Пленники надежды - Джонстон Мэри

— Нынче с утра из улья достали хорошие соты. Может, вашему превосходительству будет угодно угоститься медом? Еще у нас есть финики, привезенные из Берберии, и пирог с айвой…

— Мы отведаем всех этих яств, — благосклонно молвил его превосходительство, — а затем принесите нам трубки и блюдце душистого табаку и подарите нам ваше общество, душечка. Мастер Пейтон, возможно, медовые соты окажутся слишком тяжелыми для дамы. Вы можете удалиться, дабы помочь ей.

— Как вам будет угодно, ваше превосходительство, — смиренно ответствовал мастер Пейтон и поспешил вслед за хозяйкой дома, щеки которой покрыл смущенный румянец.

Оставшись один, губернатор лениво подошел сначала к окну, где посмотрел на Чесапикский залив, спокойная синяя гладь которого сверкала под ослепительным солнцем, затем к каминной полке, где понюхал розы в вазе из голубого фарфора, потом приблизился к спинету и одним пальцем наиграл мелодию застольной песни "Так выпьем же за короля" — и наконец, остановившись перед стоящим в углу шкафом, повернул торчащий в его дверце ключ и начал изучать библиотеку главного землемера.

— Хм, что у него здесь? — проговорил его превосходительство. — "Странствия" Перчеса, ну конечно; "Общая история Виргинии, Новой Англии и Летних островов", неплохо; "Добрые вести из Виргинии", хм, должно быть это о чем-то таком, что было тут до меня; "Общественное благо без частного интереса", хм! А это что такое? "Ареопагитика. Речь о свободе печати от цензуры, обращенная к парламенту Англии", 1644 год. Джон Мильтон![75] Этот лицемер, изменник и цареубийца! Вот это автор, вот это тема! Слава Богу, что в этой колонии нет ни школ, ни печатен, и вряд ли они тут появятся. Смелый же человек этот наш главный землемер, коль скоро он в наше время держит при себе столь пагубную литературу. "Разоблачение и бичевание пороков", "Anglia Rediviva", "Литания Джона Бэствика" Ого! Ну, Майлс Кэррингтон, Майлс Кэррингтон, смотри у меня! "Воззвание Сиона против прелатства", проклятие! "Речь мастера Хэмпдена"[76], смерть и ад! "Eikonoklastes"[77], чтоб демон унес мою душу!

Произведения, написанные авторами-пуританами, сторонниками власти парламента и противниками англиканской церкви и короля.

Губернатор с громким стуком захлопнул дверцу шкафа, с побагровевшим сердитым лицом воротился к своему креслу и сидел там, погруженный в думы, покуда в комнату не вошли мистрис Бетти и мастер Пейтон, за которыми шли двое рабов, несущих обильное угощение.

Час спустя в комнату явился главный землемер, приведя с собою полковника Верни, сэра Чарльза Кэрью и капитана Лэрамора.

Главный землемер с достоинством извинился перед его превосходительством за то, что в силу непреодолимых обстоятельств заставил его ждать. Его превосходительство, держась очень прямо, выслушал его и холодно обронил:

— Майор Кэррингтон может не беспокоиться. Мне было чем поразвлечься.

— Все в графстве знают, что мастер Пейтон хорошо умеет развлекать, — с поклоном молвил главный землемер, улыбнувшись этому молодому господину.

— У мастера Пейтона были другие занятия, — сухо сказал губернатор. — И я боюсь, что его остроумие слишком легкомысленно, а его сонеты и мадригалы слишком исполнены преданности помазаннику Божию и его Церкви, чтобы сосуществовать с той достопочтенной компанией, с которой я только что имел дело. Я должен поздравить главного землемера Его Величества с обладанием такой библиотекой, которая не сыщется ни в одном другом доме верноподданной королевской колонии Виргинии.

Кэррингтон посмотрел на шкаф и прикусил губу.

— Я рад, — чопорно ответствовал он, — что ваше превосходительство нашли способ скоротать время.

