50 знаменитых бизнесменов XIX – начала XX в. - Юрий Пернатьев

Если его отец был мечтательным простаком, любил при случае пустить сентиментальную слезу и писал дурные стихи в подражание Байрону, то Альфред в первые же дни отправил Байрона на растопку: он не любил стихов и ненавидел романтиков. А чуть повзрослев, самостоятельно колесил по Германии, Австрии и Пруссии в поисках новых клиентов. Подросток проявил недюжинную силу воли, деловитость и трудолюбие, исполняя одновременно должности бухгалтера, упаковщика и коммивояжера, разъезжавшего от одного двора к другому. Испытывая большой недостаток в деньгах, он зачастую не мог уплатить даже за пересылку заказов.

Вскоре, купив хороший костюм, он отправился в Лондон, надеясь все-таки выведать пресловутый секрет, который свел в могилу отца. «Англичане глупы и легкомысленны, — писал молодой промышленник своему управляющему. — Они устроили мне экскурсию по своим заводам, будь готов — я зарисовал много полезных механизмов». Правда, рецепт сверхпрочной стали Альфред так и не добыл, но зато позаимствовал у «легкомысленных британцев» идею машины по изготовлению вилок и ложек, которая принесла ему немало денег. Заработанные средства он вложил в разработку собственной, крупповской стали.

Только через десять лет счастье ему наконец улыбнулось. Круппу удалось запатентовать свои исследования. Это сразу улучшило материальное положение семьи. Альфред, в отличие от своего отца, вырос прагматиком и не верил в сторонних доброхотов, предпочитая платить людям твердую ставку. Но уж в этом случае он требовал от них полной отдачи. В 1848 г. на его заводе работало уже 100 человек, которые помимо прежнего ассортимента приступили к изготовлению ружейных стволов.

К этому времени Альфред уже не довольствовался завоеванием рынков в Пруссии. Совместно с венским предпринимателем Шелером он основал новую фирму «Крупп и Шелер», а также открыл в Бернсдорфе, в Австрии, еще один завод.

В 1854 г. Крупп отлил свой первый артиллерийский ствол, который через три года на Лондонской выставке был удостоен высшей награды. С тех пор крупповские заводы начали специализироваться на выпуске боевых орудий и снарядов и постепенно стали одним из главных поставщиков этой продукции для различных держав. Интересно отметить, что первыми серьезными заказчиками артиллерийского вооружения оказались египетский хедив и турецкий бей, а в Европе к Круппу с подобными предложениями обращались сначала только мелкие немецкие княжества, Швейцария и Бельгия.

В начале 1860-х гг. заказчиком Круппа стала и Российская империя. В 1878 г. после турецкой кампании российское правительство поручило ему изготовить полное новое вооружение для полевой артиллерии общей численностью 1800 орудий.

Во второй половине XIX в. сфера промышленной деятельности немецкого бизнесмена значительно расширилась. В нее помимо заводов стали входить рудники и шахты. В частности, в 1868 г. Альфред Крупп приобрел угольные участки в Ганновере, скупил 500 рудников в Германии. Для сообщения между отдельными частями своей промышленной империи он купил 4 парохода, построил собственную железную дорогу.

Каждая новая война приносила фирме гигантские прибыли, а Крупп становился все мрачнее и раздражительнее: давала о себе знать накопившаяся за много лет усталость. Бисмарк порекомендовал ему собственного врача: Альфред страдал бессонницей, нервными расстройствами, несварением желудка и временами впадал в затяжные депрессии — боязнь смерти (ему было уже шестьдесят лет) отравляла существование. Медик отправил Круппа на курорт, откуда пришло сногсшибательное известие: старый холостяк женится!

Берта Эйшхофф, дочь влиятельного налогового инспектора, была вдвое моложе Альфреда, из всех добродетелей предпочитала аккуратность и два раза в год ездила в Карлсбад пить воды. В окружении праздных бездельников Крупп чувствовал себя совершенно потерянным, и когда на одном из вечеров он увидел Берту, то искренне обрадовался: когда-то их представляли друг другу на званом обеде в честь победы прусского оружия и девушка произвела на него хорошее впечатление. Теперь Берта благосклонно внимала его рассказам о призах, которые пушки Круппа получили недавно на ежегодной выставке в Берлине, и отмечала про себя: «Обходителен, красив, богат». А та беспомощность, с которой влиятельный магнат иногда озирался вокруг, пробудила в ней совсем уж материнские чувства — и дело было сделано.

