Прайд (СИ) - Анатолий Махавкин

За королевским дворцом разрастался огромный парк, больше напоминающий дикий лес. Эти заросли уходили весьма далеко и заканчивались крутым обрывом, ныряющим в волны океана. Как и во всяком, уважающем себя лесу, в парке водилось огромное количество всевозможной живности. Наибольший интерес вызывали исполинские белые кошки, напрочь лишённые хвоста, но в качестве компенсации снабжённые коротким тупым рогом меж ослепительно жёлтых глаз. Когда падишах желал развлечься, он отправлялся в центр парка и восседая на переносном кресле, наблюдал, как белые твари служат королевскому правосудию, пожирая предусмотрительно захваченных арестантов. Что характерно – умные животные отлично понимали, кого им стоит кушать, а кого – обходить стороной.

Я медленно направился в сторону дворца, поднимая пыльные круги, расплывающиеся подобно воде. Когда-нибудь, в этой пыли можно будет плавать. Ещё один признак вырождения.Что-то случилось с этим миром за последние несколько столетий. Вот только – что?

Когда я проходил мимо пауков, они временно прекратили свою работу и уставились на меня всеми шестнадцатью глазами. Очевидно размышляли, стоит ли им отвлечься и поохотиться на вновь прибывшего. Будь на моём месте какой-нибудь одинокий гуляка, случайно забрёдший сюда; уже висел бы на пальме, оплетённый паутиной и нашпигованный желудочным соком. А так, лишний раз убеждаешься, насколько животные бывают прозорливее людей. Поглазев на гостя, пауки весьма невежливо повернулись задом, продолжив плетение.

А теперь – мои любимицы. Я остановился рядом с бассейном и заглянул в него, очередной раз полюбоваться переливами света на телах алмазных акул, неутомимо кружащих в центре водоёма. Стоило тени упасть на воду, рыбины немедленно изменили маршрут, смещаясь в мою сторону. То ли приняли за разносчика еды, то ли намеревались выпрыгнуть наружу, самостоятельно добыв оную. Бывали и такие прецеденты. Я помахал рукой и пошёл дальше. Акулы тотчас вернулись на прежний курс, не выказав ни малейшего признака разочарования. Солнце последний раз отразилось от блистающей шкуры, и я потерял рыб из виду.

Если дворец, поросший лианами, походил на огромную скалу, то вход в него напоминал какую-то заброшенную пещеру, посреди глухого леса – такое же тёмное, неправильной формы отверстие, едва заметное в зелёных зарослях. Довершало сходство, присутствие небольшой обезьяноподобной твари, меланхолично свисающей над входом и дуновение несвежего ветерка из чёрной глубины.

Увидев гостя, обезьяна неторопливо спустилась по верёвкам лиан вниз и неуклюже заковыляла в мою сторону. Только теперь я заметил, что какой-то шутник вдел ей в ноздри огромную деревянную серьгу. Хвост животного тащился за хозяином, словно длинная толстая верёвка, выписывающая в пыли замысловатые фигуры. Приблизившись, зверёк опустился на пятую точку опоры и протянул обе лапы вперёд, подражая опытному попрошайке. Судя по здоровенному брюху, такой метод обычно приносил желаемые плоды. Вот только в этот раз ничего не вышло: у меня не было карманов, чтобы искать в них сладости и отсутствовало желание подавать наглой твари. Поэтому, в воспитательных целях, я отпустил животному щелбан, и обезьяна с отчаяным визгом удрала прочь, во мгновение ока вскарабкавшись на недосягаемую, для меня, высоту. Оттуда она начала корчить всевозможные рожи и громко верещать. Я в ответ, показал язык и вошёл внутрь.

Тотчас из мрака вылепились массивные фигуры, с обнажённым оружием в руках и преградили путь. Тяжёлые латы, одетые на стражей, превращали их в диковиных насекомоподобных существ, вымахавших до человеческого размера. Небольшие круглые щиты охранники держали перед собой, и я мог разглядеть символ королевского двора, намалёваный на блестящем металле.

– Хм-м, – сказал я, – и что дальше?

То ли узнав голос, то ли рассмотрев белые волосы, стражи исчезли в тех же нишах, откуда появились. Вообще-то у меня один раз возникла проблема с солдатом, настойчиво требовавшим разрешения на вход. Точнее – проблема возникла у него и у начальника охраны, вынужденного срочно искать замену чересчур ретивому подчинённому. С тех пор Нарион – начальник королевской стражи, строго-настрого запретил солдатам даже приближаться ко мне и моим львам, совершенно справедливо рассудив, что проще корректировать правила, чем всякий раз набирать новых людей.

