Стая - Виктор Точинов

Пришли почти все — лишь двое остались на воротах, плюс двое во внешнем охранении, — Мухомор после неожиданного дезертирства Водолаза отправлял бойцов на посты лишь парами. Явились все с оружием, расселись поближе к сцене, один организм (по прозвищу Кастет, из уцелевших отморозков-уголовников Мастера) — вообще взгромоздился на рояль в кампании с ручным пулеметом Калашникова. После чего на серьезный разговор пригласили начальника.

У Мухомора (хорошо помнящего старые времена), сразу, едва вошел, мелькнула ассоциация с отчетно-выборным партсобранием. Причем отчет придется держать ему. А главарем вполне могут выбрать кого-то другого…

Именно главарем. Потому что с этого момента собравшиеся в «Салюте» вооруженные люди перестали быть военизированной частью с более-менее армейской дисциплиной. Превратились в анархистскую шайку, где новой иерархии и новым порядкам предстояло еще устаканиться, — вполне возможно, ценой чьей-то крови.

Можно было попытаться вернуть все обратно — не вступая в разговоры, приказать разойтись. В случае отказа пустить в ход оружие, пристрелить зачинщика, — в роли такового выступал, без сомнения, Кастет.

Потому что любой командир носит в кобуре пистолет отнюдь не для того, чтобы палить из него в противника, — для того у бойцов куда более мощное оружие имеется. У командирского пистолета, собственно говоря, две функции. Во-первых, его обладатель может застрелиться, если облажался по-крупному, и плена либо позора не избежать. Во-вторых, командир может и должен добиваться от подчиненных выполнения приказа. Любыми средствами. А при злостном неподчинении в боевых условиях — застрелить ослушника. Не просто может, — обязан. Потом, выполнив приказ, подчиненный волен подать на командира рапорт вышестоящему начальству, его право. Но сначала исполни. Не обсуждая. Не расспрашивая о причинах. Пойди и сделай. Или сдохни. Когда на кону жизни всех, иначе никак. На том вся армейская дисциплина и стоит — на безусловном выполнении приказа. Диспуты и дискуссии — на гражданке.

Но Мухомор не стал тянуться к кобуре и восстанавливать дисциплину… Изрешетят, да и ни к чему. Можно сыграть и по чужим правилам, благо игра не затянется.

Как и ожидалось, требовать с начальства отчет стал Кастет. И его вопросы тоже оказались вполне ожидаемые. Что они тут делают? Зачем сидят? Чего ждут? Что за непонятные гешефты с господами заграничного облика крутит у них за спиной начальник? Что за куш от тех гешефтов ждет, и как намерен делиться?

Мухомор темнить не стал — чем больше его ответы совпадут с фактами, тем лучше. Нет никакой гарантии, что бойцы не подсмотрели и не подслушали то, о чем им знать никак не положено. Однако акценты и приоритеты в своей версии событий Мухомор сместил, и весьма сильно.

По его словам, дело обстояло так: новому руководству концерна они не нужны. А поскольку много знают — попросту опасны, стало быть, подлежат ликвидации. Единственный выход — разбежаться и затаиться. Но не сразу, поскольку бегать и прятаться без денег — дело заведомо проигрышное. И он, Мухомор, радея за общее благо, нашел покупателей на кое-какие уцелевшие в Логове материалы, — отыскал тех самых людей, что нанесли визит сегодня. Но есть одна загвоздка. Сами ведь собирали, и видели, в каком состоянии те документы — большей частью обрывки, остатки, клочки обгорелые… Нужен человек, который во всем этом понимает, сможет все разобрать, дополнить, восстановить. Такой человек есть. Не здесь, в Сибири. Но на него уже наложил лапу Герман, кое-кому из присутствующих знакомый. И не просто наложил — затеял какую-то свою игру. Расклад простой: не отобьем добычу у Германа — сделка не состоится. Тогда разбегаемся, как есть, с пустыми карманами. Отобьем — делим все поровну, без обид… Назвал и сумму. Сумма более чем впечатляла.

Про штамм-57 Мухомор не помянул ни словом. И никто другой про него не спросил.

А еще за кадром осталось самое главное: сделка не просто намечается, сделка УЖЕ СОСТОЯЛАСЬ.

У-ф-ф-ф… Он вытер пот, выступивший на знаменитом пятнистом черепе.

Сработало, поверили… Месяц назад несколько человек из засевших сейчас в «Салюте» ездили в сибирскую командировку, и понимали: коли уж за беглым ученым шла такая охота, — значит, стоил того… И радист, слышавший переговоры с Германом, подтвердил: да, так всё оно и было.

Агрессивный настрой собравшихся мигом повернулся против сибиряков. Почти все рвались тут же отправиться в путь и показать сибирским валенкам, каково между своими крысятничать… Мухомор и рад был бы их всех сплавить, да не сложилось. Кастет заявил, что большая толпа вызовет больше подозрений, да и кто-то должен остаться здесь, за «Салютом» да за сейфом с документами приглядывать (между слов слышалось: и за Мухомором тоже).

В результате долгих прений Мухомор остался-таки командиром — с весьма ограниченными, впрочем, правами. Состав сибирской экспедиции определили в девять бойцов, с Кастетом во главе. Тут же начали собираться, послали в Питер человека за билетами (и чтобы взял в разные вагоны; и в самом деле — ни к чему всей толпой светиться), укладывались, паковали оружие — в основном короткоствольное, багаж не должен вызывать подозрений своими габаритами…

К вечеру посланец вернулся, билеты нашлись для всех, на завтрашний поезд, — волна пассажиров, везущих детей к началу учебного года, как раз схлынула.

Мухомор, с дальним умыслом, пошел на еще одно грубое нарушение дисциплины: выкатил отвальную, десятилитровую канистру со спиртом. Посидели… Сам почти не опьянел — загодя принял две капсулы, весьма препятствующие означенному процессу, да еще, вдобавок к хитрой химии, проглотил полстакана растительного масла — средство дедовское, проверенное. Сидел, слушал пьяные разговоры, прикидывал, как избавиться от остающихся… Кое-что придумал — и рано поутру, когда все, кроме постовых, спали здоровым похмельным сном, воплотил придумки в жизнь.

Утро тянулось липко и медленно — команда поднялась, похмелилась остатками огненной воды, — разрешения у Мухомора никто и не подумал спрашивать, и он пожалел, что среди здешних запасов не нашлось флакона с каким-нибудь цианидом, это сильно бы упростило дело.

Потом все вообще покатилось кувырком: долго лаялись, кому идти под дождь, в наружное охранение, — кончилось тем, что не пошел никто. Слонялись по «Салюту», все при оружии, все настороженно поглядывали друг на друга, — а в особенности на тех, кто пытался уединиться вдвоем или втроем, хотя бы и с безобидной целью перекинуться в картишки…

Мухомор прекрасно видел, с какой скоростью боевое подразделение превращается в вооруженный сброд, но не пытался ничего предпринять. Так оно даже лучше.