Начинаем жить - Кожевникова Марианна Юрьевна

Теперь она терпеливо сидела на месте и ждала будущего родственника. Каково же было ее изумление, когда букет ей вручила черноглазая крутолобая малышка. Геля просто онемела. И мысли побежали быстро-быстро: вот уже и девочка есть! Как посмели скрыть, что у Милы дочка! А встречу сын, однако, срежиссировал здорово! Весь в нее! Потом побежали картинки: Андрей с Алешкой на пляже возятся. Она с Андреем в два голоса убеждает Нюту, что лучше Надежды и Лешки Лене не найти… И усмехнулась: закон жизни — проверка теории практикой. Что хорошо для Лени, то хорошо и для Димы. Мечтала — получи! К одному она не привыкла, что желания сбываются раньше, чем приготовишься. И вздохнула невольно: принимай, Ангелина Васильевна, от жизни подарки. А потом улыбнулась и девочке, и ее деду, будущему своему свату — принимать так принимать. Чего уж там! Естественное течение жизни.

— Ну, давайте знакомиться! — сказал сват. — Вы — Ангелина Васильевна?

Геля кивнула.

— А вы — Павел Антонович?

На этот раз кивнул он.

— Лучше просто Павел. А это Иринка, — продолжил он знакомство. Объяснять, кто такая Иринка, было долго, и он добавил для ясности: — Папа ее у нас за рулем, домчит вас мигом, хоть на край света!

Геля и этому не удивилась, в ее киношном мире все жены и мужья, вторые, третьи и пятые с любовницами и любовниками сосуществовали вместе то в дружбе, то во вражде, как оно, собственно, в жизни и положено. Папа так папа, она и на папу посмотрит. Это тоже правильно, когда есть ребенок, у взрослых должны быть хорошие отношения. Она же не мешает Диме с Николаем видеться и с женой Николая по телефону разговаривает.

Павел Антонович подхватил ее вещи. Геля притянула к себе малышку:

— Ну что, будем дружить? — спросила она, посмотрев в темные доверчивые глаза, и взяла Иринку за руку.

— А это что за коробки? — спросил Павел Антонович. — Тоже ваши?

— Не совсем. Это моего приятеля, Андрея, он своим домашним фруктов понавез.

Геля не стала объяснять, что тут и Нюта от души постаралась, банок с домашними заготовками насовала. И ей, Геле, целую сумку вручила, а она не стала отказываться — уж больно вкусны!

— Ах, это Андрея? — обрадовался Павел Антонович. — Ну, понятное дело! Вы идите вперед, а мы с Андреем сейчас все и вынесем.

Геля с Иринкой вышли из вагона. Андрей стоял у дверей рядом с проводницей и смотрел куда-то в сторону. Народ поредел, на перроне почти никого уже не было. Геля окликнула Андрея, спросила насчет коробок, но тот не ответил и все смотрел в сторону. Тогда и Геля тоже туда посмотрела. А там стоял невысокий крепкий мужчина с проседью, куда ниже Андрея, но чем-то на него похожий и в то же время совсем другой. Геля хорошо таких знала. Особая порода. Из тех, что с чертом. Они и одеваются с щеголеватой небрежностью, и ходят по-особенному, а уж взгляд! Закрутить могут кого хочешь. Так вот там стоял Сергей с чертом, а точнее, с букетом, да еще каким! — стоял и смотрел призывным взглядом на Нюту, смотрел с таким восхищением, что сдвинуться с места не мог. А Нюта, подтянувшаяся, постройневшая, в туфельках на каблуках, которые специально для Москвы приберегла, шла к нему, хоть и не торопилась, еще выговаривая каждым шагом давние обиды, но на губах уже расцветала особая женская горделивая улыбка, говорившая, что она приняла игру и былой хмель кружит ей голову. Она и о сумках своих позабыла, которые Андрей ей вынес. Не до сумок ей сейчас, не до хозяйства, потому что Сергей уже вручил ей букет — да такой, на который все будут оглядываться — привычно, ловко обнял за талию и повел, что-то рассказывая.

— Ну и куда я со всем этим добром? — Андрей комично развел руками, показывая на сумки. — У меня еще и своего полно в купе осталось. Обещал Серега отвезти, но уже и думать забыл — личную жизнь налаживает.

— Я тебя довезу, — важно пообещала Геля. — Меня сват встречает с машиной. Тем более и крюк делать не придется, в одном дворе живем!

Павел Антонович уже вытаскивал коробки из вагона.

— Сейчас я Иринку с Ангелиной Васильевной в машину посажу, — мигнул он Андрею, — мы втроем с Мишей все твое добро мигом до машины донесем и поедем, — пообещал он.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вот такой у меня братец, — вздохнул Андрей.

— А мне понравился, — сказала Геля.

— Ну, еще бы! — Андрей скользнул по ней снисходительным взглядом.

