Николай II. Расстрелянная корона. Книга 2 - Александр Тамоников

– О чем может думать император государства, ведущего войну?

– На фронте все так плохо?

– Поражение нашей армии приобретает катастрофический масштаб, что угрожает существованию страны. Сможем ли мы изменить обстановку и остановить врага, или нам придется, как в восемьсот двенадцатом году, отойти далеко в глубину страны? Неужели принесенные жертвы были напрасны?

Александра Федоровна присела в кресло.

– Мне кажется, ты сильно усложняешь ситуацию, Ники. У России большие возможности, боеспособная армия, практически неограниченные ресурсы. Такое государство не может быть порабощено.

– Все это верно, дорогая Аликс. Но глубина страданий от войны, отправка мужчин на фронт, постоянные сборы денег и продовольствия для армии подрывают нашу мощь. Увы, без этого нельзя. Мобилизация ведет к неминуемой нехватке рабочих рук в сельских районах. В городах растет стоимость жизни. Сбои в работе железных дорог не позволяют вовремя подвозить продовольствие. Налицо и значительный приток беженцев. В народе говорят о предательстве, саботаже. Люди полны самых мрачных ожиданий.

– Русское общественное мнение, Ники, весьма переменчиво и склонно к преувеличению. Как в печали, так и в радости. Победы вызывают в народе восторг и патриотический подъем, поражения тут же рождают панику, необоснованные обвинения, поиск надуманного врага. Такова Россия, Ники. Я всегда говорила, что ты сам должен возглавить русскую армию. Ты в первые месяцы войны придерживался той же мысли, но поддался уговорам министров и жалел об этом. Я же все видела и сейчас замечаю.

– Да, Аликс, мне тяжело быть вдали от войск. Здесь я словно в какой-то прострации, постепенно теряю решимость и волю. Повсеместно распространяются нелепые слухи, и, что печально, люди им верят. На фронте же у всех одна идея – победить любой ценой. Несмотря на потери, отступления, солдаты и офицеры не сомневаются в полной победе. Это я почувствовал во время поездки на фронт. Там люди дерутся и умирают за свою страну. Я тоже хочу быть среди них, а не во дворце. С другой стороны, у меня нет веских причин для отстранения от командования великого князя Николая Николаевича. В первый год войны он доказал свою преданность монархии, продемонстрировал характер и волю. Такой человек не способен на предательство.

– Я не была бы столь категорична. Да, авторитет великого князя растет, несмотря ни на что. Но в этом-то и кроется опасность.

– О чем ты говоришь, Аликс?

– О том, дорогой, что великий князь способен погубить тебя. Имея неограниченное влияние в войсках, ему совершенно не сложно довести дело и до дворцового переворота. Я уверена, что Николай желает занять трон. До меня тоже доходят сплетни об этом. Многие говорят о заговоре, цель которого – чуть ли не насильственное заточение меня в монастырь, естественно, во время твоего отсутствия.

– Это полная чушь. Кто передает тебе подобные слухи? Впрочем, можешь не отвечать. Это, конечно же, Анна Вырубова, которая боготворит Распутина. Не он ли вкладывает в ее уста эти грязные домыслы? И потом, почему ты стала вмешиваться в политику?

– Мое единственное желание, Ники, быть полезной тебе. Теперь насчет Григория. Вспомни, как он спасал нашего Алешу, когда ученые врачи считали, что сделать ничего нельзя!

Николай резко встал:

– Господи, Распутин, Распутин, Распутин! Да, он спаситель сына, да, ему удается то, что за гранью восприятия, но ты уже отождествляешь его со всем русским народом. Я благодарен старцу за его заботу о сыне, но не кажется ли тебе, Аликс, что Григорий начал влезать в дела, совершенно его не касающиеся?

Александра Федоровна вздохнула:

– Вот, Ники, и тебя настроили против Распутина.

– Никто не настраивал меня, и Григория я не прогонял. Он живет в хорошей квартире, по-моему, даже со своей дочерью. Я не препятствую вашему общению. Ты считаешь его посланником Божьим, чудотворцем – сколько угодно. Но к делам государственным я его не допущу!

