Меч и щит - Виктор Федоров

Они оборачиваются ко мне, и у всех блестят в руках ножи. Я хватаюсь за меч, но его почему-то на месте нет, и тогда я выхватываю кинжал и бросаюсь на вратника, стоящего перед желтым драконом. Это ничем не примечательный мужчина лет сорока — сорока пяти, в желтом балахоне того жунтийского колдуна. Мне откуда-то известно, что он — Тот, Кто Знает, и я хочу прихватить его с собой в странствия по мирам, лишив возможности слиться с Великим Безымянным. Но на меня со всех сторон набрасываются другие вратники, и мы катимся кучей-малой по каменному полу. Каким-то чудом мне удается расшвырять врагов и подняться на ноги, однако, видя, что к вожаку вратников все равно не пробиться, я бросаю кинжал прямо ему в сердце. Он с жутким воплем падает, но остальные вратники набрасываются на меня, осыпая ударами ножей, и на полу снова образуется свалка из тел, в которой я отчаянно борюсь, теряя силы…

Глава 14

Тут я проснулся. Оттого, что меня тряс, как грушу, Улош.

— Что?.. Где?.. Как?.. — забормотал я, толком не очнувшись от кошмара.

— Ты метался, — коротко ответил Улош.

— Метался? — тупо переспросил я.

— Да. Словно с кем-то боролся. Я решил, что тебе лучше сделать это наяву.

И, произнеся сверхдлинную для него речь, Улош снова умолк, но теперь я уже окончательно проснулся и вспомнил весь сон. И одновременно почувствовал во всем теле боль от множества ушибов. Стащив кольчугу и фуфайку, я осмотрел свою грудь и руки. Так и есть, сплошные синяки, словно отходили цепом. Или же… Внезапно вспомнив кое-что, я снова натянул фуфайку и направился к подземелью. Если трупы из здания вынесли и бросили за валом, то в подвал часовые никого не пускали, и мертвецы лежали там в полной неприкосновенности. Я их не рассматривал, но, помнится, среди них было и тело в желтом балахоне… и как раз напротив бронзового дракона.

Я целеустремленно двинулся прямиком к этому трупу, перевернул его, лежащего ничком, на спину и посмотрел в лицо. И отпрянул. Это было лицо Того, Кто Знает из моего сна. И хотя он, как и все в этом здании, задохнулся от дыма, на груди зияла рана от удара кинжалом. Однако желтизну балахона не нарушало ни единое красное пятнышко, словно из пробитого сердца не вытекло ни капли крови.

Во время боя я не испытывал ни малейшего страха, мне было просто не до того. Но сейчас я задрожал всем телом. На плечо утешающе легла рука Улоша, — и я с трудом, но овладел собой.

— Хорошо, что я спал не снимая кольчуги, — прохрипел я. — Может, и ты ее наденешь?

Улош никогда не надевал доспехов тяжелее лорки, говоря, что воина должно защищать его умение, а не латы. Это убеждение он в какой-то мере передал и мне, но я все же считал, что в гуще боя, когда тебя могут ударить с любой стороны, одним умением не отделаешься, нужна еще и броня. Однако Улоша я в этом не мог убедить. Он лишь покачал головой и спросил, показывая на тело в балахоне:

— Кто?

— Их вожак, его называли Тот, Кто Знает. Он и другие пытались убить меня во сне и убили бы, если б не ты. Сходи-ка за Хрольфом, а? — Меня бы, конечно, больше устроил Дион, но за неимением матерого мага сойдет и усердный ученик.

Улош кивнул и направился к выходу из здания, поскольку Хрольф всегда ночевал, завернувшись в тулуп, рядом со своим драгоценным грузом.

Когда Улош привел заспанного Хрольфа, ратники уже начали подыматься и готовить завтрак. Войдя в здание, Хрольф, видимо, уже уведомленный Улошем о случившемся, подозрительно принюхался. И тянул носом воздух, пока чутье не привело его к очагу, где он поднял с пола иедогоревшие сухие листья.

— Откуда это? — спросил он.

— Да валялось в кладовой несколько кип этих черных листиков, — сообщил один словоохотливый ратник. — Ну мы с ребятами и пустили их на растопку, пока с вала дров не принесли.

— Все ясно, — изрек юнец с видом знатока. — Наркотические видения, так это называется по-научному.

— А нельзя ли попроще? — вежливо осведомился я. — Так сказать, для непросвещенного народа. Что это за листья?

— Чюнь, — коротко ответил Хрольф и одним этим словом уничтожил закипающее во мне раздражение.

Я, разумеется, слышал о чюне, произрастающем, насколько известно, только в Джунгарии. Его сушеные листья курили любители сладких грез и безусильного блаженства. Из всех известных людям способов одурманивания этот был всем дурманам дурман, доводящий своих курильщиков и жевальщиков до полного одурения и равнодушия ко всему, кроме новой дозы чюня. Джунгары зарабатывали на его продаже колоссальные деньги, и вдобавок он расчищал дорогу их завоеваниям, медленно убивая тех, кто мог бы им сопротивляться. К счастью, в Антию эта отрава не проникала по той простой причине, что была для антов слишком дорогой. По этой же причине я никогда не видывал страшных листьев чюня и, естественно, не мог их узнать.

— Ты хочешь сказать, что все увиденное мной во сне было просто бредом? — недоверчиво переспросил я Хрольфа.

Прежде чем ответить, ученик мага обошел все здание, совершая странные движения руками, и направился к подземелью. Я сделал часовым знак пропустить его и пошел следом. В подвале Хрольф внимательно изучил все тела, задержавшись подольше у трупа в желтом балахоне, и наконец остановился перед обезглавленным бронзовым драконом-копилкой.

— Не просто бред, — заключил он. — Тут чувствуется какая-то злая магия. Она в телах и особенно в этом идоле. В нем ее столько, что он мог бы быть… — Тут Хрольф умолк, не закончив фрасы, и покачал головой.

— Чем он мог бы быть? — не выдержав, нарушил молчание я. — Говори уж, не тяни.

— Амулетом, — ответил Хрольф. — Но я никогда не слышал о таких гигантских амулетах. Хотя вообще-то я еще мало знаком с магией, — нехотя признался он. — Если это действительно амулет, то ему, видимо, отводилась задача создавать у собравшихся в здании видимость присутствия их Великого Безымянного. Для этой же цели, скорее всего, понадобился и чюнь. Но без головы этот дракон явно ослаб, иначе не только тебе пришлось бы бороться во сне с уже убитыми врагами.

Гм. Мне как-то не пришло на ум спросить у воинов, не привиделось ли им во сне что-нибудь этакое. Хрольф между тем, осмотрев отрубленную голову, поинтересовался:

— Ты каким топором его ударил, мой принц?

— Да обычным, боевым, — с удивлением ответил я.

— Нет, я имею в виду — бронзовым или железным?

— Не обратил внимания. Но можно узнать у ратника. Я его помню. — Я знал в лицо и по имени всех пятьсот своих воинов.

Мы поднялись наверх, и я без труда отыскал чистившего свое оружие Гейра.

— Бронзовый, — сообщил я Хрольфу. — Это имеет какое-то значение?

— Огромное, — самодовольно улыбнулся юнец. — Если б ты ударил идола железной секирой, то кумир потерял бы всю свою магическую силу. А так он потерял ее лишь частично.