Древняя Спарта и ее герои - Лариса Гаврииловна Печатнова

руках наварха одновременно военной и политической власти, их тесный синтез и вызвали к жизни тот кратковременный феномен, который можно охарактеризовать как максимальное приближение навархии к царской власти. Этот момент отметил Аристотель, правда, несколько преувеличив значение навархии. По его словам, «наряду с царями, которые являются несменяемыми полководцами, навархия оказалась чуть ли не второй царской властью» (Pol. II, 6, 21, 1271а 38–40).

Лисандр — создатель спартанской империи

В последние годы Пелопоннесской войны фигура Лисандра закрыла и подменила собою Спарту. По крайней мере такое мнение сложилось у современников тех событий.

Деятельность Лисандра достаточно хорошо освещена в древней традиции. Однако если мы поставим перед собой задачу исследовать такие новые для Спарты элементы державы Лисандра, как институт гармостов, декархии и форос, то столкнемся с целым рядом трудностей. Дело в том, что ни один из древних авторов не дает целостной картины политической системы спартанской державы. И это вполне объяснимо: греческих авторов мало занимали сюжеты, связанные с государственно-правовой стороной жизни их полисов.

Мы уже говорили, что Лисандр, перенеся свой штаб из Милета в Эфес, собрал туда наиболее видных олигархов из греческих городов Малой Азии, тем самым положив начало их межполисному объединению. Ксенофонт полностью опускает эту сторону деятельности Лисандра, не желая давать оценку столь сомнительному предприятию, которое будет иметь нехорошие последствия для реноме Спарты. Он вообще очень осторожен в своих оценках деятельности Лисандра. Когда Ксенофонт писал свою историю, он уже знал, как сложилась судьба Лисандра, попавшего в опалу к царю Агесилаю, его личному другу и покровителю.

Об этом съезде олигархов сообщают поздние писатели — Диодор и Плутарх. Сообщение Диодора лаконично и, как всегда, когда речь идет о Спарте, не несет в себе ярко выраженного оценочного момента (XIII, 70,4). Краткий рассказ Диодора дополняет Плутарх: «Лисандр, созвав в Эфес в качестве представителей от городов людей, которые, по его мнению, возвышались над толпой умом и отвагой, впервые внушил им мысль о переворотах и создании власти Десяти, которая впоследствии при нем и установилась. Он уговаривал и подстрекал этих людей к созданию тайных обществ и внимательному наблюдению за состоянием государственных дел, обещая им одновременно с крушением Афин уничтожение демократии и неограниченную власть в родном городе» (Lys. 5,5).

Анализ текста Плутарха позволяет наметить те цели, которые мог преследовать Лисандр, приступая к объединению вокруг себя малоазийских олигархов. Конечно, в условиях войны с Афинами этот шаг прежде всего диктовался стремлением Лисандра изолировать Афины как идейный центр демократического движения. Сама же идея объединения олигархов в тайные общества с фиксированным числом членов, видимо, явилась симбиозом опыта, с одной стороны, олигархических гетерий в Афинах, а с другой стороны — чисто спартанских институтов, таких как криптия.

Уже на учредительном съезде в Эфесе в 407 г. среди его участников было немало личных друзей и гостеприимцев Лисандра. Именно там между ними состоялся сговор, целью которого было повсеместное уничтожение демократий афинского образца. Ориентация при этом на декархии (доел, «власть десяти») свидетельствует о том, что Лисандр с самого начала думал об установлении корпоративных тираний, а вовсе не о реставрации «законных» олигархий умеренного толка. Своим сторонникам он обещал, что в случае успеха «сделает их владыками в их городах» (Diod. XIII, 70, 4) и дарует «неограниченную власть» (Plut. Lys. 5, 5). Таким образом, под лозунгом восстановления «отеческих политий» Лисандр пытался создать в малоазийских полисах абсолютно беспринципные и циничные режимы, вербуя для них людей, подобранных по принципу личной преданности. Плутарх обратил внимание на то, что именно этот принцип был основным критерием для Лисандра: «Он (Лисандр. — Л. П.) назначал правителями не по признаку знатности или богатства: члены тайных обществ, связанные с ним союзами гостеприимства, были ему ближе всего» (Lys. 13, 7). Однако истинные цели Лисандра проявились несколько позже. В начале же своей политической карьеры Лисандр собирал под знамена «олигархической реставрации» всех недовольных господством демократических Афин.

Созданная Лисандром межполисная антидемократическая коалиция субсидировалась, вероятно, Киром Младшим. Гюстав Глотц в своей «Греческой истории» пишет: «Для Афин не могло быть ничего более губительного, чем удачная встреча в Сардах этих двух деятелей»[238]. Кир Младший, конечно, действовал согласно полученным от своего отца, царя Дария, инструкциям[239], но искренняя симпатия к Лисандру добавляла ему энтузиазма.

Когда по истечении срока своей первой навархии Лисандр вернулся на родину, в Малой Азии осталось достаточное количество преданных лично ему сторонников и друзей. При обсуждении в 405 г. кандидатуры на пост наварха две политические силы вне Спарты оказали давление на решение спартанского правительства: Кир Младший, уже вложивший немало средств в дело Лисандра, и руководители малоазийских городов, обязанные ему всем (Xen. Hell. II, 1, 6–7; Diod. XIII, 100, 7; Plut. Lys. 7, 2).

Весной 405 г. после годичного перерыва Лисандр вновь был назначен главой спартанского флота. Правда, на этот раз он не имел титула наварха, поскольку, согласно спартанским законам, никто не имел права более одного раза занимать эту должность. Но данное правило обошли, назначив Лисандра эпистолеем, то есть первым помощником при номинальном навархе Араке. В свою вторую навархию Лисандру удалось одержать победу над афинским флотом при Эгоспотамах, которая и решила исход войны. Как и все его предыдущие военные успехи, эта победа была одержана главным образом благодаря хитроумию и знанию человеческой природы. Лисандр просто обманул афинян своей кажущейся бездеятельностью и демонстративным нежеланием дать генеральное сражение. В результате он захватил пустые афинские корабли и уже на суше пленил огромное число афинских моряков, которые после пяти дней ожидания покинули свои суда, презирая трусливого и нерешительного спартанского командующего.

После победы при Эгоспотамах осенью 405 г. исход Пелопоннесской войны был уже предрешен. Афинского морского союза больше не существовало. И перед Спартой возникла небывалая по своим масштабам задача — реорганизация прежней афинской державы и выработка статуса новых союзных полисов. По всей видимости, Спарта могла выбрать три основных направления решения этой проблемы. Во-первых, предоставить всем городам бывшего союза автономию без каких-либо условий. Во-вторых, распространить на новых союзников те же права и обязанности, какие были у членов Пелопоннесской лиги. И третий путь — выработать принципиально новый подход к прежним членам Афинского союза и создать на месте афинской державы свою, спартанскую. Логика войны и победы в ней толкнули Спарту на авантюрный эксперимент. Она попыталась, не имея на то никаких финансовых и людских ресурсов и опираясь только на военную силу, взять в свои руки огромные пространства и создать подобие политического единства. Но Спарта не была в состоянии, по