Осколки надежд - Иван Плотников

– Кто? Вершитель судеб? – презрительно вставил майор.

– Я мог бы вас убить и забрать «сердце», – проигнорировав Шею, сказал Охотник, – но я не сделал этого.

– Почему же?

Сталкер вновь замолчал, опустив голову.

– Для чего вы убивали всех этих граждан? Каковы ваши цели? Артефакты? Говорите! – потребовал Вайс.

– Я устал, – сказал Охотник, – я не сплю уже двое суток…

– У меня есть много вопросов…

– Отведите меня в камеру. Я отвечу на них позже.

– В самом деле?

– Я не стану говорить сейчас, дайте мне отдохнуть. Или так, или никак. Вы видите, я согласен сотрудничать.

– Хорошо, – помолчав, согласился агент, – я вам верить. Вы готовы подписать протокол допроса сейчас?

– Чтобы подписаться под чем-то, нужно иметь имя, – возразил сталкер.

– У любого человека есть имя, – уверенно доложил Вайс.

– А кто вам сказал, что я человек? – усмехнулся Охотник.

– О’кей, мы разобраться с этим позже. У меня есть два свидетеля ваших слов, этого хватит на сейчас. Отправляйтесь пока в камеру, отдохните.

Решетка закрылась за спиной сталкера, сухо щелкнул замок.

– Руки, – второй раз за день лениво произнес капитан.

Охотник просунул руки сквозь прутья решетки, и капитан снял наручники.

– Послушай, а что ты мне в ответ сказал, когда я тебя «пиндосской мордой» назвал? – полюбопытствовал капитан.

– Да ничего особенного.

– А все-таки?

– Обозвал тебя тупым ублюдком.

– Ах ты! – капитан попытался дотянуться до сталкера, но тот отступил вглубь камеры. – Ладно, потом еще поговорим.

– Хороший ты парень, капитан, – пробормотал Охотник, ложась на пол и забираясь под нары.

– Эй, ты чего? Совсем спятил? – удивился военный, – если ты не в курсе, то нары придуманы для того, чтобы спать на них, а не под ними.

– Который час? – вместо ответа спросил сталкер.

– Без пяти полдень, – ответил капитан, глянув на часы, – куда-то торопишься?

– Ты иди, капитан, отдыхай. А спать я уже давно привык на земле. Так что на полу мне как-то уютнее, чем на нарах.

– Ну-ну, – кивнул офицер и удалился.

Егор в столовой грустно поглощал армейский рац-паек, предоставленный ему Вайсом. О корреспонденте позабыли, и не сказать, чтобы это сильно расстроило его, но очень хотелось получить наконец пропуск от американца и вернуться домой. Наверное, изначально не следовало пытаться устроиться в сталкерской деревне, не стоило и прикидываться сталкером. Можно ведь было, как те же американцы или немцы – заплатить небольшую сумму опытному проводнику и устроить себе «сафари». Понарошку, исключительно с целью ознакомления. Так ведь нет, захотелось приключений! Попробуй выберись теперь отсюда… Он в раздражении бросил ложку, достал блокнот с карандашом и принялся записывать события последнего дня. За этим занятием его и застал Вайс, который отдыхать пока не собирался. Агент принес с собой то самое загадочное устройство со шкалой и проводами и документацию.

– Что там с Кюри? – спросил журналист.

– Печально говорить о вашем друге, Егор, но он оказаться преступником, – ответил Вайс.

– Он мне вовсе не друг, – возразил Полянин, – мы познакомились случайно. В чем же он обвиняется?

– В убийстве, – пожав плечами, сообщил агент и уточнил: – Во множестве убийств.

– Вы уверены? Он совсем не похож на убийцу, хотя… – Егор вспомнил, как хладнокровно сталкер привязал его к дереву, чтобы подманить мимикрима, а позже пристрелил Митяя с подельниками…

– Действительно, – оживившись, ответил Вайс, – совершенно не похож. У нас есть курсы, кое-что по психологии преступников. И Кюри, или как он себя называет, Охотник, в самом деле, не имеет в типе ничего общего с другими убийцами. Я изучать многие дела. Я ведь аналитик, это моя должность. Тем не менее, на его вине не просто много убийств, а очень много. И он в них сознался сам, без принуждения.

