В погоне за памятью. История борьбы с болезнью Альцгеймера - Джозеф Джебелли

и тау-белки, как вам известно, накапливаются в мозге уже в 40–50 лет, поэтому я уверен, что все мы должны заниматься регулярными тренировками мозга еще до 40.

Перед встречей с Кавасимой я выяснил, что пишут в научной литературе о действенности тренировки когнитивных навыков. Некоторые исследователи считают, что ее положительное воздействие вызвано так называемым эффектом Хоторна (эффектом наблюдателя): поведение человека меняется, если он знает, что за ним наблюдают, и он, например, старательнее решает задачи, проговаривая их про себя, что повышает оценку за тест, но не отражает реального улучшения когнитивных навыков. Но есть и такие, кто утверждает, что мозг сохраняет пластичность в любом возрасте и мы просто еще не придумали инструментарий, позволяющий следить, как на него влияет повседневная жизнь.

В сентябре 2009 года Альцгеймеровское общество запустило масштабные испытания с участием более 13 000 человек. Они обнаружили, что когнитивные тренировки никак не сказываются на тех, кому меньше пятидесяти, зато людям старше шестидесяти помогают с повседневными делами – делать покупки, запоминать списки, распоряжаться финансами, – если играть по десять минут пять раз в неделю в течение полугода2. По словам некоторых исследователей, эффект держится до пяти лет. Что касается материй более приземленных, то доказано, что у семидесятилетних когнитивные тренировки усиливают приток крови к префронтальной коре (эта зона мозга так тесно связана с мышлением человека, что ее принято называть «орган цивилизации») и укрепляют нервные связи между полушариями мозга3.

Но отпугивают ли эти тренировки болезнь Альцгеймера? Ответ прост: мы по-прежнему не знаем. Есть несколько исследований, которые говорят, что, возможно, это помогает. Например, в 2012 году группа американских ученых в течение пяти лет наблюдала 700 человек старше 65 лет и обнаружила, что у тех, кто часто решал кроссворды и головоломки или играл в шашки и карты, болезнь Альцгеймера начиналась на 47 % реже4. Однако это исследование раскритиковали за скромный размер выборки, и многих оно не убедило.

Задумаемся над словами нейрофизиолога, специалиста по когнитивным функциям Андре Алемана, который в 2014 году писал: «Когнитивные тренировки – не более чем упражнения на ментальные способности: память, внимание, навыки мышления… к тому же они часто очень специфичны, а упадок идет по всем фронтам. Поэтому, если вы много решаете судоку, то становитесь мастером судоку, но из этого не следует, что у вас развиваются другие зоны мозга»5.

Кавасима и сам подчеркивает, что исследования Brain Training еще только начались, однако не исключает, что его игра оказывает на мозг мощнейшее воздействие.

– Мы знаем, что тренировка мозга активирует префронтальную кору, – говорит он, – а префронтальная кора играет множество ролей в высших когнитивных функциях – памяти, внимании и принятии решений. Поэтому, если нам удается как-то стимулировать префронтальную кору, ее базовые функции должны улучшаться. Такова моя гипотеза.

Мне это показалось логичным – причем до того логичным, что даже захотелось достать старую игровую приставку и поиграть немного, пока мне не стукнуло 40 лет. Было ясно, что даже здесь, в Японии – настоящей Мекке видеоигр, – эта игра не просто развлечение, а особая технология, которая служит определенной цели и постоянно развивается. Более того, Кавасима пытался точно определить неврологическое воздействие при помощи эксперимента, который он называет неврологической обратной связью: испытуемый во время игры видит активность своего мозга на экране компьютера и должен в той или иной степени сосредотачиваться на определенных игровых задачах, чтобы контролировать определенные виды активности. Компания Nintendo постоянно следит за исследованиями Кавасимы, и это понятно. Но Кавасима определенно не шарлатан. Он отказался от 15 миллионов иен за свое изобретение и не взял ни гроша из 30 миллионов долларов роялти.

– Жена этим очень недовольна, – усмехнулся он.

– А почему вы не берете деньги? – удивился я.

Он пожал плечами.

– Мне кажется, они не мои. Я просто работал в университете и делал свое дело. А зарплату мне начисляли из средств налогоплательщиков, поэтому я считаю, что вся прибыль принадлежит университету.

Все доходы от игры Кавасима отдает на исследования в Университете Тохоку, где возглавляет группу из 40 молодых нейрофизиологов. Двое из них, Сусуму и Акира, предложили показать мне лабораторию. В белоснежной комнате в здании напротив кабинета Кавасимы испытывают Brain Training на мышах. Ну, не совсем. Но эксперимент, который придумали сотрудники Кавасимы, – хорошая симуляция. Сначала мыши живут в пустых голых клетках, где нет никаких стимулов для мозга. Потом их перемещают в «обогащенную» клетку, где есть игрушки, туннели, несколько этажей и лабиринт, который Акира меняет три раза в неделю, чтобы зверьки не расслаблялись. А потом Акира при помощи особого миниатюрного магнитно-резонансного томографа смотрит, что делается у них в мозге.

– Ищу признаки пластичности, – рассказал он мне. – Изменения в структуре мозга и нервных связях.

И вот что поразительно: каждый раз, когда Акира тренирует мышей в обогащенной обстановке, их мозг становится больше. А главное – это происходит и с престарелыми мышами, и с генномодифицированными альцгеймеровскими мышами!

Акира считает, что это имеет отношение еще к одной важной для нашей темы теории – теории когнитивного резерва. Ее выдвинул американский геронтолог Джеймс Мортимер. Суть в том, что мозг каждого из нас имеет некоторый запас прочности на случай упадка когнитивных способностей, независимо от масштабов повреждения структуры. Мортимер полагал, что когнитивный запас прямо связан с тем, сколько ментальной стимуляции человек получал в течение жизни: чем больше стимуляции, тем значительнее резерв. Он был уверен, что именно поэтому у некоторых людей нет деменции, хотя в мозге есть бляшки.

В 1990 году Мортимер объединил усилия с эпидемиологом Дэвидом Сноудоном для изучения когнитивного резерва у группы высокообразованных столетних монахинь, живших при Женской школе монастыря Нотр-Дам в Манкато в штате Миннесота. Сноудон считал, что монахини станут идеальными испытуемыми. Они жили в совершенно одинаковых кельях, у них был идеально упорядоченный рацион и режим физической нагрузки, что помогало исключить конфликтующие переменные и позволило подробно изучить роль образования. Кроме того, сестры прилежно вели всю документацию, поэтому ученые получили в свое распоряжение все медицинские и исторические данные вплоть до конца XIX века. В числе прочих документов было собрание автобиографических сочинений, которые монахини писали при поступлении в монастырь, когда им было едва за 20. Сноудон изучил «плотность идей» этих сочинений, то есть грамматическое и