Лингво. Языковой пейзаж Европы - Гастон Доррен

С начала 1990-х Албания начала возвращаться к нормальной жизни. Людям снова разрешено интересоваться собственным прошлым и историей своего языка. Но кто удовлетворит их любопытство? Отечественные ученые, желающие изучать старые книги, наталкиваются на труднопреодолимые препятствия. Одно из них – нехватка денег, да и католическая природа текстов по-прежнему вызывает затруднения. Росшие атеистами, современные ученые плохо разбираются в религиозных вопросах, кроме того, в этой части мира христианство много столетий назад уступило исламу.

Похоже, что марки служат для лингвистов главной наградой. Здесь Албания чествует опекуна своего языка – Норберта Йокля.

И за границей вопрос не вызывает особого интереса. В наше время проект исследования без видимой экономической отдачи не привлекает научные круги, власть имущие. Но, как доказал Йокль, научное направление может жить даже усилиями одного человека. И в албанистике такой человек снова нашелся. Его зовут Йоахим Метцингер, и вместе со своим руководителем Штефаном Шумахером, специалистом по индоевропейским языкам, он снова положил под микроскоп тексты Йокля. Ученым удалось извлечь из них новую удивительную информацию. Скромный албанский оказался прародителем балканской привычки приклеивать артикли в конце существительных (как бы housethe вместо the house) и источником множества заимствований в румынском. Вас это последнее открытие, возможно, не слишком взволнует, но в Румынии оно вызвало сильнейшее беспокойство: тамошние лингвисты предпочли бы, чтобы это были заимствования из дакийского (мертвого античного языка), а не из албанского, который они считают неотесанным языком захолустья.

В лице Метцингера и Шумахера бедная сиротка нашла новых австрийских попечителей. По странному совпадению они тоже работают в Венском университете. Дело Йокля нашло своих продолжателей.

 В английском нет заимствований из албанского. Возможно, единственное албанское слово, которое используется в английском достаточно часто, – это слово lek – албанская валюта, названная в честь Александра Македонского. Не следует путать с зоологическим термином lek (токовище), заимствованным из шведского.

 Teze – тетя со стороны матери; dajo – дядя со стороны матери; hallë – тетя со стороны отца; xhaxha – дядя со стороны отца.

50

Неожиданный стандарт

Германские языки

Почему датский, норвежский и шведский не считаются диалектами одного и того же языка, несмотря на их схожесть вплоть до взаимопонятности? Вопрос может показаться странным. В конце концов, почти у каждой европейской страны есть собственный язык. Но посмотрите на карту Европы начала XV в. На ней есть все три скандинавские страны, хотя и в иных, чем ныне, границах. Зато нет страны, которую можно было бы ожидать увидеть к югу от них: Германии. Вместо одной страны перед нами целая мозаика небольших государств, по-немецки Kleinstaaterei. Конечно, был немецкий император – формальный глава империи, включавшей в себя большую часть современной Германии, а также Швейцарию, Австрию, страны Бенилюкса, Чешскую Республику, Словению и большие куски Франции, Италии и Польши. Но этот мультиэтнический и многоязычный гигант состоял из множества практически независимых государств. Он больше походил на ЕС, чем на США.

Однако отсутствие общей государственности не помешало немцам выработать единый немецкий язык задолго до произошедшего в 1871 г. политического объединения. Даже Австрия и немецкоязычная часть Швейцарии восприняли соседский стандарт как родной. Но что самое удивительное: единый язык возник несмотря на то, что немецкие диалекты гораздо более разнообразны, чем скандинавские.

Немецкий бестселлер: «Застольные беседы» Мартина Лютера, издание 1581 г. Лютер много сделал для унификации немецкого языка. Вплоть до 1940-х все немецкие тексты печатались готическим шрифтом.

