Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня - Шерман Алекси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джесс Уолтер: Необычный вид бунтарства – получить трояк по книжке своего отца. Думаю, с таким мятежом можно как-то смириться.
Шерман Алекси: Я очень им гордился.
Джесс Уолтер: Тебя, наверное, многие спрашивают: «Какая из ваших книг самая любимая?» У авторов принято отвечать примерно так: «Все мои книги мне как дети, все люблю одинаково». Но на десятой годовщине выхода «Дневника индейца» тебе придется признать, что по популярности она отличается от тех, что ты написал ранее.
Шерман Алекси: Книг, которые остаются на плаву и к которым я продолжаю относиться хорошо, не так много, и «Дневник» среди них на первом месте. Я, честно говоря… не знал, что получится. Я и до «Абсолютно правдивого дневника» был довольно успешным. Я ведь заполучил Премию Питера Пэна – награду за литературу для подростков в Скандинавии. И знаешь, на мне отлично смотрелось зеленое трико на церемонии награждения.
Джесс Уолтер: Такую награду, наверное, получают те, кому удается не повзрослеть.
Шерман Алекси (смеется): В общем, это международный успех, и теперь книгу читают в тысячах школ… Я до сих пор получаю письма. Десять лет прошло, а письма от школьников и студентов всё идут. Я встречаю выпускников колледжей, которые читали ее в средней школе.
Джесс Уолтер: Да, спустя десять лет помнить книгу, которую прочел в детстве, – это, конечно, говорит о силе ее воздействия. Наверное, это поразительно – получать такие отзывы.
Шерман Алекси: Я вспоминаю книги, которые мы читали подростками и как сильно они на нас повлияли. «Оно» Стивена Кинга или, когда был младше, – «Снежный день», книжка с картинками Эзры Джека Китса. Я не завел себе воображаемого друга, как некоторые дети, у меня были книги. Они и стали моими воображаемыми друзьями, моими братьями и сестрами, а иногда – лучшей версией родителей, которых я мог бы иметь. Представляю, каково было бы читать в детстве книжку, хотя бы чуточку похожую на «Дневник» по воздействию.
Джесс Уолтер: Надо видеть, как дети носятся с твоей книжкой. Наверно, ты получаешь умопомрачительные письма.
Шерман Алекси: Самые эмоциональные письма приходят от учителей или от самих ребят, которые раньше сопротивлялись чтению. Все время слышу: «Это первая книга, которую я дочитал до конца». С одной стороны это весьма печально, и ответственность за это несет наша система образования, но с другой стороны, может, моя книга – портал, целебный портал. Врата, которые приведут этого ребенка к другим книгам. Но как это здорово – иметь такое сильное влияние на того, кто не любил книги, не любил читать, и вдруг – такие письма: «Это первая книга, которую я дочитал». «Я украл ее из библиотеки». И от учителей: «Я не могу держать ее в классе, ее все время утаскивают».
Джесс Уолтер: Это здорово.
Шерман Алекси: Один из самых замечательных моментов был лет шесть-семь назад. Я проводил чтения в Нью-Йорке, и вдруг заявляется целый класс ребят из Бронкса. Это была государственная школы в Бронксе, поэтому все ребята были из разных этнических групп, разных рас, из разных стран, знаешь, многие – эмигранты первого поколения. Потрясло меня, что такая разношерстная компания подростков идентифицируют себя с индейским пацаном из резервации. Знаешь, ведь мы, индейцы, все примерно из одного места на земле – я имею в виду Спрингдейл и Уэллпинит, Восточный Вашингтон – те, кто живет в резервации или рядом. И разве можно было представить, что мы кому-то важны, что мы имеем влияние хоть на кто-нибудь, не говоря уж о каком-то подростке из Бронкса? Поразительно. Никогда не устану удивляться.
Джесс Уолтер: Но, мне кажется, у книг, написанных для подростков и молодежи, есть одно универсальное качество… с ними отождествляешься. Помню, я читал «Трещину во времени», и, знаешь, мой отец не профессор, но я идентифицировал себя с этими ребятами. И с Чарли, который отправился на шоколадную фабрику. Ты становишься героем, и, на мой взгляд, именно это делает твою книгу такой удивительной. Я выступал в одной альтернативной школе, и первый вопрос от ребенка был: «Вы знаете Шермана Алекси?» Нет, говорю, не встречал. «Это единственная книжка, которую я читал. Обожаю эту книжку».
Шерман Алекси: (смеется)
Джесс Уолтер: И это книга о трудном детстве. Наверное, это тоже повторяющаяся для тебя тема, к которой ты обращаешься последние десять лет.
Шерман Алекси: Книги меня спасли, поэтому, думаю, «Абсолютно правдивый дневник» может входить в набор для экстренной помощи. Вот что еще я частенько слышу: «Благодаря этой книге я решил стать писателем», «Из-за вашей книги я записался в баскетбол».
Джесс Уолтер: А ты помнишь, как впервые услышал голос Арнольда Спирита? Книги звучат голосами героев, и его голос очень силен, поэтому я думаю, что он явился тебе в виде голоса.
Шерман Алекси: Ну, герой, конечно, автобиографический, но он гораздо увереннее меня в его возрасте. И гораздо добрее.
Джесс Уолтер: Забавно, я читал ее и думал: ведь ты стал отцом, и ты смотришь на отцовство глазами своих мальчиков. В книге есть добрый, сметливый взгляд двух твоих сыновей.
Шерман Алекси: Мои дети – городские индейцы, причем очень городские. И навыки у них городские. И еще они принадлежат к поколению, у которого гораздо больше осознанности и понимания мира, и они в самом деле добрее. Они гораздо добрее, чем был я в их возрасте, – во многом оттого, что их выживанию ничто не угрожает, а моему угрожало. Так что, думаю, у Арнольда Спирита Младшего меньше каннибалистских инстинктов, чем было у меня. Его жизнь меньше напоминает путешествие группы Доннера[19], чем моя.
Джесс Уолтер: Мне кажется, иногда мои дети, слушая рассказы о моей жизни, сомневаются, что реальность, в которой я жил, была сродни реальности «Повелителя мух»[20]. Автобусная остановка была самым страшным местом в мире. Как четвертый круг ада у Данте.
Шерман Алекси (смеется): Остановка школьного автобуса. Да уж.
Джесс Уолтер: Это трудно объяснить. Но кажется, что голос главного героя, хоть и автобиографический, – все же другой, самостоятельный. Нет никаких сомнений в том, какой он – Младший. Он кажется совершенно осознанным с самого начала.
Шерман Алекси: Думаю, в какой-то мере я создал идеализированную версию себя. Исполнил разные мечты: каким бы я хотел быть в том возрасте, какие решения принял, как поступил бы… Я бы мог быть лучше, хоть немного лучше. А создавая других героев, я намешал разных людей: взял их реальные черты, встряхнул хорошенько и создал из этого коктейля других героев. Они реалистичны, эти герои, потому что в людях есть и