«Оказывается, у меня есть сердце, — писал Альфред одному из немногочисленных друзей после женитьбы. — Я-то думал, там всего лишь кусок железа». Знакомые были ошарашены переменой, произошедшей с Круппом: прежде лет тридцать он не интересовался ничем, кроме оружия, называл карнавалы, литературу и политику скучнейшими вещами на свете, а тут вдруг стал появляться на балах под ручку с очаровательной супругой.

Но семейное счастье длилось недолго: Берта возненавидела Эссен. Что, собственно, и неудивительно — постоянные дожди, грохот самого большого парового молота в мире, дым и копоть от несметного количества сталелитейных фабрик могли испортить настроение кому угодно. Она жаловалась на головные боли и вскоре принялась кочевать с курорта на курорт, пробуя то лечебные грязи Локарно, то целебный воздух Ниццы. Через два года после женитьбы у Альфреда случился нервный срыв — он ни с того ни с сего устроил скандал на совете директоров, чего с ним никогда не происходило, поклялся всех уволить и исчез. После долгих поисков верные слуги нашли своего господина в дешевой таверне: надев платье садовника, он пил горькую, уставившись невидящим взором в стакан.

Альфред боялся появляться дома: неприятности шли нескончаемой чередой. Когда у четы родился первенец и отец был вне себя от счастья, врачи обнаружили у наследника врожденный ревматизм и астму. Это было результатом дурного климата Эссена, о котором все время говорила Берта, и Крупп проклял все на свете. Он задумал построить замок, достойный богатейшего человека Европы, но судьба, казалось, всерьез решила этому помешать. Сперва почти готовое строение снес мощный ураган, равного которому старожилы не помнили, затем случилось наводнение, первое за семьдесят лет. В день торжественного открытия на фасаде появились глубокие трещины, и всю центральную часть замка пришлось переделывать.

И все же замок Хагель был построен — гигантское мрачное здание из стали и камня. В нем было двести комнат, зал для приемов и оранжерея, но не нашлось места для библиотеки. На стенах не висело ни одной картины, а окна не открывались даже в самую жару: Крупп опасался сквозняков. Жена не прожила здесь и недели: она окрестила новое жилище холодной гробницей, вредной для нее и маленького сына. Альфред выслушивал ее истерики с ледяным спокойствием, и однажды Берта, в сердцах обозвав мужа бесчувственным болваном, покинула дом. Крупп бросил ей вслед только одну фразу: «У тебя есть два дня, чтобы опомниться», а по истечении этого срока спокойно приказал прислуге отослать фрау Крупп все ее вещи. Больше с женой он никогда не виделся.

С возрастом Альфред стал маниакально подозрителен — ему казалось, что все вокруг хотят его обокрасть — и каждый день он посылал своим управляющим ворохи противоречивых приказов и инструкций. К счастью, реагировать на причуды вздорного старика не было особой необходимости: на своих фабриках он не появлялся, а телефон к тому времени еще не изобрели. Мучаясь бессонницей, Крупп ночи напролет бродил по пустым комнатам замка, а затем, потушив свет, садился за очередные инструкции — из экономии он приучил себя писать в темноте, хотя мог бы скупить все свечные заводы Европы. После смерти в его кабинете нашли 30 тыс. таких инструкций, в том числе «Генеральные предписания» — своеобразную конституцию Дома Круппов, в которой Альфред скрупулезно расписал для будущих наследников правила управления империей. Там было регламентировано все, вплоть до цвета униформы рабочих.

Чтобы развлечься, старик иногда устраивал приемы (непременно вывесив в комнатах правила поведения в замке Хагель и расписание на день), но с легкостью забывал о приглашенных, и гости пользовались крупповским гостеприимством, так и не повидавшись с хозяином. Впрочем, в случае невыполнения правил (например, после десяти вечера запрещалось шуметь) Альфред немедленно направлял письменную жалобу проштрафившемуся гостю. Его раздражало все, даже черные чулки горничных, которым он приказал надевать только белые чулки. Его несносный характер выносил только Фриц, единственный сын и наследник.

Фриц был полной противоположностью своего отца, даже внешне — маленький, толстенький, классический «маменькин сынок». Все детство он провел с матерью на курортах и слыл изнеженным барчуком. Пока сыну не исполнилось 20 лет, Альфред и слышать не хотел о том, что Фриц когда-нибудь встанет во главе фирмы — он казался ему совершенно неспособным к серьезным делам. К тому же в 15-летнем возрасте ребенок всерьез увлекся археологией — эту дурацкую страсть отец пресек тотчас же, отправив его учиться на финансиста. Вскоре сын показал себя послушным и смекалистым парнем — днем докладывал папе о делах фирмы, а вечерами читал ему вслух.