В XV в. Грета из Гамбурга и Урс из Цюриха с трудом могли бы объясниться, если б только оба не говорили на латыни. Урсу, может, и удалось бы разбавить свой швейцарский диалект так, чтобы немецкие южане смогли его расшифровать, но все равно его речь была бы весьма далека от нижненемецкого Греты. А в Скандинавии, где у каждой страны был свой язык, разница между ними была гораздо менее очевидна, чем разница между верхне– и нижненемецким (верх и низ здесь характеризуют географическое, а не социальное положение). Более того, в наше время все три языка испытали сильное влияние нижненемецкого, что еще больше увеличило их сходство. Это не значит, что Эрик из Копенгагена, Эрик из Уппсалы и Эйрик из Бергена могли болтать между собой без всяких затруднений. Но в то время путешественники были готовы в чужих краях преодолевать языковые барьеры, а барьеры, стоявшие между тремя Эриками, преодолеть было несложно.

Так как же политически раздробленная Германия смогла победить свой Вавилон диалектов и создать единый язык – язык Гёте, Вагнера и Меркель, язык, на котором теперь говорит 100 миллионов, притом что гораздо менее раздробленная Скандинавия со своими 20 миллионами жителей оказалась по меньшей мере с тремя языками на руках? Вернемся в Германию XV в. Какого будущего можно было ожидать для множества ее региональных языков? На первый взгляд среди них не было претендента на общегерманское господство. Экономическое превосходство севера шло на спад, а вместе с этим проходила и пора расцвета нижненемецкого. На востоке обширный регион находился под властью Габсбургов, но здесь говорили на нескольких языках (немецком, чешском, словацком, словенском и итальянском), поэтому он плохо подходил для роли колыбели единого языка. Периферийные диалекты лоскутного одеяла Kleinstaaterei были слишком далеки от центра: ни у швейцарского, ни у нидерландского – который в то время считали немецким – шансов не было.

В то же время между всеми этими маленькими, крошечными и малюсенькими немецкими государствами шло – невзирая на границы – интенсивное общение, поэтому нужда в лингвистическом компромиссе была, и найти его, вероятнее всего, можно было в географическом сердце германских земель, таких как Гессен, Саксония и Тюрингия. Из этих трех Саксония к тому времени была политически самой сильной, поэтому письменный стандарт (или язык канцелярии), выработанный к концу 1400-х в саксонском суде, был самым серьезным претендентом на верховенство. Но у него были и сильные конкуренты, в особенности судебные языки Праги и Вены, а также язык передвижного Имперского суда. Они основывались на южных диалектах и поэтому были малопривлекательны для северных немцев, но зато имели значительное политическое влияние. Тогда трудно было предвидеть, что немецкий язык будет когда-нибудь стандартизирован.

Решающую роль тут сыграл Мартин Лютер. Уроженец местечка Эйслебен, он говорил на местном саксонском диалекте, и именно этот диалект распространился по всему немецкоговорящему миру, когда Лютер опубликовал свой перевод Библии. Значит ли это, что современные немцы говорят на саксонском? Вовсе нет. Более того: в нынешней Германии саксонский диалект считается самым непрестижным. Это видимое противоречие легко объяснить: хотя язык саксонской канцелярии, на который Лютер перевел Библию, был основан на устном саксонском, его орфография неточно отражала особенности местной речи. В устной речи саксонцев некоторые звуки совпадали, а в других диалектах различались: например, если в этих диалектах были слова Blatt и Platt, то в саксонском они читались одинаково; то же относится и к словам Rüben и rieben. Поскольку в основу «правильной» речи легла орфография Лютера, нормативный язык отклонился от небрежного саксонского произношения. В результате в современном немецком различаются p и b, t и d, ü и i и т. п.

В области религии Мартин Лютер был самой влиятельной фигурой своего времени. Однако оказалось, что проведенная им Реформация затронула еще более широкую сферу, чем можно было подумать: автор самого популярного бестселлера со времен изобретения печатного станка, он стал и отцом современного немецкого.

51

Бесперспективняк

Эсперанто

Глядя на европейские языки, иной раз думаешь: уж не специально ли они созданы такими запутанными и нелогичными, чтобы их носители могли чувствовать свое превосходство перед иностранцами, которым никогда не освоить все эти тонкости? Конечно, естественные языки никто специально не создавал: русские не изобретали свою головоломную систему склонения, а немцы не выбирали себе непостижимую схему формирования множественного числа. Вся эта заумь досталась им по наследству, вместе с глубокой к ней привязанностью.