– Ты никогда не задумывался, почему тебе проще убить человека, чем поговорить с ним? – взгляд женщины становится колючим и холодным, – это напоминает бравирование силой. Ненужная жестокость, как попытка доказать…Кому? Что?

Я молчу. Слишком сложные вопросы. Я смеялся над Галиными разрывами с её надоевшими любовниками, но сам часто поступал, как львица. Неприятно говорить любовнице, что она надоела или ещё хуже – стала старой. Строки письма, забытого в ящике стола. Милята, давно забытое имя…

Проще – убить.

– Тебе не понять, – хриплю я.

– Ну почему же, – она криво ухмылется, – встречались мне такие…Герои. Способные терпеть физическую боль, но бегущие прочь от простых чувств. Гордый лев слишком горд для признания? Продолжай.

Я вошёл в длинный сводчатый коридор, озарённый призрачным светом, поступавшим внутрь, через хитрую систему скрытых линз. Эти приспособления были ровесниками дворца и за прошедшие века покрылись толстым слоем пыли и грязи. Однако, кому бы то ни было запрещалось даже прикасаться к хитрым стекляшкам, из опасения повредить тонкий механизм. Починить испорченное было бы некому – секрет утратили давным-давно. Не удивительно, что свет с каждым годом становился всё тусклее, погружая переходы дворца в таинственный полумрак.

На стенах вольготно располагались лепные украшения, изображающие диковиных животных и батальные сцены. Лепка во многих местах пришла в совершенную негодность и было сложно определить, какого рода сцену она изображает. Порой в полумраке мерещилось нечто, настолько распутное, что я мог только сетовать на собственное подсознание, полагая предков нынешнего падишаха не столь развратными.

Когда я приблизился к лестнице, свет стал немного ярче, позволяя рассмотреть скрюченную фигуру, сидящую на выщербленых ступенях. Даже на таком расстоянии и не видя лица я мог, руководствуясь одним обонянием сказать, кого именно посчастливилось встретить. Обхватив колени длинными жёлтыми пальцами, Драмен непрерывно раскачивался взад-вперёд и мычал какую-то заунывную мелодию, такую же бесконечную, как череда фантастических миров, где продолжал блуждать его одурманенный ум.

Внезапно Драмен запрокинул голову, уставившись короткой острой бородкой в потолок и разразился звонким радостным смехом. Его глаза смахивали на две чёрных дыры, ввалившись настолько глубоко, что я с трудом различал их безумный блеск. Продолжая хохотать, скульптор опустил голову и вперившись в меня, погрозил длинным пальцем. В тусклом свете сверкнул огромный перстень с багровым камнем, таким же, как в серьгах Драмена. Поговаривали о гомосексуальных наклонностях королевского скульптора, но я больше склонялся к мысли о том, что этот человек пытается изменить своё тело, дабы оно вписалось в изысканый мир его декадентских грёз.

– Я тебя узнал, – усмехаясь, сказал Драмен и попытался приподняться, но не преуспел в этом, вновь плюхнувшись на ступени, – твоё тело вылеплено из адского огня и сотворил этот пламень сам Царь зла! Но ты не бойся, – он заговорщически понизил голос и совершенно безумно хихикнул, – я никому об этом не скажу!

– Буду весьма признателен, – абсолютно серьёзно сказал я, – всегда знал – ты ко мне относишься очень хорошо.

Драмен покивал головой и вроде бы успокоился, но когда я проходил мимо него, тонкая холёная кисть вцепилась в мою руку. Оглянувшись, я столкнулся со взглядом двух, совершенно нормальных глаз. От наркотического опьянения не осталось и следа.

– Я никому не скажу, – повторил Драмен, на этот раз без своего идиотского смеха, – можешь и дальше продолжать заниматься своим делом.

– Это каким же? – заинтересовался я.

– Пить человеческие души, пожирать их, как лев пожирает мясо жертвы. Но тебя я не боюсь. А вот её, – скульптор мотнул головой, – я боюсь больше всего на свете. Если ты – это чистое пламя, в котором душа сгорает без следа, то она – совершенно иное: тёмный огонь, способный погасить чужой свет и не стать от этого светлее.

Я обернулся: в полумраке коридора, за моей спиной замерла изящная женская фигурка с ярко пылающими жёлтым огнём глазами. Хм, а я даже не услышал, как она шла за мной. Кошка стояла неподвижно, подобно каменному изваянию и я не сомневался, каждое слово несчастного психопата достигло её ушей. Лица я не видел, однако не сомневался в том, кто это. Впрочем, как ни странно, но сейчас Ольга пахла совсем по-иному. Как…Как Ната?