Русские подвижники 19-ого века - Евгений Поселянин

Всякую свободную минуту о. Моисей посвящал чтению, и, когда его отрывали от книги, замечал, где остановился, чтоб, исполнив дело, вернуться вновь к чтению. В трапезу о. Моисей ходил постоянно, и брал пищи понемногу. Дома же ел самое простое, и часто, для смирения себя, испорченное.

Непрестанным наблюдением за собою, о. Моисей приобрел кротость и молчание, и в минуту тревоги углублялся во внутреннюю молитву.

Однажды в Оптиной случился весьма убыточный пожар в гостинице. О. Моисей, зная, что все меры приняты, смотрел спокойно на огонь, который был потушен, когда против него стали с Казанскою иконою. Всегда молчаливый, особенно скрытен был о. Моисей, если кто пытался расспрашивать о его жизни и внутреннем его делании. Тут ничего нельзя было от него узнать. Когда кто говорил о. Моисею о его заслугах, он недоверчиво улыбался. Однажды посетил Оптину один архиерей — и, осмотрев скит, спросил о. Моисея, кто это устроил. О. Моисей уклончиво ответил, что это устроилось постепенно на здешнем месте.

— Я и сам вижу, что на здешнем, но кто именно построил?

— Настоятель с братиею.

— Говорят, что вы все это устроили.

— Я тоже при этом находился…

После таких ответов гость уже более не допытывался.

Говорил о. Моисей медленно, взвешивая каждое слово, и, слушая других творил молитву Иисусову, перебирая четки.

Одевался о. Моисей в простую, но чистую, по званию, одежду.

Подвиги поста и благотворения прикрывал иногда шутливым словом. Один торговец упросил о. Моисея купить бочонок сельдей, которые, по его словам, были прежде вкусные и сорта хорошего, да от жары испортились. Келейник нашел, что селедки вовсе не годятся и что их девать некуда.

— А ему-то, подумай, куда их девать, у нас все разойдутся, — и велел подавать себе к ужину по одной селедке, с хреном — и все их съел. Также иногда делал вразумление в виде шутки.

О. Моисей желал как-то купить для монастыря яблок сорта "добрый крестьянин". Один мужик привез ему много антоновки, и, когда архимандрит спросил про сорт, отвечал.

— Добрый крестьянин, батюшка, добрый крестьянин!

— Добрый-то, добрый, да не Антоном ли его звали? — сказал о. Моисей.

Великую нестяжательность, поражавшую в о. Моисее, развил он в себе смолоду. "Когда я был в Сарове, — промолвился он однажды, — присматривался я к тому, как кто живет и что имеет, и сказал себе: умру с голоду, но никогда в жизни ничего не буду иметь. Вот, и хожу всю жизнь с сумою". Как говорил келейник о. Моисея, он был "большой гонитель на деньги", а богат был, как сам выражался, только нищетою.

Когда, по кончине о. Моисея, открыли ящик, где он держал деньги, нашли один гривенник, застрявший между дном и стенкою.

— Верно батюшка не заметил его, — сказал его брат, о. Антоний, — а то он бы непременно и его истратил.

В 1856 году игумен Исаия приехал в Оптину повидаться с братьями Моисеем, — которого не видал 38 лет, и Антонием. (О. Антоний из Оптиной был взят в настоятели Малоярославецкого монастыря, и потом водворился в Оптиной на покое). В день коронации три брата служили литургию и молебен, представляя великий и трогательный пример.

В 1860 г. о. Моисей был утешен Высочайшим дарованием пустыни 108 дес. леса, весьма ей нужного. Хотя на обители был еще долг в 17 тыс. р., о. Моисей успокаивал себя тем, что принял ее с большим долгом, а теперь много запасов, и тем, что Господь силен пополнить эту нужду, что вскоре по кончине о. Моисея и случилось.

Ряды сверстников о. Моисея редели и редели. В 1860 году преставился о. Макарий, на 6 лет его младший; о. Моисею шел восьмой десяток к концу.

И в этом преклонном возрасте, подавая пример понуждения, о. Моисей отказался от чая по утрам, и стал еще больше заботиться о строжайшем исполнении устава. В то же время, дойдя до глубины смирения, он говорил: "Теперь дознал я, что, действительно, я хуже всех".

15 мая 1868 г., на 81 году, о. Моисей заболел карбункулом на спине, и уже больной ездил в Калугу. Здесь тяжкую скорбь причинил ему донос на него некоторыми из братии. 26-го о. Моисей пришел в устроенную им оптинскую библиотеку, и молча, как бы прощаясь, осмотрел ее. Вскоре к первой болезни присоединилась водяная. О. Моисея приобщали всякий день; он много страдал, но иногда, перемогаясь, подымался, чтоб заняться монастырскими делами. Лежа, он говорил вслух о пользе старчества, благословляя приходивших прощаться с ним иноков; и в болезни понуждал себя и уклонялся от услуг.

