Заложник - Александр Смоленский

Эленский посмотрел на Александра с некоторым удивлением и даже интересом. Но пояснений не дождался.

Мысли о меморандуме воскресили в памяти Духона давнюю поездку к губернатору Дедову и тогдашний разговор о появившихся в регионах тенденциях к распаду России. Дедов тогда прямо так и сказал, что многие губернаторы, заседающие в Федеральном собрании, спят и видят, как бы отвалиться от Центра. И речь идет не об экономической самостоятельности, а исключительно о политической.

Тогда разговор продолжения не получил, но Духон практически ни на день не забывал его:

– Если не возражаете, Борис Платонович, давайте вернемся к нашему разговору через несколько деньков. Я тоже подумаю.

– Вот и отлично, – согласился с предложением Эленский.

Время встречи давно истекло. Референт уже трижды сообщал Александру Павловичу, что у него в приемной толпа. А он, как некогда признался нынешнему выдвиженцу, опаздывать очень не любил. Он мысленно поблагодарил гостя за то, что тот не стал его допекать по поводу предложенного им тезиса, – и раскланялся.

Глава 2

Солнце уже стояло в зените, азартно припекая колени под джинсами.

Неужели Армани шьет свои джинсы из резины, а не из хлопка? Духон, признаться, был несколько удивлен первой разбудившей его мыслью. Неужели нет проблем важнее, задал он себе чисто риторический вопрос, прекрасно зная ответ.

Его монотонная и так нравившаяся ему в последнее время жизнь в Нормандии со вчерашнего утра решительно и бесповоротно пошла наперекосяк. И все из-за звонка из «Семьи». Мысль о некачественных джинсах от Армани была, по сути, первой, отвлекшей его от неожиданно навалившихся событий. Именно поэтому Александр ей обрадовался и удивился: значит, еще могу думать о чем-то ином. Ура!

Просыпаться жутко не хотелось. Так бы сидеть и сидеть на скамейке у пруда, и чтобы тебя никто не беспокоил. Как же! Лицо Александра нежно лизал его любимый лабрадор Борька. Этот точно залижет, если не встать.

Он собрался с силами, потянулся. Интересно, сколько же я спал? Часа два. Не меньше. Мысли сами собой переключились на главное. Стало быть, именно меморандум заставил Уралова звонить ему. Вряд ли что-то другое. Это положительный результат почти суточных, с перерывом на сон и обед, размышлений.

Значит, так все плохо. Инициаторы меморандума планировали извлечь его на свет явно не сейчас. Александр вновь вернулся к вчерашней мысли, которая немедленно перенесла его вновь в далекий 1999 год.

Как в нем было написано? Александр напряг память и попытался процитировать несколько строк:

«Вот почему власть, сдающая государственные дела, и власть, принимающая их, при поддержке народом этой преемственности путем прямых всенародных выборов, берут на себя обязательство всем доступным политическим и экономическим ресурсом защищать существо состоявшихся договоренностей».

Кажется, так это звучало? Молодец все-таки Эленский.

«Сохранение гарантий конституционной нормы, регламентирующей сроки и принципы перехода президентской власти. Сохранение гарантий конституционных норм федеративного устройства страны. Сохранение гарантий конституционных норм прав и свобод личности. Сохранение гарантий конституционной нормы свободы слова и веры».

Значит, время пришло все это защищать? Так быстро? Фантастика. И теперь его просят помочь организовать встречу на десять – пятнадцать человек, причем непременно во Франции. Почему во Франции? С одной стороны – невелика проблема. Пусть даже встреча и конфиденциальная. С другой – как посмотреть. Если учесть круг людей, а судя по количеству, названному Таней, это как раз, похоже, все гаранты меморандума, сделать это не так просто. Публика что ни на есть капризная и сквалыжная. Борис Николаевич среди них – ангел. Чего не скажешь об остальных.

Александр с грустью вспомнил погибшего несколько лет назад сибирского генерал-губернатора, с которым еще задолго до событий был в добрых отношениях. Равнодушно припомнил примерно в то же время неожиданно убитого губернатора Листова, неизвестно каким образом попавшего в список подписантов. Естественно, он понятия не имел, за что и почему был убит «рыбный и золотой» король, и никак не связал эти две трагедии с меморандумом.

Он медленно пошел в глубь парка – туда, где паслись четыре небольшие шотландские коровы с мохнатыми мордами, похожими на морды убийц.