– Хорошо, – согласилась Александра Федоровна, видя раздраженность мужа. – Оставим старца в покое. Ты говорил, что у тебя нет причин сместить великого князя Николая. А разве во время тяжких испытаний, войны, в которой решается судьба государства, массы русского народа должен вести к победе не царь, а какой-то другой человек? Разве не царь является для русского мужика символом единства, величия и славы страны, главой государства? Великий князь Николай затмил собой образ помазанника Божьего. Скажи, пожалуйста, за какие такие заслуги он представляется спасителем России? За то, что армия, находящаяся под его командованием, терпит одно поражение за другим?

Николай возразил:

– Но он добивался и крупных успехов.

– Вот именно что добивался, когда вся ситуация способствовала этому, война только начиналась, и Вильгельм не держал на русском фронте значительных сил. А стоило кайзеру изменить стратегию, и куда делись наши успехи? Вот ты смотрел на карту. На Польшу. Она была русской, а сейчас чья? Чья Галиция? Где те успехи первого года войны?

Государь внимательно посмотрел на супругу:

– Ты стала неплохо разбираться в военном деле, Аликс. Откуда это? Насколько я знаю, в университете этому не учат.

– Этому учит жизнь, Ники. Сейчас, когда Россия переживает сильнейший кризис, ты просто обязан стать во главе армии.

Если бы этот разговор состоялся месяц назад, то Николай отклонил бы предложение жены. Но теперь, когда немцы захватили Польшу и продвигались по русской земле, колебаться он просто не имел права. Вовсе не Александра Федоровна сыграла тут главную роль. Государь сам принял решение возглавить русскую армию. Но Николай Александрович не желал обидеть горячо любимую супругу, видел ее переживания и искреннее желание помочь мужу. В тот вечер он сделал вид, что поддался на уговоры.

Николай улыбнулся и сказал:

– Ты права, Аликс, настало время мне встать во главе армии. Я принимаю это решение.

Александра Федоровна обняла мужа:

– Ты настоящий государь великой державы.

– Благодарю, Аликс. Ступай!

– А ты?

– Мне еще поработать надо.

– Но уже так поздно, дорогой!

– Я недолго.

– Буду ждать тебя.

Николай поцеловал супругу.

Как только императрица вышла, он достал из коробки папиросу, закурил. Решение принято: царь встает во главе своей армии. Но как обосновать отстранение от должности великого князя Николая? То обстоятельство, что он будет снят в период поражений русской армии, как бы является признанием его ответственности за эти неудачи, хотя винить в этом великого князя никак нельзя.

Произошло то, что и должно было. Вильгельм, взбешенный отказом России заключить сепаратный мир или хотя бы перемирие, бросил на восток значительные силы, дабы наказать строптивого родственника.

Однако в обществе сложится мнение, что император отстранил Николая Николаевича от командования, наказывая его за промахи, допущенные в управлении войсками. Ситуация несправедливая и оскорбительная для великого князя.

Но и оставить Николая Николаевича без должности тоже никак нельзя. Слишком уж велик его престиж в армии. Это надо учитывать.

Остается одно решение, пожалуй, самое удобное – назначить Николая Николаевича генерал-губернатором Кавказа и командующим войсками, противостоящими Турции. Так государь и решил.

20 августа 1915 года в Царском Селе по указанию императора был собран Совет министров. Никто, даже глава правительства, не знал, по каким вопросам государь созывает совещание.

На повестке дня оказался один пункт. Николай объявил о своем решении освободить от занимаемой должности великого князя Николая Николаевича и взять Верховное командование армией в свои руки.

Данная новость шокировала всех без исключения министров. Они начали уговаривать государя изменить решение, говорили, что оно может иметь серьезные последствия для общего положения страны.

Министры напоминали царю о его многочисленных обязанностях, не связанных с армией, убеждали Николая Александровича не брать на себя дополнительную нагрузку. Находясь большую часть времени не в столице, а в ставке, почти в пятистах верстах от Петрограда, император не сможет осуществлять эффективное управление государством.

Немаловажным доводом являлось и то обстоятельство, что царю не стоит становиться во главе войск в столь критический момент. Ведь в случае новых поражений резкой критике, исходящей из всех слоев общества, подвергнется уже не великий князь, а сам государь, что неминуемо грозит подрывом его авторитета и власти в целом.

Однако Николай отверг все доводы, просьбы, попытки убеждения. Он не изменил своего решения, вечером 22 августа попрощался с семьей и с немногочисленной свитой отбыл в город Могилев, куда в то время была переведена ставка. На следующий день Николай подписал приказ, которым объявлял войскам о своем решении лично возглавить их.