Сестрички с Севера - Шэн Кэи

Цянь Сяохун чисто символически изучила билеты, Ли Сыцзян внимательно отсчитала деньги, и парень исчез в толпе, словно дым.

– Билеты поддельные! – сообщила работница вокзала на входе на платформу, где проверяли билеты. Ее слова прозвучали словно гром среди ясного неба.

– Поддельные? – взвизгнули девушки хором, словно подчиняясь какому-то условному рефлексу.

– Ну да, зачем мне вас обманывать? Где купили?

Фуражка с длинным козырьком закрывала кудрявые волосы женщины, напоминавшие курятник.

– На площади.

– Это спекулянты. Надо в кассе покупать, тогда не нарвешься на подделку. – Когда контролерша услышала, что они купили билет с рук на площади, то презрительно улыбнулась, словно сбросила тяжелый груз: снова перекупщики обманули народ, и поделом!

Девушки барахтались в людском море, словно бутылки с записками. Мало того, что они уже лишились денег на два билета, так еще и надо как-то прибиться к берегу, чтобы раздобыть билеты на поезд до дома. Скоро стемнеет, сегодня, понятное дело, уже не уехать, на повестке дня первым номером стоят уже не билеты, а место для ночлега. Девушки еще не успели забеспокоиться, как подвалила целая толпа людей в униформе с названием отеля, и они загалдели:

– Номера, номера! Железнодорожное агентство! Автобус бесплатно привозит и увозит! Билеты сто процентов не поддельные!

Девушки соблазнились на последний аргумент и сели в большой автобус, который отвез их в маленькую гостиницу в глухом предместье Гуанчжоу под названием Саньюаньли. В комнате стояли три кровати, койка стоила тридцать юаней, и всю ночь пришлось слушать разноголосый храп. На следующий день девушки наконец-то приобрели билеты, сели на поезд и под грохот колес направились к месту проведения соревнований лодок-драконов.

Сердце Цянь Сяохун тряслось вместе с вагоном, на душе было неспокойно. О случившемся между ней и мужем сестры особо и времени вспоминать не было, вот только неизвестно, забыли ли односельчане. В сумке лежали игрушки и лакомства для племянника, одежда сестре, она хотела и мужу сестры что-нибудь привезти, но передумала. Еще она везла шейные платочки, шпильки для волос, губную помаду и несколько десятков мелочей, чтобы раздарить подружкам. Иными словами, любому, кто ей улыбнется и поздоровается, Цянь Сяохун тут же вручила бы подарок.

Итак, Цянь Сяохун приехала домой. Она отсутствовала больше года и вот вернулась. В деревне, где не было никаких современных средств связи, новости, как говорится, без ног, а ходят, распространяются со скоростью, не уступающей скорости света. Цянь Сяохун еще и чашку холодного чая не успела с дороги проглотить, как соседи уже радостно ввалились в дом. Все наперебой повторяли, что она похудела и похорошела, щупали ее наряд, получали большой или маленький сувенир и уходили довольные. Старшая сестра тоже пришла, сестра – она и есть сестра. Старое не поминала, только расспрашивала младшую, что да как. Когда Цянь Сяохун достала из сумки одежду и подарила сестре, та зажмурилась от убийственно ярких цветов и пробормотала:

– Красиво, конечно, но куда я в таком пойду?

Цянь Сяохун ответила:

– Дома носи, по деревне так ходи, в огороде работай. Я тебе еще куплю.

Сестра горько улыбнулась и спросила:

– Сяохун, и все-таки ты чем в Шэньчжэне занимаешься-то?

– Работаю в отеле администратором, я же тебе писала.

Сестра покачала головой:

– Ты меня не обманывай, в деревне судачат, что ты… ты… занимаешься… ну, тем самым!

– Ничего подобного! Я собой не торгую! Я честно тружусь! Сестренка, ладно, другие люди не верят, но неужели и ты мне не веришь?

Сестра с грустью покачала головой:

– Не получается. Все, кто едет в Шэньчжэнь, идут по этой дорожке. Это общее мнение. Ты посмотри на себя. Ты так хорошо одета, какие могут быть сомнения? Ты не знаешь, какие гадости говорят!

Цянь Сяохун сначала немного рассердилась. То есть вся эта улыбчивая компания, оказывается, за спиной поливает ее грязью, захлебываясь слюной? Но как ни крути, а она уже перебралась в Шэньчжэнь и повидала всякое, с земляками мало общается, да и задерживаться в деревне не собирается, так что пусть перемывают ей косточки. Угнетало лишь то, что подруги детства шарахались в сторону, словно от Цянь Сяохун веяло несчастьем, холодно что-то отвечали и уходили с гордо поднятой головой, как положено женщинам, сумевшим соблюсти свою чистоту.

– Тьфу ты! Слепые ослы! Мать вашу! Стадо слепых ослов! – ругалась себе под нос Цянь Сяохун, искренне презирая этих самовлюбленных благочестивых свиноматок.