— А еще больше мне Нюта понравилась, — прибавила Геля, вспомнив сердитую домашнюю Нюту в халате и драных тапочках, разве сравнишь ее с этой с темным румянцем на смуглом лице, напряженную, ожившую. — Мужчина и должен действовать на женщину как живительный эликсир, — назидательно добавила она.

Андрей посмотрел на нее еще более снисходительно.

— Эликсиры мы потом обсудим, — пообещал он. — Веди, Паш, девчонок в машину, и будем с вещами разбираться.

Трое хозяйственных мужичков с вещами разобрались быстро. Две сумки Андрей затолкал в багажник поглубже.

— Эти с собой заберете, Иринка с Наташей южных фруктов поедят.

И уже сидя в машине, обратился к Геле:

— А ты знаешь, с какой компанией твой Дима в плавни поехал? С моей Асей, Валеркой и Ванюшкой. Так что внука я еще две недели не увижу! А с тобой за твою скрытность будет особый разговор!

— Что же они Иринку с собой не взяли? — поинтересовалась Геля, не обратив внимания на укор Андрея и думая о своем.

— А при чем тут Иринка? — сразу же вступил в разговор Павел Антонович. — У нее свои родители есть, они нам ее доверили. Ей с нами на даче лучше, чем в каких-то плавнях.

Геля закашлялась и не задала вопрос, который хотела было задать. Нет, оказывается, и мечты исполняются не сразу.

— Нет, в плавнях хорошо, — не согласился с Павлом Антоновичем Андрей Сергеевич. — Они там рыбу ловят, уху варят, я и сам бы махнул с ними, но тут, видишь, какая катавасия…

Глава 21

Саня всегда читал перед сном, и, поглядывая на коричневую не слишком пухлую, аккуратную папку, предвкушал, что вечером раскроет ее и узнает, что же там такое. Сухаризм или… Потом со вздохом себя окорачивал: скорее всего повестушки средней руки. А то и еще досаднее — заурядная графомания. После чехарды с Матиссом он на хорошее уже не надеялся. Неприятная вышла история. И хоть Виктор оказался человеком несимпатичным, его все-таки было жалко. Ободрали как липку московские крокодилы. Вера сразу в Викторе мошенника заподозрила, а зря. Теленок он, и ничего больше. А что, если это все кольцо из бабушкиного сундука воду мутит! Всерьез, разумеется, Саня ни в какую чертовщину не верил, но с ней было как-то удобнее. Не люди — гады и подлецы, а чертовня вмешалась и напортила. Кстати, о кольце. Он попытался матушку о нем повыспросить. Как-никак они с отцом в этом доме жили, вдруг свекровь невестке о чем-нибудь да обмолвилась? Оказалось, нет. Не говорила. Не делилась фантазиями о крепостной девушке и барине-дворянине. Может, из деликатности, чтобы мнимым дворянством не задавить. А может, чтобы на смех не подняла, не сказала, что все ее домыслы — ерунда на постном масле. Так и осталось загадкой, что это за кольцо, но с тех пор как оно опять в дом вернулось, Сане стало веселее, и он невольно опять ждал неожиданностей. И ждал их теперь от коричневой папки.

Подошел вечер, Саня понял, что пришла пора выспаться. Вчера они с матушкой проговорили чуть ли не до рассвета, потом он в Тверь сгонял туда и обратно, и теперь глаза у него слипались, как у маленького. Саня с наслаждением вытянулся на кровати, потом лег на бочок, завернулся получше в одеяло, потому что вечера стали зябкими, и мгновенно уснул.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Проснулся посреди ночи. Темно. В незашторенное окно видно небо и на нем звезды. И так ему стало уютно, оттого что он у себя дома. Он лежал и ни о чем не думал, наслаждался теплом и покоем. Потом в голове очнулись разные планы, соображения. Но вставать не хотелось. Спать тоже. Он дотянулся до выключателя, зажег лампу и взялся за коричневую папку.

Последнюю страничку перевернул, когда солнце заливало комнату яркими теплыми лучами. Свет солнца был под стать отрадному светлому чувству, которое мягко баюкало Саню. Приятный оказался собеседник. Незатейливые житейские рассказы, казалось бы, о пустяках. Но не пустяк внимательное человеческое сердце. Человек редко занят живым, живыми. Привычнее занимать себя мелким дребезгом неприятностей, жить в унылом ненастье досадных неурядиц, они по-своему тоже нужны, они подстегивают, взбадривают: беги, мол, беги, исправляй недочеты. Так подзатыльниками и тычками учат нерадивых учеников. Но захочешь — и будешь жить по-другому. Дружелюбно, с интересом. В каждом дне отыщется блестка, ты не затопчешь ее, заметишь, а когда оглянешься назад — позади мягкий ровный свет. Этим светом и полнится жизнь человека, и он может стать для других пусть маленьким, но светлячком…