Братство дороги - Марк Лоуренс

Принцы подошли ближе. Прежде чем Гомст смог возразить, Йорг уже забрался на крышку и встал на каменный барельеф скелета.

− Принц Йорг! Вряд ли это прилично!

Проигнорировав Гомста, Йорг опустил руку и, схватив протянутую ладошку Уильяма, с криком «Малыш!» поднял его к себе.

Гомст поправил свое облачение и поднял фонарь, чтобы мальчикам было лучше видно.

− Итак, вы знаете, где эти последние сто четырнадцать лет покоились кости Кейна Анкрата... но где была его душа?

Уильям пожал плечами.

− Вон там? − указал Йорг на соседний гроб, крышка которого изображала стройную королеву.

− В раю! − поднял было Гомст руку для подзатыльника, но, вовремя вспомнив, что затылок принадлежит принцу, опустил. − В раю веселится с ангелами и вкушает амброзию.

− А где бы он был, если бы убил своего отца − неважно по какой причине?

Мальчики молча поглядели на него прищурившись.

− Он бы провел эти годы в муках, в адском пламени! − Гомст подсветил лицо снизу, придавая ему демонический образ. Он отвадит Уильяма Анкрата от греха, прежде чем ребенок слишком повзрослеет, чтобы его можно было спасти. − Горел бы в Геенне огненной, не имея и надежды на избавление. Вот, мальчики, почему необходимо повиноваться Господу во всем и отвергнуть грех. − Он пристально посмотрел на Йорга, надеясь обрести союзника. − А что есть самый большой грех?

− Блудить с верблюдами? − нахмурился Йорг.

− Нет! А где это вы такое слышали? − Опять Гомсту пришлось на полпути опустить занесенную для затрещины руку.

− Это было в Библии, − плотно сжал челюсти Йорг. С вызовом.

Гомст метнул на Уильяма свирепый взгляд:

− Величайшим грехом является убийство своего отца.

− А верблюды? − не унимался Уильям.

Рука Гомста приняла решение за него. Он шлепнул младшего принца по затылку, достаточно крепко, чтобы свалить его с гроба. Мгновение спустя, стащив Йорга с его прапрадеда, он зашагал прочь, потянув мальчика за собой.

− Это для его же блага! Нужно вселить в него хоть немного страха. Даже не знаю, что король Олидан сделает с ребенком, если увидит, что тот пришел к нему со штыком. Но сделает он намного хуже, чем это! Ваш отец не настолько великодушен!

Йорг семенил следом, даже не пытаясь высвободить руку.

Гомст оглянулся. Он увидел, что принц Уильям сидит в сгущающихся тенях у основания гроба и потирает затылок.

− Ваш брат очень скоро последует за нами, − сказал Гомст. − Он не останется в темноте.

Но его уверенность поколебалась, когда, достигнув дальнего конца склепа, они так и не услышали звуков отчаяния или преследования. Гомст повернулся, но не увидел ничего, кроме темноты.

− Он видит наш свет, − сказал Йорг.

Гомст колебался, его охватило беспокойство, пальцы, которыми он ударил мальчика, до сих пор саднило. Оставшись один в темноте, любой нормальный ребенок уже рыдая бежал бы за ними, напуганный. Он стиснул зубы и, зайдя за угол, направился дальше по длинному коридору. Пройдя пятьдесят ярдов, Гомст остановился.

− Подождем здесь.

− Не нужно было его бить, − сказал Йорг. − Теперь вы стали его врагом.

− Это для его же блага, − огрызнулся Гомст, раздраженный тем, что вынужден объяснять свои действия ребенку.

− Но не для вашего. − Свет фонаря придал лицу Йорга зловещий оттенок. Гомст не ожидал увидеть подобное выражение на лице шестилетнего ребенка. − Теперь вы и мой враг тоже.

− Я? − вскинулся Гомст. − Почему, во имя Господа?

− Вы ударили моего брата, − с этими словами Йорг сел, прислонившись спиной к стене, и больше ничего не сказал.

Тянувшиеся секунды складывались в минуты, а определить количество прошедших минут отец Гомст затруднялся. Пожалев ноги, он присел рядом с Йоргом. Его мысли носились по кругу − объяснение, которое он предложит королю, если что-то пойдет не так, дорога, которой он сбежит из Анкрата, собор, в котором будет искать убежище... А в центре этого круга находился образ маленького белокурого ребенка, одиноко лежащего в темноте в расплывающейся луже крови.

− Он, должно быть, ушибся!

− Нет, − отозвался Йорг. − Я видел, как он встал.

Гомст снова открыл рот, но ничего не сказал. Стены, казалось, давили со всех сторон. Сырой воздух недостаточно насыщал легкие. Их обступала темнота, полная призраков − не Анкратов, безмолвных в своих могилах, но тех неугомонных орд, которые пали под их мечами.

Наконец, когда пламя фонаря начало мерцать, Гомст встал:

− Мы должны вернуться.

− Он победил, − сказал Йорг.

Гомст склонил голову. Это была правда:

− Я священник, − сказал он, − результаты наших усилий проявляются через годы.

Они вернулись той же дорогой, свернули за угол, прошли вдоль склепа, мимо пустых арочных входов в камеры, где покоились остальные Анкраты, мимо камер, где однажды обретут свой вечный покой король Олидан и королева Роуэн.

Мерцающий свет фонаря выхватил из темноты ребенка, сидящего на четвереньках в позе упыря на черных костях скелета Кейна Анкрата. Уильям медленно, словно собираясь явить лицо ночного монстра, а не херувима, поднял к ним голову.

− Мне здесь нравится, − сказал он.

− Время возвращаться, принц Уильям, − протянул руку отец Гомст.

− Если Йорг будет королем всех людей наверху... я мог бы быть королем всех мертвых, − сказал Уильям. − Тогда бы мне не пришлось его убивать, чтобы стать королем. И мы оба могли бы быть королями.

Гомст понял, что его протянутая рука дрожит. В мальчике была такая уверенность, словно его глазами смотрел какой-то очень древний дух.

− У мертвых нет короля, Уильям. Пойдем с нами.

− Так вот почему отец убил Джастиса? − спросил Уильям. − Он послал его вперед, чтобы он ждал меня там? Ждал, чтобы помогать мне?

Гомст почувствовал на своих плечах груз тяжелее, чем взгляд Олидана, тяжелее, чем Высокий Замок, возвышающийся над ним на сотню футов. Простая ложь. Простая ложь, чтобы спасти мальчика от гнева отца.

− Верно? − спросил Уильям.

− Да.

И Гомст увел мальчиков из темноты.

− Вы солгали, − прошептал Йорг на лестнице, когда Уильям отстал.

Гомст ничего не ответил. Ложь нежна и услужлива. Правда сурова и полна острых углов. Она редко кому помогает. Иисус сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня». Но в Высоком Замке имел значение только один отец, и это был не Гомст и не Господь.