Без названия (Я вскочил с дивана) - неизвестен Автор

- Позвольте! - будто припоминая, воскликнул Липкин, и от волнения облизал свои припухшие губы, как и там, в спортзале у Долланского. - Вы тоже ходите заниматься?! - спросил он.

"Ну... Отродье!.. И притворяться же умеет!.." - подумал я.

- Да, - торжествующе подтвердил я слова Остапа Моисеевича.

- Так... - сказал он, обращаясь ко мне, - вы принесли положенные документы? - Видимо, он продолжал вынуждать меня прийти в ярость, в раздражение. Он думал, что я сорвусь, и он все же, разведя руками в непонимании, наберет телефонным диском задуманные 03.

- Вот они, - ответил я, полез в карман и вытащил бумаги.

- Хорошо! - недовольно подытожил Липкин. - Идите сейчас, пожалуйста, с Васильевым, - и он бросил короткий, ножевой взгляд на молчаливого следователя и снова обратился ко мне и добавил, - и сдайте эти документы ему.

Васильев усиленно посмотрел мне в глаза, будто завуч на провинившегося ученика в присутствии директора школы.

- И все же, - настойчиво сказал я, - я недоволен вашими действиями и считаю мх противозаконными!..

- Скоро, очень скоро все, что вы задумали, - сбудется! - сказал Липкин.

- Не понял... - озадаченно возмутился я, - что сбудется?

- Читайте последние постановления партии и правительства, - то ли съязвил, то ли неумело пошутил Остап Моисеевич.

"Ну, это уже слишком, - подумал я. - Какая тупая наглость!.. При чем тут партия, постановления и правительство?! Абсурд или очередная уловка? В дураках меня хочет выставить!"

- А вы сегодня будете у Долланского? - неожиданно даже для самого себя спросил я.

Остап Моисеевич помолчал... Васильев тем временем уже вышел из кабинета. Я оказался один на один с Липкиным.

- Советую вам не уходить отсюда в таком настроении, - будто о чем-то предупредил меня Липкин и состроил дружелюбную физиономию.

- А что может случиться? - поинтересовался я.

- Всякое может произойти, - ответил Остап Моисеевич и добавил: Птицы - великолепное зрелище, не правда ли?

- Да... - вслушиваясь и анализируя, произнес я.

- Всегда хорошо, что в меру хорошо! - сказал Остап Моисеевич.

- Не понял? - насторожился я.

- Дело в том, что если птицы очень большие, то они могут и заклевать насмерть! - заключил Липкин.

- Это предупреждение? - спросил я.

- Это размышления вслух, - ответил Остап Моисеевич и снова гадко улыбнулся.

Я вышел из кабинета. Поднялся к Васильеву, отдал ему документы и молчаливо покинул мрачное здание законности.

На улице, сразу же напротив отделения милиции, находилась бочка с пивом на колесах. Возле нее стоял Остап Моисеевич. Он залпом сдул одуванчик пены со своей кружки и начал пить прозрачно-коричневый настой из нее, искоса провожая меня брезгливым взглядом.

Я свернул за угол...

Прямо в автобусе я решил проехать свою остановку, выйти на конечной и направиться в церковь!

Так я и сделал.

В метрах ста от храма за мной увязался какой-то цыганенок лет девяти-двенадцати на вид. Я шел очень быстро, а он перебирал ножками по ледяному асфальту, поскальзывался, но семенил рядом со мною и приставал:

- Дядь! Дядя!

- Отстань, - говорил я.

- Дядь! Дай двадцать копеек! - не унимался мальчуган.

Наконец я остановился, оценил своего просителя: растерзанные ботинки вместо шнурков завязаны веревкой, а там, где должны быть шнурки - торчат клочки снега; пальто нараспашку, в бахроме, а глаза - озорные и липучие!

Я сунул ему в замурзанную ладонь двадцать копеек.

- Держи, - сказал я и пошел дальше.

Но мой преследователь вовсе и не подумал от меня отставать. Он снова побежал рядом.

- Дядя! Дядя! - опять повторял он.

Я продолжал идти быстро и молчал.

- Дядь! Дядя! Рвусь-Русь! Россия - Рос и я - Россия! Сэр - Эсер СССР!..

Я остановился. Меня удивил этот необычный способ зарабатывать деньги.

- А как же будет "Мистика"? - спросил я и покосился в улыбке на цыганенка.

- Мистка? - опешенно переспросил он.

- Нет же, - заулыбался я и повторил по слогам, - мис-ти-ка.

Мальчуган задумался.

- Да... - сказал я, - не знаешь!.. И я, признаться, тоже не знаю. - И я зашагал было прочь, как цыганенок окликнул меня:

- Дядь! Дядя!

Я замедлил шаги и, продолжая медленно уходить от мальчугана, обернулся в его сторону.

- Миссия - Мис и Я - Мистика! - проорал мальчуган обрадованно, помахал мне рукой и увязался за другим прохожим.