6 июня о. Моисей, сохраняя свое имя, постригся в схиму, при чем вид его был чрезвычайно благолепен.

Между тем, при слухе об опасном недуге о. Моисея, со всех сторон стали приезжать, чтоб проститься с ним, и больной оделял всех образками; их роздано было до 4,000. 14-го о. Моисей приказал вынести из комнаты все вещи и поместить пред собою икону Св. Тихона Задонского, стоявшую пред ним до кончины, последовавшей в день тезоименитства этого святителя. 15-го по движению руки умиравшего старца было замечено, что он благословляет отсутствующих. В это самое время, как узнали из полученного впоследствии письма, одно преданное старцу лицо в Петербурге в тонком сне видело, как о. Моисей благословляет поочередно членов его семейства.

16-го июня, в 10 часов утра, при чтении слов евангелия от Матфея: "Приити имать Сын Человеческий… и тогда воздаст комуждо по делам его" — о. Моисей тихо отошел.

О. Моисей погребен в Казанском храме Оптиной пустыни. С ним рядом лежит его брат, игумен Антоний. Над их общей могилой устроено богатое мраморное надгробие, иждивением г-жи Небольсиной, которой о. Моисей дал первый совет о принятии православия, и старанием оптинского постриженника (ныне архиепископа Варшавского) Ювеналия Половцова, которому принадлежит прекрасный труд жизнеописания о. Моисея, послуживший руководством при составлении настоящего очерка.

ОПТИНСКИЙ СТАРЕЦ ЛЕОНИД

Отец Леонид, в миру Лев Данилович Наголкин, родился 1768 года в г. Карачеве, Орловской губ., от простых граждан; в молодости, по должности приказчика, объездил почти всю Россию, приобретя тем большое знание людей и житейскую опытность. 29 лет от роду он поступил в Оптину пустынь, чрез два года перешел в Белые Берега (Орл. губ.), где и пострижен в иночество настоятелем, старцем строгой жизни, бывшем на Афоне, Василием Кишкиным; вскоре за пострижением рукоположен в иеромонахи. В монастыре о. Леонид обращал на себя внимание ревностью и постоянными трудами. Однажды клиросные, недовольные настоятелем, пригрозили ему, что не будут петь всенощную. Настоятель велел петь о. Леониду, с другим монахом. О. Леонид только что вернулся с лугов, где возил сено — и, пыльный, усталый, собирался ужинать; по слову настоятеля, он все бросил, и, как был, пошел исполнять его волю.

Удалившись на время в Чолнский монастырь, о. Леонид вошел в близкое духовное общение со схимонахом Феодором, учеником старца Паисия Величковского, архимандрита Молдо-Влахийских монастырей, восстановителя старческого руководства иноков.

В 1804 г. о. Леонид был определен настоятелем Бело-Бережской пустыни. Когда братия избрала его, он на квасоварне, в фартуке, был занят изготовлением для братии кваса, и прямо оттуда повезли его к архиерею.

В 1805 г. о. Феодор переселился в Белые Берега, и под его руководством много преуспел о. Леонид. В это же время был о. Леонид в общении с инспектором Орловской духовной семинарии, игуменом Филаретом (впоследствии митрополит Киевский).

В 1808 г. о. Леонид сложил с себя звание настоятеля — и чрез три года, ища уединения и безмолвия, последовал за о. Феодором в скит Валаамского монастыря.

Около шести лет прожили здесь подвижники, и своею мудростью и смирением привлекли к себе многих братий, которые стали обращаться к ним за духовным руководством. Один из валаамских подвижников, недоумевая, как, среди постоянных бесед, старцы сохраняют несмущенность и сосредоточенность, спросил их о том. — Экий ты, братец, чудак, — отвечал старец, — да я из любви к ближнему два дня пробеседую с ним на пользу душевную, и пребуду несмущенным.

За иноками стали искать советов старцы и миряне.

Настоятель Валаамский, видя себя как бы оставленным своими учениками и умаленным в своей чести, пожаловался митрополиту Петербургскому на пришельцев, возмутивших мир обители и введших новшества. Но произведенное следствие и заступничество архимандритов Филарета (впоследствии митрополит Московский) и Иннокентия (еп. Пензенского) показали истинную суть дела. Тем не менее, в 1817 г., о. Леонид и о. Феодор решили покинуть Валаам и водворились в Александро-Свирском монастыре. Здесь в 1822 г. последовала блаженная кончина о. Феодора. После кончины наставника своего, о. Леонид задумал искать уединенного места, чтобы поселиться там со своими учениками. Когда это стало известно, ему было сделано несколько предложений, и он остановился на новоустроенном о. Моисеем ските при Оптиной пустыне, в которой положил начало монашеству. "Того желала, — как говорил старец, — монахолюбивая душа нашего прежнего любителя и благодетеля преосв. Филарета" (Калужского, впоследствии Киевского).