Смерть отца - Наоми Френкель

– Один знакомый, – и она уже около выхода, там ожидает ее Оттокар, граф-скульптор.

В полдень Берлин погружен в прозрачный мартовский воздух. Над темными крышами распростерто весеннее голубое небо. Белые легкие облака проплывают по нему, как большие, распластавшие чистые крылья, птицы. Этот чудный день волнует Оттокара, и все в ней происходящее с того момента, как возникла в ней страсть к Клотильде Буш. Это вывело его душу из каменного состояния. Граф и Иоанна стоят на мосту святой Гертруды. Бронзовой спиной она повернута к реке Шпрее, а ликом – к старикам, гуляющим по мосту. Река безмятежно спокойна. Скучно скользят по ней небольшие лодки. Солнечные лучи неярко отражаются от предметов, но под мостом вода темна, как в бездне. На улице вдоль реки стоят в солнце низкие домики старого Берлина. Старение и постоянная смена времен года образовали трещины и разрывы в стенах и стерли краски, как бывает с кожей старых людей, идущих из года в год к неотвратимому своему концу.

– Чего мы здесь стоим? – спрашивает Иоанна, и черные сверкающие ее глаза, будто почистило их солнце, смотрят на графа.

– Потому что здесь красиво, – смеется граф и кладет руку ей на затылок.

Он чувствует дрожь, охватывающую ее худенькое тело, и нервы его реагируют на это, как тонкие струны, которые напряглись от неожиданного удара. И когда пальцы его крепко вжимаются в тело девочки, и испуганные ее глаза глядят на него, он пугается еще сильней, и быстро прячет руку глубоко в карман.

«Это – то самое чувство! Чувство опасное, определяющее всю его жизнь. Маленьким ребенком он ощутил его впервые в кухне черной принцессы. Приближался праздник Рождества. Запахи, аромат, ожидание чего-то, напряжение всех чувств, подобных замершим перед прыжком голодным охотничьим псам. Внезапно руки ребенка касаются мягкого теста. Пальцы начинают его месить, и возникает первая скульптурка в его жизни. С тех пор он был как бы слеп глазами и зряч кончиками пальцев. Женщин он тоже не видел, а ощущал кончиками пальцев. Но чаще всего пальцы были беззвучны. Никогда прикосновение к женщине не пробуждало в нем тонкое чувство, сотрясающее все его тело, как прикосновение к камню, глине, мрамору. Все его любовные истории заканчивались в тот миг, когда пальцы начинали скользить по женскому телу, которое его возбуждало, глаза жаждали, а пальцы молчали».

Оттокар видит перед собой розовые руки Клотильды. Правда в том, что тогда он тут же хотел к ней вернуться, но не сделал этого. Боялся прежнего горького разочарования, которое внезапно охватывало в разгар любовного приключения.

Оттокар смотрит на черные взлохмаченные волосы Иоанны, голова которой склонена над водой. «Может ли быть, что именно эта девочка, незрелая и худенькая, в которой ничего нет, кроме больших глаз, в силах разбудить кончики пальцев? Чепуха! И все же, его обуревает сильное желание взять в руки это худенькое тело и высечь его в камне или вылепить в глине… Для чего? Ты сошел с ума, Оттокар?»

Оттокар отступает на несколько шагов, словно стараясь отдалиться от девочки. Иоанна поворачивает к нему лицо и свои большие вопрошающие глаза.

– Нет, нет, – отвечает Оттокару внутренний голос, – эта странная девочка просто пробуждает в тебе желание быть с ней добрым, сделать для нее что-то большое и великодушное.

Оттокар подходит к Иоанне, и тянет ее за волосы.

– Ай, – вскрикивает Иоанна, и смотрит испуганно в ужесточившееся лицо над собой.

– Что? – заикается девочка. – Я сделала что-то неправильно?

– Пошли, – говорит он ей охрипшим голосом, – пошли к Нанте Дудлю.

В кухне Каролины Нанте сидит гостья и пьет кофе из чашки, которую Линхен сердито поставила перед ней. Напротив гостьи сидит непривычно молчаливый Нанте Дудль. Добрая Линхен не вернулась к столу, а стоит у плиты, сложив руки на груди.

Гостья Нанте Дудля – госпожа Пумперникель, сухопарая плоскогрудая жена мастера Копана. Она – тетушка Нанте Дудля, младшая сестра его покойной матери. Заметно, что они родственники. Госпожа Пумперникель высока и худа, как Нанте. Небольшими колючими глазками она смотрит поверх чашки в такие же небольшие колючие глазки у Нанте, опустившего голову.

– Родственники должны помогать друг другу, – говорит госпожа Пумперникель.

– Что вдруг родственники! – вскрикивает Каролина, стоящая у плиты. – Все годы ты даже не спрашивала о нашем здоровье, и вдруг мы тебе родственники?