"Да... Ты прав, парень... - подумал я, - Наташа и я, Мис и я... Мистика!.. Это близко..."

Я ступил на паперть городского храма. Десятки больших и малых колоколов ловко и медно зазвонили. Священник во всем черном угрюмо подергивал веревочки вразнобой. Вся прохожая зала церкви была пронизана музыкой перезвона. Мягко и трепетно отозвалась душа...

Я плавал в золотистом аромате храма среди свечечных огоньков и беззвучно молил Господа услышать меня: "Господи, - говорил я, даже не шевеля губами, - опереди меня в негодных решениях моих и прегради путь к ним! Да созреет сердце мое, и пусть оно даст росток радости! Господи! Останови неуемную волю мою и обступи меня верой Божественной!.."

Я не заметил, как уже плыл по улицам среди расступавшихся прохожих, говорливых и оборачивающихся мне вслед: я чувствовал это... И так, беззвучно, я проплавал весь день...

Дома я оказался один.

Мне стало тоскливо. Негодование, вначале бесформенное, а потом осознанное и направленное, просыпалось, росло и крепло. "Бога нет!.. вспоминались слова, - но есть что-то вроде него!.."

Негодование перерастало в ненависть и, наконец, я уже яростно метался по комнате от окна к дивану.

Я озлобленно отрицал все! Я ненавидел все! Зажимая свое тело в кулак, я был готов ударить себя о стену, сбросить с пятого этажа, размозжить об пол! Я орал про себя на себя и на все на свете!

Потом я достал бутылку вина и отпил его...

Вскоре моя сокрушительная жажда притупилась. Я бросил свое тело на диван, и оно обмякло, теперь уже в сладком блаженстве.

Еще с утра между лопаток на позвоночнике я ощущал необычное - будто кто-то незримый придавил свинцовым пальцем один из позвонков моих или этот позвонок налился свинцовой тяжестью. А иногда этот позвонок обозначался роем шипучих мурашек или его словно кто-то щекотал...

Я еще не заснул, но уже как бы контурно осознавал себя в преддверии сна.

Тем не менее я все осознавал. Я чувствовал, что позвонок начал наливаться свинцом все сильнее и сильнее. Затем, неожиданно, свинцовый сгусток начал передвигаться вверх по позвоночному столбу. Вдруг свинцовый сгусток остановился на затылке... Он тяжелел и тяжелел, мне казалось, что он провалится в череп! И тут, интуитивно, я помог ему: мысленно я передвинул его дальше, выше, по черепу к макушке. Здесь он опять остановился... Я не знал, что будет сейчас, но вдруг ясно почувствовал, как еще один сгусток мурашек зашевелился у меня в копчике! Я ожидал, что же будет дальше. Сгусток мурашек начал расти, будто напористый фонтанчик, и подниматься по позвоночнику к макушке. Наконец, его напор стал невыносимо сильным. Мощный фонтан мурашек напирал на свинцовый сгусток, засевший на макушке. И вот этот свинцовый сгусток, будто пробка из-под шампанского, выстрелил из макушки и улетел куда-то вперед меня, растворился, а освободившийся фонтан мурашек вырвался на свободу и хлестал над моей головой: я ощущал его струи и брызги! Но самое неожиданное случилось дальше: вдруг все мое тело начало выдвигаться куда-то вперед! Оно выдвигалось из моего же тела, лежащего на диване. Я чувствовал себя в теле, но мое земное тело, будто мумия, оставалось позади меня! Потом какая-то бездна, полная невесомость, ощущение полета в абсолютно черной бездонности. Теперь все отчетливо прояснилось: я осознавал и ощущал, что выдвинулся из своего земного тела, где-то приблизительно по пояс, и я висел далеко за диваном, пространство комнаты я тоже понимал и мог, мысленно, ориентироваться в нем. Правда, пошевелиться никак не мог. Очень хотелось сглотнуть слюну, это мне мешало, я пытался это сделать, но не получалось, а горло мое клокотало, и я его чувствовал на уровне живота своего другого тела, и я уже начинал понимать, что это телоастральное! Все же мне удалось с невероятными усилиями проглотить слюну, промочить окаменевшее горло земного тела, и тут же я снова ощутил себя в своем прежнем человеческом состоянии. Астральное тело исчезло, точно его и не было!

ДВА ЗВОНКА И ВСТРЕЧА

Больше ни на одном из занятий у Долланского Остап Моисеевич не присутствовал, больше меня никто не тревожил повестками из отделения милиции, даже все люди вокруг меня стали какими-то обыденными и невзрачными...

Я продолжал встречаться с Викой. Она все приближалась ко мне, а я испытывал неловкость, холодность, но вида не подавал! И там, где не хватало мелодики моих, где-то оборвавшихся, чувств, я доигрывал сам, по памяти...

Моя мама весьма глубоко и основательно ушла в свою докторскую диссертацию. Страшно полюбила тематические командировки по стране. Часто ее не бывало дома по неделям.