Минное поле политики - Евгений Максимович Примаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще один сюрприз. В Москву по приглашению директора СВР С. Н. Лебедева приехал директор СИС Джон Скарлетт. Посол Великобритании пригласил узкий круг лиц из СВР, Совета безопасности и МИДа России на встречу с ним. Среди приглашенных был и я. Провели прекрасный вечер. Высказывали близкие или совпадающие взгляды по ряду мировых событий. Много шутили. И не вспоминали о минувшем. Но иногда я ловил на себе — или мне это показалось — испытывающий, настороженный взгляд Джона…
«Кроты» в СВР
Самый большой вред разведке приносили предательства отдельных ее сотрудников. Собственно, эта беда, очевидно, не обходит ни одну спецслужбу в мире, но она особенно остро чувствовалась на этапе становления СВР, борьбы за ее выживаемость.
Гнусное лицо предателей было видно невооруженным глазом. Еще до моего прихода в разведку в мае 1991 года с помощью английских спецслужб перебрался в Англию находившийся в Норвегии под журналистским прикрытием подполковник Бутков. Облик Буткова определяет хотя бы то, что в конце 1997 года он и приехавшая в Англию его любовница — жена сотрудника российского посольства в Осло, на которой он впоследствии женился (свою супругу Бутков бросил) — были арестованы британскими властями и приговорены к тюремному заключению за преступные финансовые махинации в их предпринимательской деятельности. А сколько в средствах массовой информации, в том числе российских, писалось об «идеологическом борце» Буткове, вынужденно связавшемся с английской разведкой!
В начале 1991 года не вернулись из загранкомандировки два сотрудника научно-технической разведки — подполковник Илларионов, работавший в Италии под прикрытием должности вице-консула в Генуе, который при содействии американских спецслужб выехал в США, и майор Гайдук, работавший старшим инженером в торгпредстве в Оттаве.
Уже при мне, в 1992 году, бежали в США два сотрудника СВР из Бельгии и Финляндии. И самым, пожалуй, крупным предателем оказался полковник Ощенко, находившийся в командировке в Париже. Он был завербован английской спецслужбой и тайно вывезен в Великобританию. Все трое тоже были из научно-технической разведки, а Ощенко даже ждало повышение в Центре, куда он должен был вскоре прибыть, так как его загранкомандировка близилась к завершению.
Что явилось причиной его поспешного бегства? Ознакомившись с выводами специально созданной комиссии, я заключил, что, может быть, он боялся возвращения, так как перед новым назначением в Центре должен был пройти очередную проверку, которая с большой степенью вероятности могла показать его преступную нечистоплотность — как выяснилось, Ощенко присваивал себе часть средств, выделяемых ему для расчетов с источниками. Были достоверные данные о том, что Ощенко представил своим хозяевам из СИС наряду со списком агентуры совершенно другую версию своего поспешного ухода из Парижа.
Я здесь пишу о предателях. А сколько было неудавшихся вербовочных подходов за это время к сотрудникам наших спецслужб, особенно перед тем, как они заканчивали свою работу в загранучреждениях и возвращались в Россию.
Став директором СВР, я ознакомился с документом Центрального разведывательного управления США по методике вербовочной работы. ЦРУ создало своеобразную «модель вербуемости», выделяя такие черты объекта, как «двойная лояльность», самовлюбленность, тщеславие, зависть, карьеризм, меркантилизм, сексуальная неразборчивость, склонность к пьянству. Особое внимание предлагалось обращать на факты неудовлетворенности служебным положением, семейными отношениями, жизненные трудности, сопровождаемые стрессами. Что касается идеологической, политической подоплеки вербовки, то в модели ЦРУ она отсутствовала. По словам двух бывших директоров ЦРУ Р. Хэлмса и У. Колби, они не знали ни одного советского или российского перебежчика, который перешел на сторону противника по идеологическим соображениям.
С феноменом предательства я столкнулся еще задолго до того, как возглавил СВР. Был обозревателем в «Правде» в то время, когда арестовали Пеньковского — сотрудника Государственного комитета по науке и технике, полковника ГРУ. Масштабы того урона, который он нанес обороноспособности СССР, несомненно, были более чем значительными. Его вербовка была успехом ЦРУ. Все это бесспорно. После того как советская контрразведка установила его связи с представителями Центрального разведывательного управления США и он был арестован, в зарубежной печати, как это обычно бывает, стали создавать вокруг него ореол героя.
В то время Пеньковский уже сидел на Лубянке, и одному из моих коллег по «Правде» предложили написать о нем материал в газету. Ему устроили встречу с Пеньковским, который тогда еще не знал, что объявлено во всеуслышание о его задержании, — очевидно, таков был прием следствия с целью получить как можно больше его признаний. По словам корреспондента «Правды», Пеньковский принял его за представителя ЦК («Где-то я вас видел») и умолял использовать его несомненные возможности и связи для двойной игры. «Я сделаю все, — говорил Пеньковский, — чтобы нанести соизмеримый с моим отступничеством вред американцам». Это ли не раскрывает истинный облик такого «героя»?
Не был «идеологом» и О. Гордиевский — бывший заместитель резидента внешней разведки в Лондоне, которого завербовали еще во время его работы в Дании. Много интересного и необычного о деле Гордиевского мне рассказал один из бывших руководителей внешней контрразведки ПГУ. Гордиевский, который попал под подозрение, был вызван в Москву якобы для оформления его назначения резидентом. Во время продолжительного дебрифинга (активное целенаправленное собеседование), который проводил рассказывавший мне об этом генерал в отставке, Гордиевский был близок к признанию. И именно тогда он стал зондировать возможность его активного использования против англичан, даже предлагал различные «гарантии» того, что будет «надежно» действовать на этом направлении. Об этом результате первого дня работы с Гордиевским доложили руководству КГБ.
Работники внешней контрразведки были уверены, что на следующий день он полностью признается во всем. Но вдруг поступил сверху приказ: дебрифинг прекратить, наружное наблюдение снять, направить Гордиевского на отдых в подмосковный санаторий (?!). Оттуда он и сбежал и был английской разведкой тайно переправлен через границу с Финляндией.
Дело Гордиевского еще больше утвердило меня в мысли о необходимости усилить и упорядочить работу внешней контрразведки. При этом нужно было обойти несколько «подводных камней». Ни в коей мере такое усиление не должно было нагнетать атмосферу подозрительности в СВР, не разрушать ни прямо, ни косвенно обстановку доверия к сотрудникам. Одновременно следовало избавиться от любых проявлений беспечности. Не было никакого сомнения в том, что служба безопасности в разведке должна быть собственной. Вместе с тем эта служба должна самым тесным образом взаимодействовать с ФСБ, на что и была сориентирована.
Наконец, далеко не простой вопрос о реализации получаемой от ценных источников информации. Порой нелегко быстро привести в соответствие интересы зашифровки наших ценнейших источников с необходимостью принятия срочных мер в отношении разоблаченных предателей. А бывало и так, что мы сами проявляли нерасторопность, граничащую с халатностью. Об этом, например, может свидетельствовать история предательства Льва Резуна, известного на Западе чуть ли
