Дерьмовый меч. Дилогия - Инесса Ципоркина

— Так что я его кабздецовую породу хорошоо-о-о знаю, лично проверял… — тяжело дыша от ненависти, закончил Бляд.

Граф Пидер мечтательно провел пальцем по нижней губе, закатил глазки и самодовольно ухмыльнулся. Кэп со свистом втянул воздух и вперил тоскливый взор в черную-пречерную чащу. Мне почему-то стало его жалко.

— Ответ не по теме, — безжалостно заметила Менька. — И расплывчатый. Что именно подразумевается под кабздецовой породой?

— Постойте-постойте, — вдруг вклинился в допрос, то есть в светскую беседу Финлепсин. — А вы не из тех ли Кабздецов, что по материнской линии приходятся родней Цефалоаналам?

Потомок Кабздецов при этом вопросе едва собственным пальцем не подавился. Теперь понятно: коли он в родстве с потомственным предателем Цефалоаналом, никакие детали моему королевскому величеству уже не требуются. Кровь, как говорится, не вода. Предатели-изменники-заговорщики в двадцатом поколении практически обречены родовой селекцией на преступление против трона. Любого Цефалоанала или цу Кабздеца можно бросать в темницу просто потому, что он Кабздец (Цефалоанал). Что существенно облегчает ведение следствия.

— А что ж мы на пороге стоим-то? — как бы спохватился хозяин Черного замка и гостеприимно распахнул вторую створку. — Прошу!

При этом его оранжевые глаза полыхнули маниакальным огнем, а взгляд, словно ненароком, мазнул по кошачьим изваяниям — и те, казалось, напряглись, приподнимаясь на толстых кривых лапах. В тот же миг по ноздрям ударило вонью, которую ни с чем не спутаешь: мой верный меч подавал мне свой фирменный сигнал об опасности! А через секунду он же дробил в щебень-гравий каменных демонов-хранителей частной территории Мана (захваченной, напоминаю, самочинно). Демоны, спущенные с ограды мысленным приказом Пидера-графа, то есть графа Пидера, дробиться отказывались, лупили по мечу изогнутыми обсидиановыми когтями, безжалостно царапая древнее лезвие. Я впервые испытала страх за свое боевое оружие, всей душой ощущая боль, пронзающую Дерьмовый меч при каждом ответном демоническом ударе. Становилось ясно, что мы долго не продержимся.

Все, разумеется, бросились на подмогу, но кусачие и царапучие колдовские твари самозабвенно кружились в танце смерти и сдаваться не собирались. Более того, они явно собирались сожрать нас с мечом заживо и довольно близко подошли к успешному выполнению поставленной задачи. Моим соратником тоже досталось на орехи: во дворе замка поднялась настоящая метель из перьев Чкала и Тупи, Финлепсин потерял половину своей роскошной боевой косы, Навигатору серьезно проредили хвост и гриву, оставалось лишь надеяться, что Лассаль с Гаттером не вздумали путаться под ногами у демонов, людей, коней и мерчандайзеров. Единственный, кого каменные коты не тронули, был, конечно, капитан. И почему меня это ни капли не удивляло? Удивляло другое. Капитан не ввязался в драку. Капитан не сделал ничего, чтобы помочь своей госпоже в лице меня. Капитан лишь положил руку на плечо мерзавца Кабздеца, развернул к себе и с выражением глубочайшего отвращения на небритой физиономии… поцеловал. Прямо скажем, не по-братски. И в то же мгновение коты замерли и покрылись каменной коркой, в тех позах, в которых Пидер цу Кабздец утратил контроль над своими чудовищами.

Потому что на данный момент его интересовало только одно — возможность вскарабкаться на Бляда, словно обезьяна на пальму и висеть, уцепившись всеми конечностями. Будь у потомка знатной фамилии хвост, он бы и его в ход пустил.

Капитан посмотрел на нашу помятую компанию из-за плеча Кабздеца с выражением «И за это вы мне тоже заплатите!» и тяжелой походкой, неся разомлевшего Пидера на руках, пошел по мощеной дорожке к замку. Во дворе которого, невинно раззявив черную клавиатуру, стоял тот самый магический рояль.

Потуга седьмая

Замок Пидера цу Кабздеца был словно плащ Дракулы: черный с кровавым подбоем. Все внутри оказалось красное и в сердечках — обивка мебели, гобелены на стенах, гардины, портьеры и балдахины. В замковом интерьере точно святой Валентин взорвался и все вокруг собой заляпал. Мы гуськом, храня молчание, прошли сквозь красный холл в сердечках, поднялись по красной лестнице с сердечками на перилах (капитан Бляд всю дорогу так и пер на себе нашего гостеприимного хозяина, изображая Ретта Батлера, пока цу Кабздец игрался в его законную Скарлетт).