– Дерьма наешься, если не понравится, – пробормотал он вслух. – Ну и пусть. Плевать. Не пикник же и не попойка. Хотя, помнится, Татьяна что-то прощебетала про ресторанчик. Да, задачка! – Духон почесал свой давно лысеющий затылок.

Думать над всем этим было жутко лень. И посоветоваться не с кем. Впрочем, реально есть два человека, которые могли бы ему помочь в этом, судя по всему, весьма щекотливом деле. Откровенно говоря, Духон в его теперешнем состоянии мало был подготовлен к подобной миссии. Другое дело, если б годок пожить без «советников», тогда бы нашел что-нибудь реальное. А когда бываешь в Париже большей частью наскоком – за трусами и носками, – остается доверять лишь консьержу месье Морису из «Ритца» да, пожалуй, еще Льву Багрянскому, который всегда обо всем и со всеми удачно договаривался.

Тут главное – конфиденциальность, и месье Морис конечно же не годится. Любая конфиденциальность – вред для любого консьержа мира.

Значит, остается Багрянский, да в запасе имеется русский граф Семенофф. По части ресторанов у него, конечно, вкус отменный. Но доверить ему подобную тайну – все равно что рассказать ее сразу всему свету.

Нет уж, избави бог. Так где все-таки «тайную вечерю» проводить? Но ничего путного в голову не лезло. Послезавтра прилетит Багрянский, тогда окончательно и решим. Точно.

Водитель из нормандского имения Духона, как обычно, встретил Багрянского в аэропорту Шарль де Голля.

– Такие пробки, такие пробки, – заверещал он, не успев взять сумку из рук Багрянского.

Тот уже привык к подобному нытью, цель которого была прозрачна, как нормандский воздух весной. Всякий раз, вырываясь из шато, месье Арсен любыми уловками оттягивал момент возвращения туда, где сразу из крутого водителя превращался в скромного и исполнительного слугу.

Багрянский слушал вполуха. Набор сплетен практически всегда касался одного и того же – жалоб на домоправительницу, пожилую француженку мадам Жизель, и ее мужа-садовника, с коими он никак не мог поделить дворовую власть; жалоб на русского француза графа Семеноффа и конечно же жалоб на глубоко им уважаемого господина Духона, который выжимает из него все соки.

Наконец, почти добравшись до места, Арсен вдруг остановился и показал на большое, словно прижимающееся к восхитительному газону за забором современное имение.

– Вы представляете, господин Багрянский, на той неделе сюда приезжал сам президент Ширак! Вертолетов была куча, гостей на шикарных машинах… Представляете?

– Представляю, – коротко, чтобы хоть как-то отреагировать, попытался изобразить интерес Лев. – А по какому случаю сюда залетел господин Ширак?

– Как, вы не знаете? – округлил глаза Арсен. – Все газеты, телевидение освещали.

«Только не у нас», – подумал Лев, а вслух сказал:

– Прости, дорогой, упустил.

Не заметив нескрываемой иронии, Арсен продолжал:

– Здесь выдающийся режиссер поселился. И вот по случаю завершения строительства дома он дал прием на тысячу гостей. Так рассказывают. – Последние слова он произнес с неким скептицизмом. Потому что действительно в этой глуши трудно было себе представить такой грандиозный прием с самим президентом Франции во главе и каким-то неизвестным водителю, но тем не менее выдающимся режиссером. Его имени тот припомнить никак не мог.

Через пять минут микроавтобус уже въезжал в имение, и, сразу окунувшись в другую жизнь, Багрянский забыл о рассказе водителя.

Духон встретил его с какой-то непонятной меланхоличной сосредоточенностью.

Друзья обнялись. «Наверное, здесь ему совсем худо со своими коровами, женами, любовницами, слугами», – почему-то предположил Багрянский.

После обеда Александр увел друга в парк и без лишних слов поведал о своих волнениях. Он пересказал звонок Уралова и его дочери, коснулся меморандума и наконец сообщил о том, что его попросили включиться в организацию тайной встречи.

– Ну вот, теперь ты знаешь все. Или почти все. Остальное не существенно, – резюмировал он.

Багрянский, как завороженный, слушал. Многое он сразу не мог переварить, поэтому даже не успел панически ужаснуться возможному будущему России, а следственно, и своему.

– Давай присядем, – предложил он. – А то как-то невмоготу. То ли после твоего обеда и кальвадоса. То ли от твоих жутких рассказов.

Александр не возражал.

Они устроились в дальнем углу большой лужайки перед домом, где стояли песочница и качалка для время от времени приезжающего внука.