Я живой! - Антон Зырянов

«Что ж, такая преданность любимому делу не может не вызывать уважение», — подумал я, ловя в прицел следующую жертву.

Когда с мертвецами было покончено, я решил задержаться в своем временном убежище — на всякий случай. Вдруг выстрелы карабина привлекли сюда несколько припозднившихся анабиозников? Уж лучше перебить их сверху.

Ночь я, как и планировал, провел на заводе. Почти не спал — обдумывал слова Хазара… Где гарантия, что это не было бредом человека, готового вот-вот переступить предсмертную черту? Гарантий не было. И все-таки, я ему верил. Странные завоеватели-великаны сломили сопротивление жителей базы. Если бы не одна единственная деталь описания, а именно собачьи шкуры поверх изношенно одежды, я был бы абсолютно уверен в том, что на «Девятку» напали уберы…

Когда я вышел с территории завода, то наткнулся на бредущую по дороге парочку. Сначала, мне показалось, что мертвяки держатся за руки, но, приглядевшись, понял, что это были полицейский и, по всей видимости, нарушитель, пристегнутый к нему наручниками. Причем мертвый блюститель порядка явно был анабиозником, тогда как арестант являлся обычным мертвяком, причем очень и очень несвежим.

Полицейский, время от времени, дергал рукой, к которой был пристегнут доходяга, отчего тот ненадолго прибавлял шаг, но, через несколько секунд, снова начинал плестись с черепашьей скоростью.

Увидев меня, анабиозник прибавил ходу, а затем и побежал. Арестант, которого он тянул за собой, конечно же, тут же потерял равновесие, повалив наземь и конвоира. Я не дожидаясь, пока парочка поднимется на ноги, быстро приблизился к копошащимся на земле мертвецам.

Первый выстрел оборвал попытки полицейского встать. Второй выстрел прекратил мучения дряхлого, ссохшегося, воняющего пылью и плесенью арестанта.

До базы «Девять» было четыре часа ходу, до «Лабы» — в разы дольше, но я решил не испытывать удачу — судьба и так была ко мне милостива там, на заводе.

Я направился к уберам, настороженно глядя по сторонам и не перебрасывая карабин за плечо. Перспектива встретиться с анабиозником на открытом пространстве меня не прельщала.

Мне снова повезло: у высокого бетонного забора стоял древний грузовичок китайского производства, кузов которого был полон навоза. Пока я добралась до этой развалюхи, стараясь придерживаться неосвещенных участков, увидела немало интересного. На территории неизвестной базы, на которой меня держали пленницей, имелась посадочная площадка и вертолет. Сначала я даже хотела попробовать взять в заложники пилота, который копошился в кабине (все-таки, в своей звериной силе и ловкости я уже убедилась, так что самоуверенности мне было не занимать), но, увидев ошивающихся у черной громадины бойцов, которым ростом уступал даже покойный Игнат, решила эту затею оставить.

Жители базы меня удивили: нет, здесь, конечно, были и обычные люди, но бронированных переростков с мини-зенитками в руках было больше. И эти гиганты, в отличие от скоропостижно скончавшегося ученого, наверняка умели за себя постоять…

Сначала я подумала, что нахожусь в «Селе» (я там никогда не была, так что спутать было легко), но потом отмела эту догадку. Во-первых, маловато военной техники (вертолет да какой-то уродливый бронетранспортер), во-вторых, не припомню рассказов о здоровенных мужиках в диковинной броне, разгуливающих по базе (а об этом наверняка бы терли торговцы и прочий бродячий люд), в-третьих, не пахнет болотом, и в-четвертых, не видно ни одной нефтяной вышки…

Зайти за спину водителю — субтильному усатому мужичку лет пятидесяти — мне не удалось: он облокотился на дверцу своего уродливого грузовичка (откуда взял-то такой?) и, мечтательно глядя в вечернее небо, на котором уже начали проявляться первые звезды, курил древнюю на вид трубку, время от времени поджигая гаснущий табак зажигалкой и делая подряд несколько частых затяжек.

Пришлось идти на риск. Мощный луч прожектора с вышки (да-да, здесь все по-серьезному, не то, что в «Оплоте») скользнул по ущербному тельцу «китайца», заставив водителя зажмуриться и поднять руку, чтобы защитить глаза от яркого света. Когда он опустил ладонь и протер глаза, первым, что он увидел, была несущуюся на него женщина в больничной одежде, со страшным серым лицом, покрытым паутиной отвратительных черных вен, бешенными глазами и обнаженными в диком оскале зубами, кажущимися неправдоподобно длинными из-за съежившихся десен.

Когда я подбежала к нему вплотную, он сделал шаг по направлению ко мне. Я бы не смогла остановиться, даже если бы очень сильно захотела. Но я не хотела. Единственным моим желанием, которое овладело разумом и пульсировало в каждой клеточке моего воспаленного мозга, было поскорее убраться отсюда.

В водителя я врезалась на бегу, но, за секунду до столкновения, выбросила вперед руки и схватила мужчину за подбородок. Он, не успев распределить центр тяжести и встать устойчиво, завалился назад. Когда затылок мужчины соприкоснулся с металлическим креплением бокового зеркала, раздался звук удара и треснувшего стекла… А еще влажный хруст, от которого в животе у меня застонало…

Тело водителя обмякло, голова неестественно запрокинулась и я, не теряя драгоценных мгновений на сожаления и размышления, затащила подергивающийся труп за грузовичок, который стоял очень близко к высокому забору. Теперь машина закрывала меня от луча прожектора и нежелательных свидетелей, так что я относительно спокойно раздела убитого и облачилась в замызганные штаны, которые пришлись почти впору, клетчатую рубаху неопределенного цвета и безразмерный, но теплый пуховик с синтепоновой подкладкой, пахнущий табачищем, с засаленными рукавами и воротником. Не побрезговала я так же и полосатой лыжной шапочкой, влажной от крови, и потными, вонючими носками, и кирзачами, которые оказались мне велики (но это лучше, чем бегать босиком).

Низ живота постоянно тянуло (меня удивляло, что я вообще проявила такую прыткость для будущей мамаши, пусть и на малом сроке — да и живот вырос порядочно для трех месяцев), так что я отсиделась некоторое время за грузовиком, восстанавливая дыхание и борясь с искушением впиться в тело мертвого водителя зубами (меня снова мучил голод)…

Когда боль в животе утихла, я подождала, чтобы луч прожектора прошел мимо грузовика и, забравшись на крышу кабины, перепрыгнула через забор…

Сирена, пронзившая вечернее спокойствие базы, заставила меня забыть о боли от жесткого приземления и побежать. На ходу, я потрогала живот, опасаясь, что своим прыжком навредила плоду, но почувствовала, что с ним все в порядке. Не поняла, а именно почувствовала, как, наверное, это может чувствовать только мать… Я знала: несмотря на страх, опасность, отчаяние и чувство обреченности, я сберегу ребенка, которого не желала, которой был чудовищной ошибкой и не должен был увидеть этот свет. Потому что я — его мать!