Я уже как-то расслабилась, представляя себе файвоклок в обществе примирившихся влюбленных, домашнюю выпечку, крепкий сон на простынях алого шелка (ну или хотя бы египетского хлопка) и завтрак в постель. Ага, как же. Судьба Мурмундии Неистребимой сурова и непредсказуема.

— Кого я вижу-у-у-у… — из угла бордовой столовой, больше всего похожей на почку в разрезе, послышался такой противный голос, что у меня половина зубов заныла. Следом за противным голосом вышла не менее противная тетка, явно сбежавшая из подпольного садомазо-борделя. Платье из черной стрейч-кожи, облеплявшее тело, будто черный воск сатанистских свеч, почти не прикрывавшее стратегически важных частей тела, целилось в нас орудийными дулами на месте сосков, а высокий воротник больше всего напоминал антенну, ловящую радиоволны противника.

И тут капитан, до сего момента настроенный довольно мирно, взбесился, точно трехногий Минотавр. И для начала шарахнул Кабздецом об пол.

— Ну здравствуй, — прошипел он, — Флагелляция!

— Привет, дорогая, — простонал снизу Пидер, рухнувший со своего капитана, будто падший ангел с небес. И так же нехило ударившийся копчиком.

Кабздец. Цу. Что за имена у этой семейки? И кто эта «дорогая» любимому канониру нашего капитана? Я ощутила ничем не объяснимое желание совершить доброе дело. То есть убить стрейч-кожаную дамочку по зову своего великодушного сердца. Но этикет не позволил мне этого сделать — и, как выяснилось, зря. В следующий раз буду слушаться сердца и убивать, не спрашиваясь у сознания.

А пока граф цу Кабздец, охая и держась за поясницу, представлял нам свою «сестру и супругу», Флагелляцию цу Кабздец. Вау, инцестик! Совсем как у моих драконов. Ну естественно, настоянную на предательстве кровь старинного рода никак нельзя мешать с посторонним геномом. Иначе откуда бы в моем государстве вывелись такие офигительно породистые диссиденты? А сейчас у меня их даже две чемпионских линии — цефалоаналы и кабздецы. Один экстерьер чего стоит. С заграницей бы ими торговать, как секретным оружием. Гм, а это мысль! Не забыть сказать премьер-министру, пусть обмозгует высочайшую идею.

Пидер смотрел на кэпа щенячьими глазками, сделав бровки домиком и старательно ловя взгляд нахохленного, словно больной пингвин, Бляда. А тот если на кого и смотрел, то на супругу своего любовника. Бывшего, очевидно, любовника. Смотрел так, точно пытался просчитать, каких размеров дыру в животе Флагелляции может проделать фальконет с «Вездессущей Толерантности». А предмет его ненависти и ухом не вел. То есть не вела. Леди цу Кабздец была настолько уверена в своей победе, что ее так и хотелось немедленно куда-нибудь заточить. И желательно на всю оставшуюся жизнь. Перед нами во всей красе разворачивалось действие исторической мыльной оперы с запретными страстями, династическими браками и незаконными детьми, утерянными во младенчестве. Впрочем, последнее, в силу некоторых физиологических особенностей главной влюбленной пары сериала, представлялось маловероятным.

— М-м-м… А кто не хочет чаю, кофе, сахара или сливок? — все так же светски, как и перед замком, осведомился граф.

— Все хотят всего! — сказала, как отрубила Мене-Текел-Фарес, бросив на хозяйку дома взор, тяжелый, будто якорь «Толерантности».

Никому-то ты, Фло, не нравишься. Лучше сразу отправляйся в фамильный склеп и проверь, в порядке ли твоя могилка, надпись на камне отполируй, дату проставь.

В чинном молчании мы направились к столу. Ваза с пирожными, высотой с новогоднюю елку, сверкала всеми оттенками калорий. У меня от одного вида кремовых розочек живот подвело. Естественно, руки мои сами собой потянулись и накрыли сразу два кругленьких маффина — один шоколадный, другой черничный. И тут на меня налетел вихрь из буржуазных дамских перьев, залягал голенастыми ногами, выклевал из моих рук вожделенные кексики, пронесся галопом по белоснежной скатерти и, опрокинув визжащую Флагелляцию цу Кабздец на пол, потоптался по ней, как… как… как страус! Граф и капитан, склонив головы друг к другу, аки голубки, умиленно наблюдали за поведением нашего индейца-оборотня. Похоже, убедившись, что Пидер не так уж счастлив в браке, Бляд насытил свое чувство мести и понемногу оттаял душой.

— Тупи, фу! Тупи, тубо! Тупи, плохая… птичка! — попыталась я усмирить этот подарок судьбы, пока он не расплющил графиню в блинчик.