Как ты там? - Фёдор Вадимович Летуновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом смысле работа действовала на меня разрушительно, но приносила постоянный доход и удовлетворяла эстетические потребности. Мне нравилось находиться в музейных хранилищах и рассматривать картины во время их регулярной описи. Так же я успел побывать в запасниках всех известных московских музеев, кроме Пушкинского, и прикоснуться к тем вещам, которые, вообще, мало кто видел.
Мне казалось, что музей – это всего лишь одна из работ, на которых я особо не задерживался больше года, но только когда 1 апреля 2014 года я вернулся из отпуска, который провёл в индийском штате Керала, то с ужасом понял, что не хочу больше приходить по утрам в этот особняк на Петровке, где меня подташнивает от одного только цвета стен в коридоре. А через пол года мне исполняется сорок лет, и у меня нет никаких готовых для реализации проектов, ни творческой энергии, ни перспектив. Я снова оказался в ситуации выжатого тюбика из-под зубной пасты, как это бывает после окончательного утверждения мучительно долго писавшегося и переписывавшегося сценария. Да только сейчас у меня не было ничего.
Конечно, за первый год я расслабился. Мне нравилось приходить в музей, как в некий творческий клуб и общаться с сотрудниками других отделов, а большинство моих коллег были молодыми людьми с хорошим чувством юмора, но постепенно многие из них ушли на более престижные работы. Уровень интеллекта в бригаде сильно упал, потому что остались в ней в основном те, кому просто повезло сюда устроиться, потому что других перспектив у них не было. И среди них – я. Слишком поздно осознав, как сильно может затянуть бездеятельная стабильность.
В самом начале 2013 года я влюбился в девушку из выставочного отдела на десять лет меня младше, а 13 марта, в сырую и снежную погоду возвращаясь домой с открытия выставки современного искусства Японии, сломал себе ногу, поскользнувшись на ступеньках на выходе из перехода метро. За двенадцать недель в гипсе и последующий восстановительный период я разработал комедийный сериал про жизнь художественной среды в месте, напоминающем Винзавод, но подобная история никого не заинтересовала. Продюсерам нужны были семейные саги, мелодрамы или такие молодёжные комедийные сериалы, которые будут понятны всей аудитории популярного канала.
На работу я вышел в июле, на самом пике лета и сразу почувствовал, что всё стало совсем невесело. Та девушка из музея уже уволилась, а те, кто остались, стали какими-то пафосными и надменными, поговорить с ними о чём-либо, кроме работы сделалось невозможным.
Теперь здесь царила атмосфёра отстранённости и ещё чего-то такого, чему я не сразу нашёл определение. Как будто в моё отсутствие все прошли через какое-то невидимое облучение, став мрачными и равнодушными существами, а атмосфера в бригаде совсем протухла. Накопилось большое количество взаимных обид и упрёков. Мне было очень странно наблюдать взрослых людей, которые ведут себя как дети, перекладывая друг на друга ответственность и отказываясь признавать собственные оплошности и ошибки.
В то время я уже стал забывать для чего именно я сюда пришёл. Ведь не имея способностей к взаимодействию с тонким миром, за эти годы я так и не вычислил ни одного опасного объекта, хотя многие из них действительно казались мне подозрительными.
Но тогда, в середине лета, я явно почувствовал – что-то случилось и в музее заработало мощное тёмное поле, влияющее на всех его сотрудников. Но что или кто именно его создаёт – узнать не в моих силах, пусть этим занимается Алла, а мне пора сваливать отсюда, пока я сам не превратился в скандального и пьющего неудачника. Впрочем, по московским меркам я и так уже считался порядочным маргиналом. За эти годы я успел растерять большинство связей, и уходить мне было некуда, поэтому, не в силах изменить внешнюю ситуацию, я занялся внутренней.
Делать зарядку я не переставал даже когда моя правая нога была закатана по колено в гипс, и это не так сложно, как может кому-то показаться, существуют вполне доступные асаны. Сам гипс мне сняли в начале лета, но всё оно ушло на восстановление прежних функций – я ещё долго не мог бегать, но зато у меня хорошо получалось крутить педали велосипеда. Осенью я стал раньше ложиться и вставать, далось мне это непросто, но труднее всего было побороть привычку квасить по выходным. Помню, как, стиснув зубы, я проезжал на велосипеде по летнему вечернему городу, среди гуляющих пар и сидящих в уличных кафе компаний – одинокий, трезвый и печальный.
Мне понадобился примерно год, чтобы из совы постепенно стать жаворонком. Вместо девяти я просыпался теперь в семь, и у меня появилось утреннее свободное время, чтобы спокойно заниматься своими делами. Тогда я думал, что если стану дисциплинированным, то у меня появится, наконец, время, чтобы писать и пусть не скоро, но получить результат. На сценарные дела я больше не ставил, решив, что пора возвращаться к написанию прозы – пространству, где меня никто не мог ограничить, но вернуться к этому оказалось сложней, чем я думал.
Проблема заключалась в том, что я утратил саму способность сосредотачиваться на написании текста и в свои выходные, когда я тупил перед экраном компьютера, мне с трудом удавалось фиксировать какие-то смешные истории про музей, напоминая самому себе антрополога, долго прожившего в изучаемом им племени аборигенов и утратившего мыслительные навыки.
Вот и случилось так, что организовав свой образ жизни и весной 2014 года приехав из Индии, я неожиданно ясно осознал, что мне больше не нужна эта работа. И пусть я не смог выполнить задание и распознать объект, из-за которого тут стало всем так хреново, пора отсюда сваливать, пока он и меня не уничтожил. Тем более, потратив несколько лет на обслуживание интересов других авторов, я постепенно начал забывать, что сам им являюсь.
Однако, не собираясь принимать спонтанных решений, я мыслил стратегически, планируя доработать год до конца, чтобы накопить денег на зимовку в Таиланде, а так же – что немаловажно – в апреле в Москву вернулся Илюша, которого ждало место в выставочном отделе нашего музея и мне показалось забавным с
