Семья Зитаров. Том 1 - Вилис Лацис

Прошла неделя. О казаках ни слуху ни духу: уходя, они даже не записали адреса подруг.

Но вот однажды большак опять загудел от топота солдатских ног, и по нему растянулась длинная вереница подвод. В имении остановился кавалерийский полк. Вилме вновь понадобилось нести туфли к сапожнику, опять Эльза сопровождала ее, и в новом доме у дюн вечером появились гости. Правда, это были не казаки, но зато на их плечах блестели золотые погоны со звездочкой. Павлушу и Костю с неменьшим успехом заменили прапорщики Лебедев и Пантелеймонов; вместо унтер-офицеров появились настоящие офицеры — подруги сделали карьеру.

Разумеется, все это признали. Офицерские погоны подействовали даже на капитана Зитара, и Эльза получила право приглашать Пантелеймонова к себе домой. А когда они уходили на прогулку, Альвина не посылала с ними маленькую Эльгу. Только Эрнест становился все угрюмее; если он еще мог мечтать о соперничестве с каким-нибудь вахмистром Павлушей, то теперь, с появлением золотых погон и офицерской сабли, этот вопрос усложнился. И почему он прозевал время, когда у Вилмы не было ни Павлуши, ни Лебедева? Нерешительность — проклятие человека. Теперь он будет действовать иначе.

Каждый день во время обеда и ужина в имение к полевым кухням и окнам солдатских помещений собирались дети и женщины из бедных семей. С бидонами, банками и глиняными кружками толпились они в ожидании остатков пищи. Жирные повара в замасленных блузах важно расхаживали около котлов, и за каждым их шагом следили десятки голодных глаз. Еще преждевременно было говорить о голоде, осенью в сельской местности хлеба хватало, но для многих семейств фронтовиков солдатский суп служил значительным подспорьем.

Некоторым счастливцам удавалось получить свою порцию из кухни. Это был настоящий суп, какой давали солдатам, на поверхности плавали блестки жира, а на дне — кусочки мяса. Таких удачников было немного. Повара раздавали пищу по выбору, брали не каждую протянутую им посуду. В первую очередь они наливали знакомым — тем, кто приносил им папиросы или у кого дома имелись взрослые сестры, — кто знает, может, когда и доведется зайти к девушкам. Остальные пусть идут к дверям казармы и ждут, когда солдаты вынесут им объедки. И голодная толпа терпеливо ждала. Никто из них не знал, на кого падет выбор сытого солдата, кого он осчастливит несколькими глотками супа.

— Дяденька, мне! Я еще ничего не получал! Дяденька, а дяденька?

Тянулись десятки рук, десятки пар просящих, робко-стыдливых глаз устремлялись на одного человека. Кто был понахальнее, покрикливее, тот скорее наполнял свою посудину. Жидкие остатки, в которых изредка попадется волоконце мяса или горошина, но как это вкусно!

Дети хозяев не приходили за супом, в дележе объедков участвовали только маленькие деревенские пролетарии. Они не стыдились нищеты, не разыгрывали из себя сытых, в то время как в животе урчит и желудок требует своей доли. И несмотря на то, что им приходилось грызться, как маленьким зверенышам, за каждую каплю еды, они не завидовали друг другу. Для некоторых это превратилось в особый вид спорта, в приятное времяпрепровождение в кругу товарищей.

Когда в один из вечеров у кухонных дверей появился сын капитана Зиемелиса, двенадцатилетний Юрис, в толпе ожидающих удивленно зашептались. Мальчиков это не поразило, ибо они проще смотрели на вещи: если приходили за супом они, то почему бы не прийти сюда и Юрису Зиемелису? Зато женщины были изумлены: «Подумать только, даже капитанские дети стали побираться! Какой позор! У отца свой парусник, дача на взморье, все время считался состоятельным хозяином, а сына посылает на солдатскую кухню».

Видимо, Юрис догадывался об этих толках. Он никогда не старался протиснуться вперед, а застенчиво стоял позади других. У отца парусник и дача… Это верно, но могли ли люди понять, что судно все лето простояло на приколе, потому что море сплошь заминировано? Знали ли они, что капитан Зиемелис не накопил никаких сбережений, что у него нет ни земли, ни скота, а дачу не превратишь в хлеб? И хотя он шурин Зитара и считался состоятельным хозяином, но одним почетом и славой не проживешь, а работы у него не было, и вся семья кое-как существует на заработки Зелмы, которая занимается шитьем. Никому это не приходило в голову, поэтому все удивленно пожимали плечами.