— Это поистине отборное собрание, — молвил губернатор, говоря вкрадчивым тоном, но с сердитым блеском в глазах. — Могу ли я спросить, кто выбирал эти книги; кто с таким тщанием собирал воедино белладонну и ядоносный сумах?

— Я сам выбираю, что мне читать, — надменно ответил Кэррингтон. — И не понимаю, какое дело сэру Уильяму Беркли до…

— Это переходит все границы! — воскликнул губернатор, дав волю своей ярости и ударив рукою по столу. — Это мое дело, майор Кэррингтон, и как порядочного человека, и как губернатора этой колонии и представителя Его благословенного Величества короля Карла Второго, да низвергнутся все враги его, как явные, так и скрытые. Это мое дело, что человек, занимающий высокий пост в этой колонии, держит у себя — и читает и перечитывает, ибо этот экземпляр изрядно захватан — это гнусное измышление еще более гнусного ума, эту вредоносную, бессовестную, дьявольскую запрещенную книгу под названием "Eikonoklastes"!

— Если сэр Уильям Беркли сомневается в моей благонадежности… — свирепо начал Кэррингтон.

— Майор Кэррингтон, вы слишком популярный человек, — так же свирепо оборвал его губернатор. — Когда в тот черный день десять лет назад фрегаты узурпатора вошли в Чесапикский залив и, захватив нас врасплох, принудили меня (да простит меня Бог) покориться, кто, как не Майлс Кэррингтон, радушно принял четверых комиссаров (комиссаров, которых парламент круглоголовых отправил к губернатору короля)? Кто, как не майор Кэррингтон, был не разлей вода с этим презренным Беннетом и ренегатом Мэтьюсом? О, они пользовались своей властью мягко, я этого не отрицаю! Они были милостивы и кротки; они оставили верноподданным дворянам — своим бывшим друзьям — их жизни и земли; они удовольствовались изгнанием верноподданного губернатора в его усадьбу, а не в дремучий лес, где он бы погиб от рук дикарей. О, они были образцовыми деспотами! Что же после того, как колесо Фортуны снова подняло их наверх, могли сделать благодарные верноподданные дворяне, что мог сделать благодарный королевский губернатор, как не последовать примеру, который задали им они, и повести себя любезно с чиновниками почившей Республики? И, разумеется, еще более любезно они повели себя с тем, кто с таким достоинством уверял их, что он был всего лишь вынужден покориться требованиям времени и что у возвратившегося короля нет более преданного подданного, чем он. Когда Его Величество соблаговолил сохранить за этим дворянином должность главного землемера нашей колонии (по ходатайству его верноподданной родни в Англии), мы все, разумеется, были этому рады. Нет, возмущение у меня вызывает не прошлое майора Кэррингтона, а его настоящее. Ибо где в его случае то, что должно было бы кричать о его верности королю? Стоит мастеру Диггсу выехать из своей усадьбы, как какой-нибудь голоухий пуританский пес уже кричит ему из дверей своей лачуги: "Ренегат"! (прошу прощения за это слово, оно принадлежит не мне). Кромвелианцы и схизматики[78] из числа подневольных батраков плюют ему вслед. Но делают ли они то же самое, когда мимо них едет майор Кэррингтон? Клянусь Богом, нет! Напротив, они снимают перед ним шапки, как будто он самый главный из бунтовщиков. Достаточно упомянуть главного землемера Его Величества при кромвелианце, и тот оживляется, словно почуявший битву боевой конь. Более того, мне докладывают, что на своих тайных молельных сборищах схизматики молятся о том, чтобы он воротился в их лоно и стал вторым Моисеем, который выведет их из Египта. Даже квакеры находят для него похвальные слова. Майор Кэррингтон спрашивает меня, сомневаюсь ли я в его благонадежности! Ответа на этот вопрос я не знаю, но знаю, что недовольные и крамольники, обитающие в этом краю, смотрят на него слишком уж благосклонно. И что его благонадежность находится в том нежном возрасте, когда на нее может пагубно повлиять сглаз. — Губернатор, дошедший в своей ярости уже до белого каления, замолчал, чтобы перевести дух.

— Сэр Уильям Беркли, вы ответите мне за это! — с побелевшими губами промолвил главный землемер.