Лингво. Языковой пейзаж Европы - Гастон Доррен

Однако: mikään ei ole täydellistä (22 буквы, из них 12 гласных). Перевод: ничто не совершенно (17 букв и только 7 гласных)

 Финский экспортировал в английский только одно слово, но какое удачное – sauna (сауна)!

 Sisu – спокойная и смелая решительность перед лицом несчастий. Это слово стало иногда использоваться в английском после Второй мировой войны.

55

Римляне к северу от Адрианова вала

Фарерский

Фарерские острова – это горстка мокрых, промозглых и открытых всем ветрам скал. Их ближайшие соседи – довольно отдаленные и не менее бесплодные Шетландские острова и Исландия. Живет на Фарерах меньше пятидесяти тысяч человек. Поэтому неудивительно, что из всех официальных европейских языков именно фарерский изучается наименьшим числом иностранцев. Язык Фарерских островов (Faroe Islands, где far – означает овца, а oe или, точнее, ø означает остров, т. е. в буквальном переводе островов Острова овец) привлекателен только для любителей титанических и малопродуктивных усилий, своего рода лингвистов-экстремалов. Кроме тех, кто там родился, разумеется. Для всех остальных это бессмысленное предприятие: даже если вас когда-нибудь занесет на эти острова, с их обитателями можно без труда разговаривать на более распространенном датском. Все фарерцы говорят на датском, причем гораздо отчетливее, чем сами датчане.

Фарерский не только бесполезен, но и труден. Вместе с немецким и исландским он входит в тройку германских языков, в которых есть падежи (если точно, то в четверку). И это не те падежи, которые можно забормотать, как в немецком с его неразборчивыми dem, den и der. Падежные формы фарерского различаются ясно и недвусмысленно, как в латыни. Точно так же, как римляне говорили puella (девушка), puellae (девушки) и puellarum (девушек), обозначая падежи с помощью суффиксов, так и жители Фарерских островов говорят gentan, genturnar и gentanna. Кто мог этого ожидать – как бы римляне в открытом море намного севернее Адрианова вала?

Для упертых падежи могут оказаться незначительным препятствием, особенно если они учили в школе латынь. Но дальше их ждет другой барьер – в фарерском связь между орфографией и произношением весьма эфемерна. Глаза видят одно, а уши слышат совсем другое. Конечно, в английском то же самое. Но если в английском устная речь отошла от письменной естественным путем и произошло это постепенно, то фарерская орфографическая катастрофа разразилась внезапно и явилась делом рук человека по имени Венцеслав-Ульрих Хаммерсхаймб. В 1846 г. этот священнослужитель и фольклорист решил, что орфография его родного языка не должна следовать современному на тот момент произношению, а должна соответствовать речи, звучавшей столетия назад. В результате исландцы, чей язык очень близок к фарерскому, но более консервативен в сфере произношения, понимают фарерские тексты, хотя и не понимают устную речь.

Конечно, выучить можно любой язык. Со всеми своими прибамбасами фарерский остается германским языком и потому тесно связан с английским: land (земля) по-фарерски – land, а sword (меч) – svørð. Чтобы ухватить его суть, нужно просто пройти курс обучения. Только это легче сказать, чем сделать. Германские языки преподаются во многих университетах, но фарерский в Европе – лишь в двух городах: Лондоне и Копенгагене. И учиться придется едва ли не в одиночку: на этот язык мало охотников.

Еще один лингвист – еще одна марка. Это В. У. Хаммерсхаймб – вот кого надо винить во всех выкрутасах фарерской орфографии.

Нет, лучше всего пройти летние курсы в Фарерском университете Fróðskaparsetur Føroya (Fróðskaparsetur – буквально: вместилище мудрости). Здесь, по крайней мере, выйдя из аудитории, можно погрузиться в языковую среду. Только среда эта не такая однородная, как хотелось бы, потому что мнения островитян по поводу произношения сильно расходятся – единственное, в чем они едины: нельзя руководствоваться орфографией. Например, буква ó для одних звучит, как o в слове dove, для других – скорее как i в слове bird, а для третьих – как ow в слове fowl. Но это еще не все: в буквосочетании ógv оно читается как короткое e, как в слове egg. Везде, кроме острова Suðuroy (Южный остров), где…

В общем, ладно. Учите лучше сорбский или баскский. От них и то больше проку.

