И он будет смотреть на нее тепло и ласково, как смотрел вчера, и она будет слушать его низкий бархатистый голос с такими очаровательными интонациями, одновременно иронично-снисходительными и очень интимными.

Она долго обдумывала, что надеть на прогулку, чтобы не оказалось слишком нарочито нарядно и в то же время чтобы подать себя в наиболее выгодном виде. Рылась в вещах, прикладывала их к себе, отбрасывала с досадой на кровать и наконец остановилась на темно-серых узких брюках и бирюзовой, подчеркивающей цвет глаз, свободной блузке навыпуск. Погода стояла жаркая, совсем летняя, и Валентине очень хотелось надеть белые джинсы, которые она любила больше всего, но ведь в белых джинсах не больно-то посидишь на стволе с осыпающейся корой, а если не сесть рядом, то и доверительного разговора не получится. Да и в блузке с длинными рукавами, наверное, будет жарковато, но цвет глаз в данном случае куда важнее.

Ровно в три часа, как и вчера, она вышла из дома Нины Сергеевны и отправилась по дороге к шоссе, пересекла трассу и углубилась в лес. Это было где-то здесь, да, верно, вот стоящие рядышком две высоченных сосны, а в нескольких метрах от них начинается тропинка, по которой накануне к Валентине вышел Славомир Ильич. Она стала прохаживаться по тропинке взад и вперед в нетерпеливом ожидании, стараясь на всякий случай идти так, словно просто бесцельно бродит и ни на что не рассчитывает. Не хватало еще, чтобы он сразу догадался, что она его тут поджидает! Ничего подобного, она гуляет, вот и все.

Время шло, а Славомир не появлялся. Валентина на всякий случай дошла до поваленного дерева, дорогу к которому она хорошо запомнила, но и там его не было. Она гуляла уже полтора часа… два… два с половиной, а ученый так и не пришел. «Наверное, заработался, — с грустью подумала Валентина. — Надо возвращаться, не до ночи же мне тут бродить. Если бы он хотел меня встретить, то уже пришел бы». Но она тем не менее пробыла в лесу еще минут сорок, прежде чем отправилась домой. Ничего, не последний день на свете живем, не пришел сегодня — придет завтра. Обязательно придет.

Назавтра она снова пришла в лес и опять никого не встретила. То есть не то чтобы совсем никого, несколько раз навстречу ей попадались прогуливающиеся жители поселка, но Славомира Ильича среди них не оказалось. Разочарование Валентины было глубоким и горьким. «Он общался со мной, потому что увидел красивую бабу и решил скоротать время, а как личность я ему неинтересна. Он, наверное, уже забыл про меня. А про то, что мы еще встретимся, сказал просто так, из вежливости, — твердила она себе, возвращаясь к домику Нины Сергеевны. — А может быть, у него действительно роман с учительницей арабского, как ее… кажется, Ольга, и три дня назад они поссорились, и он обратил внимание на меня, а потом они помирились, и Славомир и думать про меня забыл. Как жалко, боже мой, как жалко! Он так мне понравился. Он такой… необыкновенный, ни на кого не похожий. Я таких никогда в жизни не встречала, даже в кино никого похожего не видела».

Как ни силилась Валентина, она не могла перестать думать о новом знакомом, Славомир Ильич не шел у нее из головы, и она злилась на себя за то, что в первые же сутки после встречи напридумывала себе бог весть чего, хотя оснований никаких у нее для этого не было, и в то же время продолжала придумывать и мечтать.

На третий день она не выдержала и прошла лесом до самого дома Максима Крамарева, где работала Нина Сергеевна и где жил Славомир Ильич. К дому подходить не стала, стояла за деревьями и наблюдала сквозь чугунную кованую решетку за всеми передвижениями по территории громадного участка: а вдруг она его увидит? Просто увидит. Больше ей ничего не нужно. А вдруг он появится, и Валентина пройдет мимо ограды, словно гуляя, и он ее заметит, окликнет, выйдет за ворота…

Но он все не появлялся. К воротам подъехала машина. Ворота медленно распахнулись, машина въехала на участок и остановилась, из нее вышли мужчина и женщина в годах, где-то около семидесяти, как на глазок определила Валентина, бодрые, крепкие, ухоженные и хорошо одетые. Интересно, кто они? Наверное, родители хозяина дома или его жены. Следом за ними из машины вышел мужчина лет сорока — сорока пяти, с квадратным торсом и угрюмым лицом, и все трое скрылись в доме. Валентина сперва подумала, что «квадратный» — один из охранников, но по тому, как подобострастно заговорил с ним какой-то мужчина из обслуживающего персонала, поняла, что это, вероятнее всего, и есть сам Максим Крамарев.

И тут она заметила идущую по участку Нину Сергеевну, подошла ближе к ограде и замахала ей рукой. Нина Сергеевна подошла ближе.

— Что случилось? — с беспокойством спросила она.

— Ничего, — Валентина улыбнулась как можно беззаботнее, — я просто гуляла по лесу и вышла сюда случайно. Смотрю — вы идете, и я подумала, если вы скоро заканчиваете, то я вас подожду, вместе домой вернемся.

Она схватилась за этот спасательный круг в надежде на то, что Нина Сергеевна проведет ее на территорию и оставит ждать, и тогда, может быть… Но ничего не вышло.

— Нет, Валечка, у меня еще много работы в оранжерее, — покачала головой садовница. — Тебе нет смысла меня ждать, я часа три провожусь, если не больше. Возвращайся домой.

Валентина ушла удрученная и расстроенная.

Екатерина Крамарева, тридцати семи лет от роду, взяла на кухне большой поднос, поставила на сервировочный столик и сердито оглядела приготовленное угощенье. Чай, кофе, вода, сок, пирожные, корзинка с тостами, тарелки с малосоленой рыбой и нежирной бужениной, вазочка с икрой. Все как обычно. И, как обычно, подавать это особым гостям Максима придется именно ей.