– Кюри? Сам сознался?! – поднял брови журналист. – Я не психолог и не аналитик, но скажу вам следующее: за все время, что я с ним общался, он не сказал о себе ни одного слова правды. Точнее, вообще ни одного слова о себе. Он рассказывал мне про Зону, про то, как определять и обходить аномалии, какие здесь есть движения, группировки, какие уязвимые места у мутантов. Много чего рассказал. Но как только разговор касался его самого – отшучивался или замолкал. Но ведь у меня обычно получается разговорить человека, это профессиональное, меня этому учили. И, тем не менее, в случае с Кюри я потерпел неудачу. Конечно, я могу ошибаться, у меня немного опыта, но мне кажется, если он вам в чем-то признался, то либо он вас обманул, либо ему это зачем-то было нужно.

Вайс задумался на несколько секунд над словами журналиста.

– Возможно, он хотел меня отвлечь от… Впрочем, я пришел к вам не за тем, чтобы обсуждать его признание. У меня к вам просьба.

– Я вас слушаю.

– Это… устройство, – Джерри потряс «вольтметром», – здесь есть документы. Я смотреть их, но не понимаю многих обозначений, хотя написано по-русски, и слова мне знакомы. Я хотел вас просить помочь мне разобраться – в чем назначение этого… прибора.

– Давайте попробуем взглянуть.

– Давайте, – кивнул Вайс, передавая документацию Егору.

Журналист взял кипу бумаг и принялся их листать.

– Так, это блок-схемы. Здесь подпись «Схема усилителя сигнала», очевидно, это устройство предназначено для приема или передачи какого-то сигнала. «Схема электропитания»… Это понятно. «Цифровой преобразователь» – это просто квантование уровня сигнала до неких цифровых значений.

– Что-что? – переспросил Вайс.

– Тут схемы узлов прибора, сейчас… Вот что-то похожее на техническое описание. Так-так… «Экспериментальный параметрический резонансный измеритель уровня излучения ЭПРИИ. Прибор предназначается для измерения уровня излучения, сходного с биоэффективными частотами организма человека. В качестве основы используется адаптивный механизм измерения реакции живого организма…». Так, тут непонятно, что имеется в виду. Он живой, что ли? – Егор вопросительно поднял глаза на агента. Тот только пожал плечами. Полянин вновь углубился в чтение.

– Тут много теории всякой, – бормотал журналист. – «…Многочисленные опыты по воздействию электромагнитных полей (ЭМП) на людей и животных показали, что существуют выделенные частоты, вызывающие резкие изменения в функционировании организмов. Такие частоты назвали биоэффективными. Отклик на них может быть различным: как положительным (в смысле перехода организма в состояние более близкое к оптимальному), так и отрицательным. Существуют определенные “частотно-амплитудные окна”, внутри которых есть детектируемая реакция биообъекта, а вне их – отсутствует. При этом наиболее информативной является частота воздействия, а амплитуда определяет лишь механизм реализации отклика организма»… «…Биоэффективные частоты выявляются экспериментально, и попыток объяснения физических механизмов их существования очень мало…». А здесь вот про псиоников!

– Telepathist? Мутант, который может подавлять человеческую волю, разрушать разум, заставлять… свою волю?

– Да, вот тут: «… исследуемый “доброволец” (биообъект) подвергался слабому воздействию телепата с параллельной фильтрацией диапазона частот малой амплитуды, не вызывающей фатальных изменений в излучении эффективных частот головного мозга…».

– И что это означает?

– Судя по всему, при разработке устройства проводились какие-то опыты по воздействию телепата на живое существо. Возможно, на человека.

– Хм. Так что измеряет или излучает это устройство?

– Минуточку. Я пытаюсь разобраться. Так, «альфа-ритм», «тета-ритм»… Что это за ерунда? А, понятно, это ритмы работы головного мозга человека: «абстрактное мышление», «сон». Сейчас, сейчас… Господи, что за гадость?

– Что?

– Здесь буквально сказано, что внутри этой коробочки… – Полянин ткнул пальцем в устройство. – Черт! Да кто вообще придумал такое?

– Что случилось, Егор? – Джерри удивленно посмотрел на журналиста.

– В ней часть живого мозга, понимаете?

– Прости, не понял?

– Часть живого человеческого мозга! Он живой, он чувствует, он, может быть, даже мыслит! Они взяли кусочек мозга своего подопытного, «добровольца», как они выразились, и упрятали в эту коробочку!

– Я не понимаю, Егор. Как такое может быть? Разве мозг в состоянии существовать отдельно от организма, а тем более небольшая его часть?

– Вот, – журналист брезгливо протянул листок бумаги агенту, – здесь говорится о том, что путем лабораторных мутаций в одну из долей человеческого мозга внедрены волокна артефакта… с номенклатурным номером 5–187. Я не знаю, что скрывается за этим, да и вообще знаком с артефактами лишь поверхностно. Но здесь указано, что таким образом удается поддерживать клетки мозга в рабочем состоянии неограниченное количество времени.