 Maelstrom (водоворот) – слово, общее для ряда германских языков, но источником его могли служить Фарерские острова и их язык.

56

Многозначительное молчание

Жестовые языки

Когда я сказал друзьям, что беру уроки жестового языка, их реакция удивила меня в двух отношениях. Во-первых, они проявили гораздо больше интереса, чем когда я говорил, что беру уроки датского, испанского, русского, норвежского, румынского или чешского. (Нет, я не говорю на этих языках.) А во‑вторых, хотя в целом у меня довольно образованные друзья, многие их замечания по поводу жестовых языков поражали своей дремучестью.

Оказалось, что несмотря на всю просветительскую работу, которую вели специалисты по жестовым языкам и их пропагандисты с начала 1980-х, большинство старых предубеждений живы. Поэтому у этой главы совершенно конкретная цель: развеять семь самых распространенных мифов и описать реальную ситуацию.

Если б это было так! Я прошел вводный курс нидерландского жестового языка NGT (Nederlandse Gebarentaal). Если бы я вздумал объясняться на своем ломаном NGT с британцами, им было бы трудно меня понять, потому что они, скорее всего, изучали британский жестовый язык BSL (British Sign Language), который с NGT никак не связан. Двое глухих, владеющих двумя разными жестовыми языками, смогут быстрее и эффективнее объясниться между собой, чем двое слышащих, говорящих на разных языках, но в основном потому, что владеющий языком жестов обычно хорошо умеет жестикулировать экспромтом. Пока они обсуждают конкретные вещи, они – при наличии доброй воли – всегда смогут объясниться. Но как только разговор перейдет на абстрактные материи вроде необходимости более жесткого регулирования финансового сектора, они будут так же беспомощны, как и все мы.

Но почему в мире нет единого жестового языка? Ведь это было бы намного практичнее? Несомненно. Говорить тоже было бы гораздо практичнее на каком-то одном языке, будь то английский, эсперанто или даже эстонский. Однако и устный и жестовый язык возникает как средство общения членов какого-то сообщества между собой, а не с окружающим миром. И если язык выработан, сообщество будет всегда пользоваться именно им. Смена языка иногда происходит (посмотрите на Ирландию), но лишь при совершенно исключительных условиях.

Со своими 30 000 носителей британский (НЕ английский, заметьте) жестовый язык – респектабельный язык среднего размера, но до мирового явно не дотягивает; вот индо-пакистанским жестовым языком (IPSL) пользуются миллионы. Если же речь о том, какой жестовый язык аналогичен английскому в мире говорящих, то это американский – ASL. Так сложилось, что этот язык совершенно не связан с британским, а гораздо ближе к французскому LSF (Langue des Signes Française). Семейства звуковых языков – германские, романские, славянские и т. п. – не нашли своего отражения в мире глухих. У жестовых языков тоже есть семейства, но устроены они по-другому, потому что возникли в результате того, что их преподаватели использовали методы и жесты своих иностранных коллег, не всегда живших поблизости. Поэтому жестовые языки Швеции, Финляндии и Португалии входят в одно семейство, а французский жестовый язык является предком не только для американского (ASL), но и для ирландского (ISL), нидерландского и нескольких других. Ближайшими родственниками британского жестового языка являются австралийский (Auslan) и новозеландский (NZSL), которые настолько похожи на BSL, что иногда рассматриваются как его диалекты.

Наверное, самым убедительным опровержением этого на удивление распространенного мифа служит успешное функционирование Университета Галлодета. В этом вашингтонском учебном заведении все предметы – химия, бухгалтерское дело, философия и многое другое – преподаются и обсуждаются на ASL.