В первый же день Цянь Сяохун все ноги себе стоптала, несмотря на усталость после ночного поезда, оббежала всех соседей, а на следующий день позволила себе отдохнуть. Эти людишки, которые целыми днями возились в грязи и припасли по камню за пазухой, стали вдруг чистыми и непорочными.

Хотя возвращение Цянь Сяохун и нельзя сравнить с ударом молнии, однако ее приезд напоминал как минимум лампочку дневного света, которая осветила серые деревенские будни, привнеся в них свежую струю. Через несколько дней в дом Цянь Сяохун снова потянулась вереница односельчан, некоторые просили ее старшую сестру походатайствовать за них, чтобы Цянь Сяохун пристроила на работу их сына или дочь. Тетушка Чунь и сестру Цянь Сяохун попросила замолвить за нее словечко, и лично заявилась на порог. Из ее маленьких треугольных глаз без конца катились слезы, стоило подуть ветру, но при этом она верила каждой сплетне, которую этот ветер с собой приносил. Что касается сплетен про то, что Цянь Сяохун в Шэньчжэне торговала собой, то тетушка Чунь была среди тех, кто эти сплетни распространял, и подливала масла в огонь. Получив в подарок цветастую заколку, тетушка Чунь долго обдумывала, а потом воспользовалась моментом и снова притащилась к Цянь Сяохун. Сначала долго ни к селу ни к городу ею восхищалась и нахваливала, а потом протяжно вздохнула и взволнованно сказала:

– Сейчас учеба не по карману, дерут деньги за все, а наша средненькая совсем никчемная, оценки ужасные, в этом году мы решили даже не тратить денег понапрасну, так теперь дни напролет торчит дома, мозолит глаза, так тоже не пойдет. Сестричка, ты ее возьми с собой в Шэньчжэнь, пусть хоть подзаработает.

Вот ведь бесстыжая тетка, кругом треплет языком, что Цянь Сяохун в Шэньчжэне торгует собой, а тут вдруг хочет родную дочь в ту же яму спихнуть.

Тетушка Чунь вытерла глаза и постаралась напустить на себя скорбный вид, но Цянь Сяохун внезапно перескочила на другую тему:

– Тетушка, у вас все так же глаза слезятся от ветра, в следующий раз поищу, нет ли в Шэньчжэне подходящего лекарства.

– Ты такая заботливая! На самом деле я с глазами давно уже мучаюсь, ничего не поделать. А вот средненькую пристроить можно, ты не забудь помочь мне.

– Я поняла вас, тетушка Чунь. Только бы вы не побоялись ее со мной отпустить.

– Если уж с тобой побоюсь, то с кем тогда вообще не побоюсь?

Тетушка Чунь подлизывалась и даже не краснела. Сорокалетняя тетушка Чунь так захвалила Цянь Сяохун, что та на полном серьезе начала обдумывать, как помочь ее дочери, а потому сказала тетушке Чунь:

– Я вернусь в Шэньчжэнь и все разузнаю, а потом напишу вам. Ждите новостей!

Тетушка Чунь тут же обрадованно вскочила, сбегала домой и принесла с десяток яиц, которые вручила Цянь Сяохун со словами:

– У меня курочка быстро несется, окажи мне любезность и съешь побыстрее эти яички. Может, еще и собачатинки86 хочешь, а? Если хочешь, то я немедленно велю прирезать собаку.

– Тетушка Чунь, вы собаку ни в коем случае не трогайте, я после праздника «двойной пятерки» сразу уеду. Яйца я сварю и съем, а больше ничего не нужно. Вы и так слишком добры!

Цянь Сяохун увидела мужа сестры за столом в праздник «двойной пятерки». Это была типичная для этого праздника трапеза. Отец приуныл, во-первых, потому что Цянь Сяохун на следующий день уезжала, во-вторых, потому что все односельчане считали, что его дочь торгует телом в Шэньчжэне, что означало для него потерю лица.

– У нас же деньги есть, ты зачем такой срамотой занялася-то? – Отец выпил несколько глотков молодого вина и высказал то, что его мучило.

– На других-то мне плевать, но если даже вы мне не верите, то уже ничего не поможет. Кусок в горло не лезет! – Цянь Сяохун бросила палочки, а потом обратилась к сестре и зятю: – Вы мне тоже не верите?

Сестра молчала, словно кочан китайской капусты, а зять напоминал жующего осла и тоже не проронил ни звука. Он боковым зрением посматривал на Цянь Сяохун и обнаружил, что девушка выглядела куда моднее, чем раньше. В одно мгновение между ними пролегла пропасть. Разочарование оттого, что пташка из ладони улетела, стремительно заполняло его сердце. Он твердо решил, что перед отъездом, то есть прямо сегодня вечером, надо еще раз переспать с Цянь Сяохун.

Цянь Сяохун не могла есть, она молча сидела за столом, роняя слезы, а ее сердце остывало, как еда.