Юрис Зиемелис уже давно собирался пойти за супом, но отец из гордости не отпускал его. Но сколько могла заработать Зелма? Кто теперь шьет наряды? Нужно отдать справедливость, она была серьезная и трудолюбивая девушка. И все же на четырех едоков не хватило бы никакого трудолюбия. Капитану пришлось сдаться. Мать вымыла молочный бидон, и Юрис стал ходить в имение.

Дело у него не ладилось. Другие оказывались более ловкими и опережали его. Юрису редко удавалось получить что-либо на кухне. Завистливые языки нашептывали солдатам, что он сын богатого отца и собирает суп для свиней. А если так, то Юрис мог довольствоваться и объедками. И он ими довольствовался. Он каждый вечер собирал в свой бидон остатки из десятков котелков, прикупал на несколько копеек солдатского хлеба и довольный спешил домой.

Как только Юрис возвращался, мать завешивала окна, грела суп и семья садилась за стол. Капитан старался придать всему этому шутливый оттенок. Помешав варево и попробовав его, он поглаживал себя по животу:

— Есть можно. На судне иногда и такого не бывает.

Чтобы соседи не подумали, что Зиемелисы дошли до крайней нужды, Зиемелиене распустила слух, что Юрис действительно носит солдатский суп для свиней. Семейная честь была сохранена, но дорогой ценой. Им теперь на самом деле пришлось есть свиные помои. Но об этом никто не знал.

Зелме Зиемелис было двадцать шесть лет. Просидев всю жизнь в четырех стенах, она выглядела болезненной, хрупкой и бледной. С Зитарами она не дружила, несмотря на то, что это была самая близкая родня, избегала также и соседей; у Зелмы не было ни одной подруги. Странная застенчивость, от которой в ее возрасте пора было освободиться, послужила причиной того, что она не нашла себе друга. Вообще это была приятная девушка, достаточно миловидная и женственная — солдаты, встречаясь с нею, провожали ее горящими взглядами. Она краснела и спешила уйти, боясь, чтобы кто-нибудь из них не заговорил с ней.

Однажды она пришла в Зитары и принесла сшитую Эльзе блузку. В комнате двоюродной сестры она встретила молодого офицера во френче, белых перчатках и сапогах с лакированными голенищами. Он носил маленькие усики, сильно напомаженные темные волосы были разделены аккуратным пробором. Когда Эльза представляла двоюродной сестре прапорщика Пантелеймонова, госпожа Зитар, заглянув в дверь, не смогла удержаться от самодовольной улыбки: дескать, видишь, какой кавалер у моей Эльзы.

Зелма вышла в большую комнату, и Альвина остановила ее, чтобы похвастаться перед девушкой почетным гостем, удостоившим вниманием дом Зитаров.

— Как тебе нравится этот офицер? Интересный, не правда ли? Говорит, что у отца в Ростове фабрика и несколько больших домов. Страшный богач, денег куры не клюют. И к тому же единственный сын.

— Да… — смущенно согласилась Зелма.

— А у тебя тоже есть жених? — спросила Альвина таким тоном, точно речь шла о засолке салаки или резке свиньи. — Что?.. Нет никого? Как же это ты? К Эльзе много всяких ходит. Никак не отделаться от них. Липнут, словно мухи на мед. Ничего не поделаешь — молодость…

Залив был заминирован. В распоряжении рыбаков оставалась только узкая прибрежная полоса и открытое море. Во многих местах запретили ставить сети. Тем, кто не подчинялся, грозила смерть от военных подводных снарядов или, в лучшем случае, суд. Но разве может рыбак существовать тем, что дают ему мелкие прибрежные воды? Правда, можно кое-что наловить во время нереста окуней, когда рыба подходит к прибрежным мелям, а также осенью при благоприятном ветре, прижимающем косяки сырти к берегу. Но рыбак не может ждать, пока рыба заплывет в его сети. Он привык бороздить море вдоль и поперек, привык выслеживать, искать свое счастье. Если рыба ушла с мелких мест, ее ищут в глубоких водах, на севере, на западе. Рыбак, как охотник, не прекращает преследования добычи до тех пор, пока не исчезнет последняя надежда.

Теперь это стало невозможно. Те, кто потрусливее и для кого рыбная ловля являлась побочным заработком, вытащили лодки на берег, а снасти убрали в клети в ожидании лучших времен. Более предприимчивые продолжали цедить морскую воду, где это не возбранялось. Но такая ловля рыбы давала мало радости. Особенно сильно переживали старые рыбаки те дни, накануне которых дули сильные ветры: теперь-то уж каждому было ясно, где сейчас находится сырть и лещ, они совсем рядом, рукой подать, вот только если бы не невидимые заграждения, воздвигнутые войной!