– Что ты визжишь, – сердится госпожа Пумперникель, – я что, пришла грабить твое имущество? Ничего я от тебя не прошу. Пришла я к вам из-за распространившихся здесь слухов, что Нанте ищет работника. Разве мой муж недостоин работать у сына моей сестры?

– Нет, – резко обрывает ее Каролина, – он нам здесь не нужен.

– Слушай, тетя, – старается Нанте говорить примирительным голосом, – если у вас трудности, я готов помочь вам деньгами, но взять мастера сюда в дом невозможно.

– Почему? – спрашивает госпожа Пумперникель. – Ну, почему?

– Не строй из себя дуру, – предупреждает ее Каролина, – ты прекрасно знаешь почему. Мы не пустим в наш дом нациста. Это принесет нам только беды.

– Нет, тетя. Я действительно не смогу этого сделать. Все мои друзья меня покинут.

– Пусть идет в свою партию и просит работу, – добавляет Каролина, – туфли падают у меня с ног от удивления. Что это за партия, что оставляет без заработка своего верного члена.

– Заткнись! – орет на нее визжащим голосом госпожа Пумперникель. – Какое ты имеешь вообще к этому отношение, ничтожество? Тебя Нанте подобрал на улице.

– Но, тетя…

– Если ты не уберешь ее сейчас же отсюда, я уйду! – лицо Каролины багровеет от злости. – Даже Эрвин ушел от вас…

– Нанте, Нанте, мать твоя переворачивается в гробу, слыша слова этого чудовища.

– Прекратите! – вскакивает Нанте Дудль со своего стула. – Вечная склонность женщин визжать и драться. Сядь, тетя. Скажи нам правду, почему ты хочешь, чтобы он работал именно у нас?

– Эта горлопанка ничего не понимает, – указывает госпожа Пумперникель своим костлявым худым пальцем на Каролину, – конечно, он весьма уважаем в партии. Но мы не нуждаемся в ее деньгах. Сейчас предвыборные дни. Голубчики из полиции, положили глаз на моего мужа. Все время ведут за ним слежку.

– Он в чем-то замешан? – подозрительно спрашивает Нанте.

– Он замешан в политике, – отвечает госпожа Пумперникель.

– Ага! – говорит Каролина.

– Он должен тихо сидеть в эти дни, – добавляет госпожа Пумперникель, – работать, как любой человек в безопасном месте. Хватит политики. Хватит нам этих неприятностей.

– А у меня он не будет заниматься политикой?

– Не будет.

– Кот не прекращает охоту за мышами, – кричит Каролина.

– Я клянусь тебе, Нанте, памятью моей покойной сестры, – слезы выступают на глазах госпожи Пумперникель, – он и пальцем не прикоснется здесь к политике. Только будет честно выполнять свою работу. Чего бы ему надо было здесь делать, – кричит госпожа Пумперникель, – если бы он хотел продолжать заниматься политикой? Перед ним открыта вся страна.

– Я буду следить за каждым его шагом. У нас он не будет заниматься своей грязной политикой, – кричит Нанте Дудль.

– Когда он может начать работать?

– Завтра.

– Нанте, если ты впустишь в мой дом эту мерзкую харю…

– Каролина, пожалуйста, – прерывает ее Нанте, – иди обслуживать гостей.

– Госпожа Нанте, – вежливо спрашивает граф, – что у вас случилось?

В глазах Линхен стоят слезы.

– Ох, граф, в какое болото затащил нас добросердечный Нанте.

– О, свет моих глаз! Черноволосая девочка! – слышен радостный голос приближающегося к ним Нанте Дудля.

Госпожа Пумперникель покинула дом через заднюю дверь.

«О, Сюзанна, как прекрасна жизнь!» – наигрывает входная дверь, и Бартоломеус Нанте со школьным ранцем на плече вваливается в ресторан.

– Ты снова здесь? – обращается он к Иоанне.

– Я уже знаю, что это такое – Кокс, – отвечает она ему.

– Подумаешь, – равнодушно говорит первенец, – большая мудрость.

Обрадованный Нанте Дудль заставляет стол различными вкусными блюдами. Парень занимает место у стола и ест с большим аппетитом. Нанте Дудль носится по ресторану, занимаясь тысячью мелких дел. Над прилавком новое четверостишие:

Место,Где двое среди многих,Торопись, третий,Унести ноги.

У Каролине тяжело на душе. Лицо Оттокара снова спокойно и добродушно. Он улыбается Иоанне и наливает ей в стакан лимонад. Вдруг распахивается дверь. «Граф» Кокс и «порхающий Густав» врываются в ресторан. В руках у Кокса небольшой, хорошо упакованный сверток. Лицо Кокса очень взволновано.

– Привет, граф, – кричит Густав.

– Привет, Густав, – отвечает граф.

– Нанте, – кричит Кокс, – иди сюда, Нанте.

Все вскакивают. Нанте Дудль не сдвигается со стула.

– Что случилось, – спрашивает, – нашел труп?